Путешественники в третье тысячелетие

Когда Гриша услыхал эти стихи, они ему понравились. Он решил, что это будет боевая походная песня отряда шестого класса, только Арся должен написать заключительный куплет. А музыку он попросит сочинить учителя пения Евгения Петровича.
На следующее утро Гриша поспешил к Ивану Фомичу похвастаться своим приобретением для школьного музея.
Иван Фомич любил, когда к нему приходили ученики.
— А, Гриша! — ласково промолвил учитель. — Проходи, садись! Что это у тебя в руках?
Гриша торжественно положил каску на стол и сказал, что этот первый экспонат дарит школьному музею его старший брат.
— Первый? — Иван Фомич улыбнулся. — Это несправедливо по отношению к Таратуте. Ведь найденный им бычий рог положил начало идее школьного музея.
— Так вы думаете, Иван Фомич, — перебил сияющий мальчик, — что первым экспонатом должен быть бычиный рог, что нашел Васька?
— Конечно, — подтвердил учитель.
— Побегу к Ваське, вот он обрадуется!
И Гриша, хлопнув дверью, умчался, на радостях забыв попрощаться с Иваном Фомичом и оставив драгоценный экспонат на столе.
Васька мастерил на дворе для маленького брата жестяной пропеллер, который можно было бы запускать вверх.
— Васька, ура! — завопил Гриша, врываясь на баз к Таратутам. — Твоя находка будет первым экспонатом в школьном музее!
Таратута раскраснелся от удовольствия.
— Это здорово будет, — солидно сказал он и вдруг огорчился: — Рог-то я выбросил…
— А ты найди, — посоветовал Гриша.
Вася помчался к правлению колхоза и успел застать грузовик, в который укладывали мешки с овощами. Шофер Роман согласился взять Васю, когда тот заявил, что едет с научным заданием.
Не доезжая районного центра, Вася слез и начал поиски. Точно он не помнил, куда швырнул рог, а ям там было много. Облазил их добрый десяток, пока не обнаружил свою драгоценность, и выбрался на дорогу, измазанный и усталый, но довольный. Его восхищала мысль, что рог будет выставлен в музее под номером первым, а под ним повиснет заветная дощечка с его именем и фамилией. Не довольствуясь этим, Вася вырезал на роге крупными буквами: «Василий Таратута» — и принес рог на сохранение Грише Челнокову.
Вторым номером решили записать наконечники скифских копий, подаренные ребятам Скуратовым. Немецкая каска пойдет под номером третьим, а подпись под ней Гриша придумал такую: «Доставлено со строительства Волго-Донского канала матросом земснаряда Арсением Ильичом Челноковым».
  
Глава девятая. Археологическая экспедиция отправляется на раскопки (Из дневника Гриши Челнокова)
 
2 июля. Наконец наша экспедиция у цели! Добрались до кургана, поставили палатки. Пишу вечером. Ребята и девочки уже укладываются спать, так как день у нас сегодня выдался трудный. Начался он ссорой между двумя закадычными друзьями — Васькой Таратутой и Антошкой Щукарем. Васька встал рано и заторопился на конюшню за конем, а Антошка явился туда еще раньше. Конюхи помогли ему запрячь коня, и Антошка уже уехал на сборный пункт — на школьный двор.
Васька рассердился и побежал к школе. Мерин Воронко стоял там, недовольно помахивая челкой: девочки вплетали ему туда ленточки для красоты. Мы с Анкой Зенковой укладывали в телегу корзины и мешки с провизией, полученной из колхоза.
— Как ты смел взять коня без моего разрешения? — заорал Васька.
— А зачем разрешение? — спокойно возразил Щукарь. — Я конюх, мое дело снарядить транспорт.
— Я тебя конюхом не назначал, — продолжал кричать Васька. — Сам буду за конем ухаживать, сам и кучерить буду!
У них начался горячий спор. Если бы не подошел Иван Фомич, кончилось бы дракой. Иван Фомич рассудил так: пусть Васька будет по совместительству кучером и конюхом, а для Щукаря найдется другая обязанность.
Тут подошла Капитолина Павловна, командир девичьей бригады, и велела заехать к Таратуте за палатками.
Часов в шесть утра наша экспедиция тронулась в путь. Она имела внушительный вид: встречные удивленно останавливались, кланялись учителям и весело глядели нам вслед.
Впереди шла колонна мальчиков — восемнадцать человек — под предводительством Ивана Фомича. Мы предлагали Ивану Фомичу сесть в телегу, так как ему трудно идти с протезом, но он решительно отказался.
— Когда устану, тогда и сяду, — заявил он.
Колонна была построена по трое. В первом ряду шагали Иван Фомич, отрядный барабанщик Гаранька Шумсков и горнист Степка Шук. Гаранька барабанил, а Степка трубил, и под эту музыку шагалось очень легко.
Я шел во втором ряду с Сенькой Ращупкиным и Антошкой Щукиным. Щукарь сердито оглядывался и бормотал что-то невнятное — видно, еще сердился на Ваську. У Сеньки на боку висела сумка с метеорологическими инструментами: он выпросил у отца термометр, барометр и гигрометр. На грудной кармашек он прицепил компас, болтавшийся, как медаль.
Сенька глядел на небо и озабоченно бормотал:
— Кумулостратосы собираются, как бы не кончилось дождем…
Все мальчишки несли на плечах лопаты, как солдаты ружья. Лопаты можно было сложить на подводу, но нам казалось, что так солиднее впечатление.
Девочек было всего восемь; их вела Капитолина Павловна. У санитарок Кали Губиной и Нины Шук через плечо были надеты сумки с красным крестом.
Сзади ехал на подводе завхоз, он же комендант будущего лагеря — Васька Таратута, подстегивая ленивого Воронка. А за подводой трусил наш верный Кубря.
Выйдя за станицу, мы поспешили отделаться от лопат и побросали их на телегу. Наш отрядный запевала Колька Нечипоренко завел донскую походную:
 
 
Грянул внезапно гром над Москвою,
 
Выступил с шумом Дон из брегов…
 
 
Мы дружно подхватили припев:
 
 
Ай, донцы-молодцы!..
 
 
Так с песнями прошли мы километра два, а потом порядок нарушился, колонны расстроились, и каждый шел где хотел. Не торопясь, дошли мы до места, когда солнышко поднялось уже высоко.
Невдалеке от Атаманского кургана начинался овраг, а по оврагу бежал прозрачный ручеек. На берегу буерака под огромным осокорем на сухом пригорке мы разбили палатки.
Это отняло порядочно времени. Обед, приготовленный девчоночьей бригадой, оказался необыкновенно вкусным. После обеда строгая Капитолина Павловна уложила всех на тихий час. Когда мы начали спорить, она заявила, что тихий час будет каждый день обязательно, а кто с этим не согласен, пусть сейчас же возвращается домой.
В общем, за работу мы смогли приняться только в три часа дня. Было не жарко, так как кумулостратусы, как их называет наш ученый-метеоролог Сенька Ращупкин, закрыли почти все небо.
Прежде чем начать раскапывать курган, Иван Фомич велел фотографу нашей экспедиции Никите Пересунько сфотографировать курган с разных сторон. У Никиты аппарат «Зоркий». Он хорошо снимает, только карточки потом не дождешься. Чаще всего Никита снимает Нинку Шук под тем предлогом, будто у нее фотогеничное лицо. А когда мы попросили объяснить это слово, Никита не смог этого сделать, а только сказал, что у всех знаменитых киноартисток фотогеничные лица. Вот и сегодня, снимая курган, Никита ухитрялся везде ставить на первый план Нинку, «для оживления пейзажа», как он говорит. Наши девчонки это заметили, шушукались и смеялись, а Никита делал вид, будто ничего не замечает.
Илья Терских сел на раскладной стульчик и начал рисовать курган акварелью. Иван Фомич это одобрил, потому что Илья рисует замечательно. А мы с Васькой сказали ему, что если даже не найдем в кургане ничего, то его рисунок будет экспонатом нашего музея.