Шантаж чудовища (ЛП)
— Торн, — шепчет она.
На секунду я замираю, потом медленно поворачиваюсь к ней. Выражение в ее глазах ошеломляет меня, словно она хочет попросить меня не уходить. Но я тут же отбрасываю эту мысль. Она — манипулятор с огромным опытом. Я привез ее сюда против ее воли. Я не собираюсь поддаваться на ее старые трюки. Я не позволю ей вонзить свои когти в свою плоть и поверить в ложь просто потому, что я хочу, чтобы она так же сильно хотела меня, как я ее.
Она поднимается на локте. Ее ноги все еще разведены. Невольно мой взгляд устремляется к паху. Моя сперма вытекает, как крем из ее покрасневшей, опухшей плоти. И у меня сжимается живот от этого вида. Поэтому я тут же перевожу взгляд к ее лицу. Она смотрит на меня с очень странным выражением. Между нами воздух становится густым от невысказанных слов.
Черт, мне так хочется обхватить своими руками, обнять, пока она не заснет. Мои руки сами собой сжимаются в кулаки. Я не хочу, чтобы она увидела сколько власти имеет надо мной. Поэтому поднимаюсь, отворачиваюсь и выхожу из комнаты. Я должен держать себя в руках.
Я не должен позволять ей добраться до меня. По крайней мере, ей не следует видеть насколько я полностью и абсолютно одержим ею.
13.
Челси
Я вожу пальцем по тому месту, где его рука держала меня за шею, стоит закрыть глаза, и опять всплывает ощущение его руки вокруг моей шеи. Как он заставлял меня терять контроль. Это был не секс. Это было наше спаривание. На глубоком и примитивном уровне. Клитор начинает пульсировать только от этих мыслей.
Я не могу понять, что со мной происходит. Раньше я никогда ничего подобного не чувствовала. Сейчас я делаю такие вещи, которые никогда бы не позволила никому. Я разрешила ему войти в меня без презерватива! И самое главное – мне этого хотелось. Я хотела почувствовать его кожу своей плотью. Я открываю глаза и смотрю на полог над кроватью. На самом деле, я смущена своими действиями и чувствами. А также от того, что до конца не понимаю намерений Торна.
Он почти не разговаривал со мной с тех пор, как отшлепал меня в лимузине. Я знаю, что он намеренно избежал со мной ужина. Я встречаюсь с ним только тогда, когда он возбужден и хочет воспользоваться моим телом, чтобы показать свою власть надо мной, трахнуться. Понятно же, что он презирает меня, но не может сдержаться от секса. Одна половинка меня говорит, что это соглашение с холодным, расчетливым человеком, и чем меньше я буду вовлекаться в глубь этих отношений, тем лучше для меня, но другая половинка хочет большего. Намного большего.
Я почти не сплю ночью. Я даже поднимаюсь с кровати, подхожу к его двери и, приложив ухо, прислушиваюсь. Тихо. Тогда я направляюсь в ванную, принимаю душ, а потом сажусь у окна и наблюдаю, как загорается рассвет. Прошло много времени с тех пор, как я наблюдала за зарождающимся рассветом.
Очень, очень много времени.
Двадцать лет назад
https://www.youtube.com/watch?v=X55nF0OqTmA
Река слез
Я смотрю на своего отца в оцепенении. Его лицо белое, как простыня. На него капает дождь. Тот мужчина должно быть забрал с собой нож, потому что отец сжимает рану рукой, и кровь хлещет между пальцами.
— Иди, позови на помощь, — хрипит он.
Я слышу его слова, но не могу пошевелиться.
— Беги за помощью, Челси. Быстрее.
— Папа, — пытаюсь я крикнуть, но у меня ничего не получается.
— Быстрее, беги домой и разбуди маму. Расскажи ей, что случилось. Позови на помощь, — задыхается он.
Я все равно не двигаюсь.
— Челси, — уже кричит он.
Я моргаю, потом бросаю корзину и бегу. Я бегу очень быстро, насколько способны мои ноги. Дважды я подскальзываюсь и падаю на корни, но боли не чувствую. Я поднимаюсь и продолжаю бежать. Влетев в дом, я не снимаю грязные сапоги и не целуюсь с Момо. Я бегу вверх по лестнице и врываюсь в спальню родителей. Мама все еще спит. Я начинаю трясти ее. От испуга она подпрыгивает.
— Мужчина ударил папу ножом, — еле переводя дыхание, говорю я.
— Что?
— В лесу. Мужчина ударил папу ножом. Быстрее, мы должны пойти к нему. Ему нужна помощь.
Мама убирает волосы с лица и смотрит на меня совершенно ничего не понимающим взглядом.
— О чем ты говоришь?
— Давай же, мама. Нам нужно поспешить к нему, — с отчаяньем зову я.
Мама надевает пальто прямо на ночную рубашку и выбегает со мной под дождь. Пару раз во время нашего бега, она останавливается, чтобы перевести дух.
— Давай, — плачу я от разочарования.
Когда мы добрались до папы, он уже перестал дышать. Его глаза широко открыты. И я замечаю самую странную вещь. Капли дождя отскакивают от его глаз. Я молча стою и смотрю, как мама падает на неподвижное тело папы и начинает плакать. Мне кажется я вечность простояла над своими родителями, беспомощная, адски виноватая. Если бы я не вытащила папу из кровати. Если бы я только его послушалась и подождала до полудня. Но я упрямая. Это я во всем виновата.
И все это моя вина.
14.
Челси
Я стараюсь игнорировать мысли, кружащие у меня в голове, как золотая рыбка в миске, когда спускаюсь на завтрак. Конечно, Торна за столом нет. На белоснежной скатерти выложено огромное количество еды. Круассаны, датские булочки, кексы, джемы, печенья, соки, мясное ассорти. Появляется Джеймс интересуясь, желаю ли, чтобы мне приготовили настоящий английский завтрак? Я отвечаю, что не голодна и могу обойтись черным кофе и круассаном.
— Очень хорошо, — говорит он, кивая, поднимает кофейник и наполняет чашку передо мной.
Я улыбаюсь ему.
— Спасибо.
— Мне было поручено сообщить вам, что мистер Торн ожидает, что вы будете присутствовать на ланче в «Ритце» в Лондоне вместе с ним. Машина прибудет в 12.20.
Мои брови взлетают вверх. Это должно быть первый показ секретного нового ИИ Торна, о котором говорил Джеймс. Почему он берет меня с собой? Скромную воришку, которой не доверяет. Там будут его коллеги, пресса, все, кто имеет какое-либо значение в мире информационных технологий и робототехники. Я знаю, что приедет Илон Маск и большие шишки из Google.
Джеймс желает мне хорошего дня и молча уходит.
Я смотрю на маленькие баночки с вареньем на столе. Как любопытно. В Иране даже есть варенье из лепестков роз из Исфахана. Я беру баночку и читаю этикетку. Лепестки собирают на рассвете, чтобы они не потеряли свой цвет на солнце. Он хочет, чтобы я пошла с ним на ланч? И какая бы причина у него не была, он хочет, чтобы я была рядом с ним. Мысль о том, что я буду держать его за руку на глазах всего общества, заставляет меня заволноваться, но я пытаюсь не поддаваться панике.
Откручиваю крышку на маленькой баночке и кладу рыжее варенье на круассан. Слишком сладкое. Я отодвигаю тарелку с баночной и круассаном подальше, беру чашку с кофе и подхожу к огромному эркерному окну. Вдалеке я вижу человека, присевшего на корточки. Должно быть, он садовод. Потом он поднимается и что-то ударяет ногой по земле, к нему подбегает собака. У меня тут же сжимается от спазма желудок, чашка кофе в руке начинает дрожать.
О, Момо!
Двадцать лет назад
— Мама.
— Что?
— В доме нет еды, я хочу есть.
Мама отводит взгляд от урны с папиным пеплом и удивленно смотрит на меня.
— О! Ты хочешь есть?
После похорон мама села в любимое папино кресло и постоянно смотрит на его урну. Я слышала, как мадам Бернард сказала, что у нее тихое помешательство. Помешательство, сохраняющее ее в здравом уме. Ее разум пытается, вне зависимости от потери, справится с травмой, чтобы она смогла жить дальше.
Конечно, в моем возрасте, я не понимаю, что означает слово «помешательство», но меня оно очень беспокоит. Я даже начинаю бояться уходить в школу. Как-то вечером, выпив остатки папиного виски, мама говорит: