Космическая одиссея Инессы Журавлевой

— Надо убираться с Ингвеи, — ответом на мой вопрос прозвучали слова неизвестного.
— Успеется, — отмахнулся Кир.
— Она под защитой аттарийцев, ты же слышал, — возмутился неизвестный. Я нашла его взглядом и признала мужика из казино, кричавшего, что примы умеют развлекаться. — Они будут ее искать. К тому же мы вырубили одного из них. Ты же знаешь, как аттарийцы носятся со своим Законом Неприкосновенности! Мы им сами руки развязали.
— Не найдут, — уверенно ответил лысый. — Если даже на ней следилка, сигнал мы заглушили еще возле Арены.
Ёкарный бабай, вот вам и тишина в эфире. И как меня найдут? Я совсем приуныла.
— Кир, ну съездила тебе эта прима разок по роже, ты же не рассыпался, — уговаривал лысого мужик из казино. — Надо уходить и быстрей. Скинем ее Карну, дальше его проблемы.
— Ни одна тварь не смеет прикасаться ко мне, — взревел придурок, и я поняла, в какую глубокую опу я затолкала себя собственными руками.
Меня погрузили в катер. Лысый влез следом, мужик из казино еще что-то бубнил, затем тоже уселся, и мы взлетели. Перелет мало что сказал мне. Наверное, только то, что данное средство передвижения рассчитано для наземных перелетов. А вот о скорости ничего не скажу, я ее не чувствовала, потому не могу судить о расстоянии, которое мы покрыли за недолгое время.
Приземлились в скалах. Катер нырнул в каменные недра, и ловушка захлопнулась. Меня вытащили в очередном полумраке. Правда, он закончился, как только меня внесли в следующее помещение. В нем и оставили на неопределенное время. Лысый скинул меня на пол и ушел, пообещав напоследок скоро вернуться.
— Да чтоб тебя бабайка забрал, — пробурчала я.
Не забрал. Бессилен в космосе бабайка, оказывается. Вернулся лысый достаточно быстро, как и обещал. Из-за этого придурка поняла, что ненавижу людей, которые выполняют обещания. Нес лысый поднос с едой. Он поставил его на невысокий столик и кивнул:
— Поешь.
— Жри сам, — огрызнулась я.
Кир подошел ко мне, нагнулся и некоторое время рассматривал.
— Тебе лучше стать послушной девочкой, — поступила рекомендация с лысой стороны.
— Пошел на хрен, — поработала я навигатором.
Пощечина стала полной неожиданностью. Я полетела ничком на пол. Тут же мотнула головой и снова села, прожигая гада ненавидящим взглядом.
— Не смей ко мне прикасаться, — ледяным тоном велела я.
Не послушался. Я снова полетела пол. Теперь у меня горели обе щеки, симметрия, млин. Однако это было уже слишком. А если учесть, что я по-прежнему обездвижена, то и вовсе моветон.
— Лысый, ты не мужик, ты тряпка, — обозначала я его место в иерархической лестнице человечества. — Мало того, что ты бьешь женщину, так ты еще и связанную женщину. Чмошник, тьфу.
Меня рывком поставили на ноги. Лысый оказался не ниже моих аттарийцев, и теперь мой взгляд упирался где-то в районе его груди. Я тут же задрала голову.
— Развязал бы хоть, или боишься, что я тебе опять наваляю? — ехидно вопросила я.
Ответа я не получила. Не скажу, что он мне был нужен, потому особо не расстроилась. И все же действия лысого мне не нравились. Он вертел меня, ощупывал, что-то отмерял пальцами. Наконец, я поняла, что все его действия относятся к моему платью.
— Шмотку не тронь, она денег стоит, — потребовала я.
На меня не обратили внимания, продолжая что-то вычислять. Платьишко послало мне тревожный импульс, я с ним была согласна. Мне тоже не нравилось происходящее.
— Да, здесь, — буркнул себе под нос лысый.
Он достал уже знакомый мне карандаш, и тот сверкнул светящимся лезвием.
— Не дергайся, — велел придурок. — А то задеть могу.
И так мерзко ухмыльнулся, что я поняла — заденет. И не один раз. Черт… Лысый толкнул меня, и я снова оказалась на полу. Он придавил меня коленом, потому что я извивалась червяком, пытаясь избежать лезвия. Первое же касание прибора, напоминавшего стилет, ознаменовалось электрическим разрядом, болью и запахом паленого мяса. Я закричала.
— Что орешь? Это не ты жаришься, — проворчал Кир.
И я поняла, что запах и ощущение боли принадлежат платью.
— Ему же больно! — потрясенно воскликнула я.
— Конечно, — кивнул урод и продолжил свое черное дело. Я снова вскрикнула. — Лежи спокойно.
Нервно велел он. Затем снова поднес стилет ко мне. Лезвие скользнуло по ткани, прорезало ее и полоснуло по коже. В глазах потемнело, кажется, пол содрогнулся, или это меня подбросило от ослепительной вспышки боли… Вроде кто-то прибежал, что-то кричал, и лысый, оставив меня в покое, ринулся прочь. Реальность переплелась с бредом, и мне казалось, что помещение продолжает содрогаться. Летели обломки камней, грохотало. Кто-то кричал, и надо мной склонилось какое-то чудище, чье лицо было покрыто чешуей, а в ярко-желтых глазах с вертикальными черточками зрачков застыла тревога. Я закрыла глаза и провалилась в небытие.
А приходила в себя от того, что место пореза приятно холодило, и кто-то бесконечно повторял, что сейчас все будет хорошо. Где-то недалеко слышался хрип, но чей он, я не могла понять. Наконец, сумела открыть глаза и тут же утонула в расплавленном золоте до боли знакомого взгляда.
— Дима, — прошептала я почти беззвучно.
На его висках я заметила чешуйки, но моргнула, и они исчезли. Привиделась ли мне чешуя или нет, я уже не могла сказать со всей уверенностью. Затем повернула голову и вздрогнула, глядя на мужчину, сейчас отдаленно напоминавшего моего милого и доброго Рому. Этот мужчина оседлал лысого и теперь неспешно резал его тем самым стилетом.
— Ром, она видит, — сказал Дима.
Мой синеглазик, чье лицо искажала ярость, резко обернулся, увидел мой испуганный взгляд, подхватил лысого за шиворот и вытащил из той комнаты, где я лежала. Он быстро вернулся. Теперь на лице не было ярости, оно было обеспокоенным.
— Вы же не можете причинять вред, — сказала я, еще плохо соображая.
— Теперь можем, — ответил Дима с мягкой улыбкой. — Есть такой закон «О неприкосновенности». Мы не можем причинять вред живым существам, пока вред не причинен одному из нас. Тогда стопор снимается.
Рома опустился рядом и взял меня за руку, я невольно вздрогнула и отпрянула. Грейн судорожно вздохнул и отвел взгляд. Я тут же сама взяла его за руку.
— Он сделал тебе больно, — Рома сжал мои пальцы. — Прости, что ты увидела это. Мы стараемся не работать на глазах тех, кто не прошел психологическую подготовку.
— Мы воины, радость, — все так же мягко продолжал Дима. — Защищать — наша основная задача, но иногда приходится и убивать. Тебе причинили боль, это задело нас с Ромом слишком сильно.
— Ты боишься нас? — с тревогой спросил Грейн.
Я помотала головой и села. Мой взгляд метался с одного аттарийца на другого. Боюсь? Нет! Как можно бояться тех, кто смотрит на тебя так, будто ты в их жизни самое ценное? Мальчики мои… Сердце затопила такая щемящая нежность, что я не удержалась и всхлипнула.
— Больно? — тут же подался ко мне Рома.
— Инночка, где-то еще болит? — спросил Дима.
— Дураки, — вновь всхлипнула я, улыбаясь. — Гады мои ненаглядные.
Я обняла их обоих, прижала к себе сильно-сильно, и они затихли, словно боялись сделать лишнее движение и спугнуть меня. Не знаю, о чем думали они, я, лично, не думала ни о чем. Какие мысли, когда они, наконец, рядом. Так непохожие друг на друга и в то же время одинаковые. Я чуть отстранилась и снова посмотрела на двух аттарийцев. Выражение лиц было не понять, но я и не хотела понимать. Захлебнувшись в синеве Роминых глаз, я потянулась к нему, поймала губы и впилась в них жадным поцелуем, показывая ему, как я скучала, как мне не хватало его нежности и заботы. Рома прерывисто вздохнул, его рука легла мне на спину, прижимая к сильному телу.
Вырвавшись из сладкого плена медового поцелуя, я повернула голову и увидела, как помрачнел Дима. Глупый… Улыбнувшись, я потянула его на себя, и Ардэн на мгновение застыл, изумленно глядя на меня.
— Поцелуй меня, — прошептала я.