Герои 1812 года

Действительно, легкий ветерок, доносивший свежесть с ручья, набирающее тепло розовое утреннее солнце, поднимающие головки полевые колокольчики и гвоздики, одноцветные солдатские мундиры, блещущие серебром, мерный ритм барабана и нехитрая мелодия флейты — все это было так похоже на обычный полковой смотр.
Маленькие фигурки французов в синих мундирах, издали напоминавшие раскрашенных деревянных солдатиков, быстро перемещались по полю, сгруппировывались у моста, перебегали его, а затем вновь рассыпались в цепь. Уже слышны были отрывистые выкрики. Это отсчитывал строевой шаг французский офицер.
Но вот раздался залп русской артиллерии. Почудилось, что на несколько мгновений все вокруг замерло, пока, со свистом раздирая воздух, неслись к своей цели ядра. Взрывы оглушили и обороняющихся и наступающих. Дым, словно покрывалом, заслонил вражеские ряды. И сразу же повеяло новым, острым запахом пороха и гари.
— Здорово влепили! Молодцы артиллерия! — вскричал подпрапорщик. — В самую середину!
Ветер разбросал завесу дыма, и в образовавшиеся «окна» отчетливо было видно, как французы перестраивались. Несколько человек упали на землю. Перед строем бегал офицер, выкрикивая команды. Эполет на его плече был сорван. Раздался еще один залп русских орудий. Почти без паузы, как эхо, ему ответили батареи неприятеля. Французский офицер остановился, странно ощупывая пальцами свой бок, затем ноги его подкосились, и он упал.
Где-то за спиной оглушительно ухнуло. Всех стоявших обдало сильной горячей воздушной волной.
— Вперед, братцы! С богом! Ура! — Крик командира полка был слышен, хотя уши были заложены от грохота, словно ватой.
Полк бросился в штыковую атаку. Дым едко забирался в глаза. Ноги заплетались в мокрой траве. Бежать было трудно, кричать тем более. Но уже ничто не могло остановить атакующих со штыками наперевес русских солдат.
Когда расстояние между войсками было не более тридцати шагов, французы не выдержали, повернули назад. До самого моста длилось преследование неприятеля, и никто уже даже не слышал приказа отойти назад.
— Сейчас Даву попробует обойти нас через лес, — проговорил чуть слышно генерал Раевский. — Несладко придется Паскевичу. Но если не удержит он, конец всему отряду.
С холма было видно, как французы в центре бросились в новую атаку. А дальше, у горизонта, заметно было, как подходили к ним на подмогу все новые и новые части.
— Ваше превосходительство, — вскрикнул генерал Васильчиков, рассматривавший неприятельские ряды в подзорную трубу, — несколько вражеских дивизий направились в сторону нашего левого фланга.
— За Паскевича я не беспокоюсь, — ответил Раевский. — Главное сейчас — это удержаться у плотины.
Между тем сражение продолжалось. Даву бросал к плотине свежие силы. В бой вступили дивизии генералов Дессэ и Кампана. Огонь французской артиллерии наносил ощутимый урон русским войскам. Раненые солдаты и офицеры после перевязки снова вступали в бой. Они знали — заменить их некем.
Маршал Даву недоумевал. Неужели здесь сосредоточена вся армия Багратиона? Неужто он решил дать решающий бой у Салтановки? Не мог Даву предположить, что с его многотысячной армией дерется лишь малочисленный корпус, авангард 2-й русской армии.
— Мы должны сбросить русских с их укреплений, — сказал Даву своему адъютанту. — Потеря одного дня может слишком дорого нам обойтись. Ускользнет Багратион — и тогда все напрасно, все долгие дни его преследования. Сюда, на подмогу, идет корпус генерала Мортье. Его дивизии уже на подходе. Приказываю — повести в наступление все части. Плотина у Салтановки должна быть наша…
В штабе Раевского тоже совещались.
— Думаю, наступает решительный момент. Даву не остановится ни на миг. Будем сражаться до последнего, — сказал генерал.
В четыре часа пополудни французы пошли в большое наступление. Бесконечные колонны пехотинцев покрывали противоположный берег речушки. Когда неприятель вышел на мост, вновь заговорили пушки. Ядра то и дело разрывались у ног русских солдат.
Смоленский полк, стоявший на самом главном рубеже обороны, дрогнул.
— Эка силища, — вздохнул усатый гренадер. — Да это ж вся Бонапартова армада…
И тут, словно волна ветра, пробежал по рядам слух — сам генерал прибыл. Через минуту Раевский появился на передней линии. Спрыгнув с коня, он подбежал к смоленцам. Рядом с ним был его сын — Николай.
— Что пятитесь, смоленцы?! — вскричал генерал, и даже шум канонады не смог перекрыть его голоса. — Решается судьба наша и всего Отечества. Отобьем плотину, не пустим француза!
Солдаты застыли, слушая своего командира.
— Где знамя? Выноси его вперед!
Безусый подпрапорщик, тот, что всегда был рядом с Александром, выбежал из строя. Он сжимал в руках древко полкового знамени.
Раевский спрыгнул с коня и выхватил генеральскую шпагу. В этот момент Николай был уже рядом. Александр тоже подбежал и встал по правую руку отца.
— Слушайте, братцы! Я здесь, с вами. И дети мои со мной. Мы все идем в этот смертный бой. Жертвую всем ради вас и ради Отечества. Поднимем француза на штыки! Вперед! За мной!
Барабанщик забил атаку. Генерал взял Николая за руку и со шпагой в правой руке двинулся навстречу неприятелю. Александр шел тут же, подле знамени.
Вздрогнули бывалые солдаты. Многое видывали они еще при Суворове, да и в австрийском походе. Но чтобы генерал шел впереди со своими детьми — никогда. Смоленский полк, а за ним и весь фронт без единого выстрела двинулся в решающую атаку. За Раевскими пошел славный генерал Васильчиков, все штаб- и обер-офицеры.
— Дай, дай мне знамя, — кричал в ухо безусому подпрапорщику Александр Раевский. Ему казалось, что настала минута славы.
Знаменосец обернулся. Лицо его пылало от волнения.
— Я сам умею умирать, — гордо отозвался он.
Все ближе и ближе французы. Вот они остановились. Зарядили ружья. Прицелились. Дали залп. Град пуль просвистел над головами смоленцев. Остановился как вкопанный юный знаменосец. Руки разжали древко, и знамя стало медленно падать.
— Ты что? — воскликнул Александр, подхватывая знамя.
Тот не ответил, упал навзничь, сраженный пулей наповал. Темно-зеленые мундиры солдат смоленского полка, перетянутые крест-накрест белыми лямками, почти сливались в одном цвете с высокой травой. От этого казалось, что само поле вдруг поднялось и двинулось навстречу французам. Неприятельские полки перестали стрелять и тоже двинулись навстречу. Лишь пушки с обеих сторон то и дело напоминали о себе грозными выстрелами.
За пятьдесят шагов до противника, выронив саблю из рук, упал тяжело раненный осколком гранаты полковник Рылеев. Узенькая полоска поля между шагающими навстречу друг другу противниками все уменьшалась и уменьшалась. Генерал крепче сжал руку Николая. Оставалось сорок шагов, двадцать… В едином порыве, без команды смоленцы вскричали оглушительное «ура!» и бросились на врага. Знали французы, что их больше числом, но вновь не выдержали натиска, побежали. На плечах противника ворвался полк на мост, а затем на плотину…
Когда вернулись на позиции, уже начинало смеркаться. Выстрелы за рекой затихли. Даву, видно, не решался продолжать наступление. Теперь он окончательно решил, что перед ним главные силы всей армии Багратиона.
Под вечер на совещании штаба Раевский решил начать медленное отступление. Пусть противник думает, что готовится дать новое сражение. И главное — следующей атаки французов остаткам русского корпуса уже не удержать.
На следующее утро Даву не предпринимал решительных действий — ждал подкрепления. Тем временем 2-я армия князя Багратиона переправилась через Днепр, ушла достаточно далеко и вскоре соединилась с 1-й армией Барклая-де-Толли под Смоленском.
Сражение под Салтановкой было одним из первых для войск после того, как французы перешли Неман. И даже маршал Даву, который ранее сопровождал Наполеона во многочисленных походах и в ожесточенных сражениях, признался, что до сих пор еще не участвовал в столь упорной битве пехотинцев.