Путешественники в третье тысячелетие

С судна донесся крик, заглушенный шумом машин. Это звал Арсения начальник земснаряда, указывая на лодку, стоявшую у берега. Через две минуты Арсений поднялся на нижнюю палубу, едва возвышавшуюся над водой.
Когда он поздоровался, Сергей Лукич со смехом спросил:
— Что ты корни пустил на берегу?
— Осматривался. Все такое новое, незнакомое…
— Ничего, привыкнешь. Ребята у нас хорошие, дружные. Вот, кстати, твой непосредственный начальник, старший матрос первой вахты.
Челнокову протянул руку коренастый краснощекий парень в матросской тельняшке. На вид он был года на два старше Арсения.
— Бугров Кузьма Ферапонтович. Будем знакомы.
И он до боли сжал его руку. Арсений назвал себя. Кузьма спросил, показывая на мотоцикл:
— Твой?
— Мой, — с гордостью ответил Арсений. — Дядя подарил, экскаваторщик, по случаю окончания школы.
— Товарищ начальник, — сказал Кузьма, обращаясь к Сергею Лукичу, — разрешите свезти новичка на брандвахту, показать жилье.
— Разрешаю, — сказал начальник. — Там он может и остаться до завтра.
Арсений удивился:
— Разве мне не здесь придется жить?
Цедейко, Кузьма Бугров и еще два-три человека, стоявшие поблизости, разразились дружным смехом.
— Если б тебе предложили жить на земснаряде, — молвил начальник, — ты сбежал бы отсюда.
И в самом деле: под палубой гудели моторы, и от этого судно все время дрожало мелкой равномерной дрожью. Вдруг раздался сильный толчок, как бывает на лодке, когда налетишь на подводную корягу. Арсений испугался и подумал, что случилась авария, но капитан улыбнулся и небрежно бросил:
— Такие аварии бывают у нас по сто раз в день. Это фреза наткнулась на корень.
Арсению было непонятно, что такое фреза, и Сергей Лукич провел его к носу судна, к стальной раме.
— Под этой рамой, — начал он, — укреплен мощный винт с огромными прочными лопастями в виде ножей. Это и есть фреза, или разрыхлитель. Он врезается в берег реки, разрыхляет, разрушает песчаные пласты, и в выемку врывается вода. Земснаряд роет русло канала. Но размытый песок не пропадает даром. Он служит важнейшим материалом для постройки плотины. Песок, смешанный с водой, называется пульпой. Пульпу всасывает вон тот широкий хобот и выбрасывает песок на берег. Понятно?
— Понятно, — ответил Арсений, а Кузьма Бугров сильно толкнул его в спину и свистящим шепотом добавил: «Товарищ начальник».
— Понятно, товарищ начальник, — поправился Арсений.
Цедейко улыбнулся, а Кузьма Бугров проворчал:
— Приучаться надо к дисциплине: у нас как на военном корабле. Можно ехать с новичком, товарищ начальник?
— Поезжайте.
Матросы поплыли к берегу.
Минут через восемь скорой езды на мотоцикле в заливе реки показалось большое сооружение — целый дом на металлическом понтоне.
— Вот это и есть брандвахта, — сказал Кузьма. — Тут живет экипаж нашего земснаряда. Жить тебе придется вместе с Кирюшкой Угольковым, лебедчиком. Парень он смирный, только храпеть здоров…
— Мне чужой храп не помеха, я крепко сплю.
— Ну смотри, — как-то сомнительно отозвался Кузьма.
Арсений поднялся за ним по трапу внутрь брандвахты и по длинному коридору прошел в маленькую двухместную каюту.
Там было две койки, чистенько убранные; у изголовья каждой стояла тумбочка, в середине — столик, и перед ним стул.
— Вот твое место, — показал Бугров на левую койку. — Можешь располагаться со своим имуществом.
Все имущество Арсения помещалось в чемоданчике, который он привез на мотоцикле: смена белья, несколько книг и тетрадок, готовальня, мыло, зубной порошок и щетка, носовые платки. Кузьма с уважением посмотрел на книги, взял одну из них.
— Так. Повышаешь, значит, свою квалификацию… Это хорошо. — Он хлопнул Челнокова ладонью по плечу. — Нашему начальнику таких и надо. Он мне про тебя говорил. «Для меня, говорит, Челноков как матрос без интереса, и я б его не взял, кабы не надеялся, что он профессию освоит». Так как, парень, освоишь профессию?
— Освою, Кузьма, обязательно освою.
— Ну то-то! На данном этапе это для нашего земснаряда самое главное, — важно сказал Кузьма. — Товарищ Цедейко задумал превратить наш земснаряд в комсомольско-молодежный — это раз; и у нас проводится совмещение профессий — это два. Почему такая потребность? На данном этапе (Кузьма повторял эти слова с особым удовольствием) на строительство беспрерывно поступает техника, а техникой управляют люди — значит, надо готовить кадры. За последние два месяца с нашего земснаряда на другие, вновь прибывшие, перешло четырнадцать человек, в том числе четыре электрика, пять поммехаников. На их место мы берем новичков и обучаем, а также сокращаем численность экипажа против штатного расписания.
— Будь спокоен, Кузьма, не подведу, я комсомолец.
— Ну, с тем бывай здоров, отдыхай до завтра, — попрощался Кузьма. — Да, насчет обеда ты договорись с Финогенычем, здешним комендантом, он же и кок по совместительству. Идем, я тебя познакомлю.
Финогеныч, бывший матрос, кряжистый старик с медалью на груди, принял нового матроса ласково и зачислил на довольствие. Для начала Финогеныч угостил Арсения порцией великолепного флотского борща и жареным судаком.
Спать Арсений лег пораньше и спал до полуночи. А в полночь ему стало мерещиться что-то странное. Будто попал он на лесопильный завод, где мощные пилы с хрипом и свистом резали толстые суковатые бревна. По временам хрип пил перемежался звучным бульканьем воды. «Зум-зум-зум» — шлепались крупные водяные капли, потом пилы брали верх и яростно боролись с неподатливой древесиной.
Когда Арсений окончательно очнулся ото сна, то понял, что это храпит его сосед, лебедчик Кирюшка. Больше получаса Арсений выдержать не мог, оделся, сошел на берег и пробродил до завтрака.
Финогеныч созвал своих подопечных боцманским свистком, висевшим у него на груди. За столом Челноков познакомился с некоторыми другими членами экипажа и с секретарем комсомольской ячейки, носившим необычную фамилию Драх.
В семь часов утра подошел моторный катер и повез на земснаряд первую вахту.
  
Глава восьмая. Первый экспонат школьного музея
 
Начались трудовые матросские будни. Арсений Челноков не был изнеженным юношей, а все-таки за время работы умаивался так, что ночью его не мог разбудить даже могучий храп лебедчика Кирюшки Уголькова.
Субботы Арсений ждал с нетерпением. Отработав свою смену с утра, он поехал в Больше-Соленовскую.
Мать была еще на работе, его встретил Гриша. Стеснявшиеся излишних нежностей, братья пожали друг другу руки.
В этот момент вошла Анна Максимовна. Маленькая, худощавая, легкая на ходу, она бросилась к старшему сыну. Потом принялась печь любимые Арсей пирожки с морковью.
Арсений развязал привезенный с собой узелок с каким-то странным предметом, похожим на футбольный мяч. Нашел он его, как-то гуляя по степи, в старом окопе. Это оказалась заржавленная немецкая каска, которая, видно, осталась здесь с войны. Стальная каска была набита слежавшимся песком, который с трудом удалось выскрести.
Арсений хотел отвезти каску в район, но, узнав, что организуется школьный музей, отдал ее Грише.
Радости Гриши не было границ. Он сразу отправился во двор и начал отчищать каску от грязи и ржавчины песком.
— Да кто же чистит музейные древности? — возмутился старший брат. — Ты бы ее еще в никелировку отдал, невежда!
Гриша понял, что собирался сделать глупость, и признался в этом. Братья стали рассматривать каску.
Арсений даже сочинил про нее стихи:
 
 
Было злое время,
 
Лезло вражье племя
 
На Страну Советов десять лет назад.
 
Загостились гости:
 
Белые их кости
 
Тлеют по оврагам, у шляхов лежат…
 
В борозде на поле,
 
На степном раздолье
 
Выпахана каска с черным пауком —
 
Жалкие остатки
 
От упорной схватки,
 
Где был кончен немец пулей иль штыком.