Опрокинутый горизонт

– Хорошо, все это я знаю. но почему ты занимаешься биостазом?
– Не торопись. Теоретически – тут я настаиваю на слове «теоретически» – состояние биостаза может позволить организму застыть и законсервироваться на неопределенное время.
– Разве не так поступают уже теперь со сперматозоидами для экстракорпорального оплодотворения?
– Не только, еще и с эмбрионами на ранней стадии деления. Максимальное количество клеток при этом равняется восьми, но это единственные, так сказать, организмы, которые удается таким способом законсервировать, а главное, при необходимости оживить. Сохранение – это одно, возвращение к жизни – совсем другое. Наука в своем нынешнем состоянии столкнулась с физической проблемой. При очень сильном понижении температуры внутри тканей образуются кристаллы льда, разрушающие или повреждающие клетки.
– Что ты, собственно, пытаешься доказать?
– Ничего, мне хватает изучения явления, это занятие меня очаровывает. Криогенизация находится на пересечении нескольких дисциплин: медицины, физики низких температур, химии. Самое трудное – найти человека, способного все это совмещать.
– И ты стремишься стать таким «совместителем», дирижировать всем этим оркестром?
– Может быть, когда-нибудь… Имеет человек право на мечту?
– Зачем скрывать это от Джоша?
– У меня есть на то свои причины. Ты дала мне слово и, надеюсь, сдержишь его.
– Откровенно говоря, я не вижу ничего удивительного в том, чтобы посвятить ночь наблюдению за замороженными клетками. Можешь на меня положиться, я не подведу.
Люк, опять припав к микроскопу, пожал плечами.
– Брось! Ты принимаешь меня за фантазера. Не мешай работать.
Хоуп внимательно за ним наблюдала. Здесь была какая-то странность, она не сомневалась, что Люк что-то скрывает не только от Джоша.
– Знаешь, почему я выбрала эту специализацию? – спросила она, немного помолчав.
– Не знаю и знать не хочу.
– Чтобы синтезировать молекулу, которая воспрепятствовала бы развитию нейродегенеративных заболеваний.
– Гляди-ка! Вздумала покуситься на болезнь Альцгеймера, не больше и не меньше?
– На Альцгеймера и на всю его родню. Как видишь, я тоже занимаю место в когорте великих фантазеров.
Люк повернулся к Хоуп. От его проницательного взгляда ей стало не по себе.
– Когда-нибудь я тебе все объясню, но не сейчас. А пока оставь меня в покое. Раз ты сюда явилась, значит, у тебя тоже есть дела.
Почувствовав, что больше из Люка ничего не вытянуть, Хоуп отошла от него и села за другой стол.
В голове у нее беспорядочно роились мысли. Цепляясь за скудные знания, приобретенные на первом курсе, она силилась постичь, чем способна одарить медицину криогенизация. Однажды ей попалась статья об некоем эпизоде, зафиксированном в приемном отделении больницы в Питтсбурге. Там раненых в критическом состоянии подвергли глубокой гипотермии, чтобы дать хирургам время заняться их травмами. Температуру тела понижали до 10 градусов, погружая организм в состояние на грани клинической смерти, а потом раненого приводили в чувство. На основе холода, рассуждала Хоуп, в будущем можно будет создавать новые методы лечения. Ей хотелось понять, что именно заставило Люка тайком от Джоша укрыться в лаборатории на всю ночь.
Когда она подняла голову, оказалось, что Люк так и не отлип от микроскопа.
– А нельзя применить холод как технику маркировки при борьбе с раковыми клетками? – спросила она. – Предположим, перед сеансом химиотерапии понижаем температуру тела. По логике вещей, злокачественные клетки в спящем состоянии более уязвимы.
– Как и доброкачественные, – отозвался Люк. – Выскажи это предположение завтра на занятии. Посмотрим, как отреагирует профессор.
– Держи карман шире! Сначала я сама обкатаю свою гениальную идею.
– Гениальность заключается в том, чтобы додуматься до чего-то раньше всех остальных, – бросил Люк безразличным тоном. – Если, прежде чем сделать очередное гениальное открытие, ты дашь себе труд воспользоваться серверами, которые факультет предоставляет в твое полное распоряжение, то узнаешь, что уже несколько лет назад в небольшие опухоли стали вводить криозонды для снижения их температуры до минус сорока градусов. Внутри злокачественных клеток образуются кристаллы льда, взрывающиеся при нагреве. Просто поразительно, как далеко может уйти медицина за то время, что ты мешаешь мне работать.
– А вот грубить необязательно. Мне просто хотелось поболтать.
– Нет, ты докапываешься, чем я тут занимаюсь, а у меня нет на это ответа. Просто эксперименты, вот и все.
– Эксперименты какого рода?
– Такого рода, что мне, может быть, придется из-за них переходить на другой факультет. Потому я и тружусь ночью, потому и не хочу о них распространяться. Поняла?
– Поняла только, что теперь буду умирать от любопытства. Видимо, ты меня и вправду плохо знаешь. Ну, будешь говорить? Да или нет?
Люк перешел к ней за стол, взял ее за плечи и притянул к себе.
– Советую тебе хорошенько подумать. Если я поделюсь с тобой этой тайной, то ты волей-неволей станешь моей сообщницей.
– Уже подумала!
Но Люк вернулся на свое место, и Хоуп поняла, что сейчас больше ничего от него не добьется. Собрав свои вещи, она вышла из лаборатории. На сей раз она была слишком взбудоражена, чтобы бояться темного коридора.
У себя в комнате она опять растянулась на кровати и взяла смартфон, чтобы написать письмо. Прочитав написанное, она, поколебавшись, нажала на клавишу «отправить».
2
Зазвонил будильник. Джош открыл глаза, потянулся и нехотя вылез из кровати. Набрал в ладони холодной воды, потер щеки и, полюбовавшись в зеркале своей мятой физиономией, решил побриться под душем. Следовало применить все имеющие средства, чтобы выйти из сонного оцепенения.
После бритья он тщательно вытерся, посмотрел на часы и стал торопливо одеваться. Приближались экзамены, предстоял длинный день.
Он проверил, все ли собрано для занятий, заряжен ли телефон, в кармане ли часы, и выбежал из студии, захлопнув за собой дверь.
По пути он забрал из газетного ящика бесплатную университетскую газету и заторопился в кафетерий.
Устроившись за столом, чтобы позавтракать, он открыл в смартфоне свою почту. Взгляд сразу упал на единственное письмо, заслуживавшее прочтения на голодный желудок.
«Дорогой Джош,
 
не буду ходить кругами. Часть моей мозговой коры подбивает сказать тебе: «Не обижайся за вчерашнее», а другая недоумевает, зачем я вообще тебе пишу.
 
Целую (в щеку, конечно).
 
Хоуп».
Он боялся, что не сумеет написать такой ответ, чтобы она улыбнулась. Занятия были в разгаре, а он думал только об этом.
В ответ на вопрос Люка, почему он уже битый час таращится в потолок и что-то бормочет себе под нос, Джош ответил:
– Кажется, вчера вечером я нагородил Хоуп чепухи.
Только оказавшись вместе с ним в лаборатории, Люк задал второй вопрос:
– Ты рассказал ей о нашей работе?
– Нет, это здесь ни при чем. Я проводил ее до общежития, и у нас произошел странный разговор. Я думал, она пригласит меня к себе. Не знаю, как мне быть.
– Немудрено растеряться, когда у тебя целая толпа девушек!
– Хоуп не такая, и вообще хватит сказки рассказывать: романов у меня было всего ничего. Я ухаживаю за многими девушками, но не тащу их всех в постель.
– Это как посмотреть. Кому, как не мне, приходится потом выслушивать жалобы отвергнутых тобой красоток?
– В том-то и дело, что я их отвергаю! Скажешь, тебя это не устраивает? А кстати, где ты ночевал?
– Коротал ночь в лаборатории. Должен же кто-то заботиться о продвижении нашего проекта! Скажи честно, ты намерен все ей откровенно рассказать?
Джош сделал вид, будто обдумывает вопрос друга. Если бы он все решал сам, то давно уже уговорил бы Хоуп к ним присоединиться: ее помощь была бы неоценима. Но, зная Люка, он понимал, что спокойнее будет предоставить решение ему.