Соперник
– Я бы хотела подняться к себе и переодеться, – перебила его Оливия.
– Постой, – властно оборвал ее муж, глядя на свою дочь. Анна унаследовала от отца поразительную красоту, однако, на взгляд Оливии, красота Арлена была испорчена злым и жестоким сердцем, скрывавшимся за внешней привлекательной оболочкой. – И давно это у нее? – холодно спросил он, не сводя глаз с девочки.
Почувствовав недоброе, Оливия еще крепче прижала ее к себе.
– У детей такое часто бывает… Многие встают и ходят во сне, но с возрастом все проходит, – поспешно объяснила она.
– Неужели? – недоверчиво поднял одну бровь Арлен. – Но ведь она твоя дочь, Оливия…
Арлен перевел глаза на грудь Оливии. Соски дерзко выступали сквозь мокрую тонкую ткань.
– Анна и твоя дочь тоже, разве ты забыл? – неожиданно резко произнесла она.
Он ударил ее наотмашь. Не очень сильно, но очень больно.
– Не смей разговаривать со мной в таком тоне, поняла?!
Оливия инстинктивно схватилась за щеку, чувствуя, как рядом с ней вздрогнула Анна, и молча кивнула: надо держать себя в руках, чтобы не злить мужа. Он уже не первый раз наказывал ее за острый язык; наверняка и эта пощечина не станет последней. Она была достаточно умна и понимала: стоит ей сейчас вступить в словесную перепалку, и он изобьет ее до полусмерти. Зачем лезть на рожон, если не можешь изменить характер человека?
– Подойди, Анна, – негромко приказал Арлен.
Девочка напряглась всем телом, как и ее мать.
– Я сказал, подойди сюда! – повысил голос Арлен.
У Оливии сильно забилось сердце, ей стало трудно дышать.
– Арлен, – начала она, не зная, чего ожидать от мужа.
Взяв Анну за плечо, Арлен оттолкнул ее от матери. Глаза девочки от страха наполнились слезами. Отец наклонился к ней, держа свечу на отлете, и строго спросил:
– Ты часто ходишь во сне?
Побелев как полотно, Анна с трудом прошептала непослушным языком:
– Нет, сегодня первый раз…
– Если ты лжешь, тебя как следует высекут, – пригрозил ей Арлен.
– Я не лгу, – пробормотала девочка, чуть не плача.
– Арлен! – с испугом и одновременно с мольбой в голосе воскликнула Оливия. Она знала, что он и впрямь велит жестоко высечь девочку, если решит, что она ему солгала. Тогда Оливия убьет его!
Не обращая никакого внимания на возглас жены, Арлен медленно кивнул:
– Хорошо. Завтра я пошлю за врачом, чтобы он осмотрел тебя. Я доберусь до причины твоей… болезни.
Облизнув пересохшие губы, Оливия сказала:
– Арлен, у Анны нет никакой болезни!
Он резко повернулся в сторону жены.
– Почему я должен тебе верить? – воскликнул он. – Тебе, которая вышла за меня замуж, скрыв свои проклятые… странности! Ты намеренно обманула меня и мою семью, потому что тебе было ясно: если в обществе узнают о твоих… необычных способностях, никто не захочет взять тебя в жены!
Его голос становился все громче и громче. Не хватало еще, чтобы проснулись слуги, а то и гости!
Оливия решила не вступать в бессмысленный спор.
– Мне очень жаль, что так получилось. Я не хотела обманывать тебя. – Она потупила взгляд, произнеся эту явную ложь.
Ее родители действительно нарочно обманули жениха и всю его семью. Оливия же не смела ослушаться своего отца, графа Олдхэма. Она знала, что обман рано или поздно вскроется, и тогда последствия для нее будут самыми ужасными, но родители и слышать ничего не хотели. Им важно было сбыть ее с рук, пока всему обществу не открылась правда о ее необычных способностях и даре ясновидения.
Теперь, после девяти лет замужества, она уже без прежней обиды и боли вспоминала об этом. К тому же после свадьбы родители ни разу не навестили свою дочь. Они не приехали и когда родилась их внучка Анна, даже не удосужились послать поздравительную открытку.
– В юности я сама не понимала своих способностей, – глухо произнесла Оливия, не смея взглянуть на мужа.
– Поздно теперь раскаиваться, – саркастически оборвал ее Арлен. – Мы оба втянуты в эту проклятую игру, и оба расплачиваемся за твой проклятый дар!
Он многозначительно взглянул на Анну.
Оливия закипела от гнева, но прикусила язык. Анна была не проклятием, а даром Божьим! О, как она ненавидела сейчас своего мужа!
Арлен шагнул к жене и тихо произнес:
– В следующий раз, когда у меня в доме будут гости, твоя дочь будет спать в каморке егеря!
У Оливии широко раскрылись глаза, и она онемела от ужаса.
Арлен резко повернулся к дочери:
– Ступай спать!
Однако Анна не двинулась с места, нерешительно повернув голову в сторону матери.
Оливия шагнула к дочери и ласково сказала:
– Иди, детка, я сейчас приду.
– Нет, сударыня! Вы останетесь со мной! – решительно возразил Арлен.
Оливия замерла на месте, напрягшись всем телом.
Арлен нетерпеливо подтолкнул Анну к лестнице. Опустив голову, девочка стала молча подниматься по широким ступеням.
– Спокойной ночи, детка! – крикнула ей вслед Оливия. – Не забудь переодеться.
– Хорошо, мамочка, – откликнулась Анна, – не забуду. Спокойной ночи!
Сердце Оливии разрывалось от горя. Она знала, что Анна, поднявшись к себе в детскую, свернется калачиком на постели и будет тихо плакать, пока не уснет. С трудом подавив в себе нестерпимое желание броситься вслед за дочерью, Оливия повернулась к мужу.
На лице Арлена играла холодная улыбка.
– Знаешь, сегодня вечером я так много выпил, что теперь не прочь отведать твоего созревшего тела…
Оливия затаила дыхание от неожиданности.
– Сегодня ты выглядишь очень соблазнительно, Оливия, – ухмыльнулся Арлен.
Оливия инстинктивно прижала руки к груди.
– Неужели ты хочешь еще одного ребенка? – попыталась она пресечь домогательства ненавистного мужчины.
– Нет, мне не нужен еще один урод вроде Анны. Но существует много способов избежать зачатия, разве ты не знаешь?
– Да, милорд, – обреченно пролепетала Оливия.
Неожиданно Арлен громко расхохотался.
– Ну-ну, не надо так волноваться, миледи! Я еще не сошел с ума, чтобы ложиться в постель с такой ненормальной, как ты!
Бросив на жену презрительный взгляд, он удалился.
Когда его шаги затихли, ноги Оливии подкосились, и она сползла по стене на пол. Подтянув колени к груди и положив голову на скрещенные руки, она разрыдалась.
Стэнхоуп-сквер, Лондон
Прошло почти одиннадцать лет с того дня, когда он последний раз бродил по комнатам городского дома Стэнхоупов. Стоя на пороге столовой, украшенной золотом и потолочными фресками, он невольно погрузился в воспоминания – мать пьет кофе в пеньюаре, отец читает свежую газету, рядом двое мальчиков-подростков.
– Милорд? Что угодно вашей светлости? – вывел его из размышлений появившийся словно из-под земли слуга.
– Чашку кофе и… больше ничего, – отозвался Гаррик, прикрыв глаза. Вертевшийся под ногами рыжий сеттер ткнулся холодным носом ему в ладонь. На какое-то мгновение Гаррик снова превратился в мальчика в этом самом доме, его брат Лайонел еще жив…
Лайонела тогда так и не нашли. О нем никто ничего не слышал с того самого пасмурного вечера, когда он внезапно исчез, словно растворился в воздухе.
Рассердившись на самого себя, Гаррик с усилием отбросил горестные воспоминания. Все эти годы он постоянно винил себя в бесследном исчезновении брата.
Пригубив предложенный кофе, он поморщился: никакой крепости. Нахмурившись, Гаррик отставил в сторону блюдечко с тонкой фарфоровой чашкой. Зря он вернулся сюда!
В своем последнем письме – а их за пять лет было всего четыре – граф сообщил ему о неизлечимой болезни сердца, от которой, как говорили врачи, он умрет через год, самое большее через два. Граф умолял сына вернуться в Англию, поскольку перед смертью собирался серьезно поговорить. Гаррик оставил без ответа все предыдущие письма отца, но последнее заставило его пять месяцев назад покинуть остров Барбадос и прибыть домой, в Англию, где он не был почти одиннадцать лет.