Цена рома

Йемон встал.
— Ладно, — сказал он тихо, — простите, толпа, что вас этому подвергаю. — Он глубокомысленно кивнул в сторону хижины. — Съездить, что ли, в город с вами?
Сегодня там что-нибудь происходит?
Сала пожал плечами. Было видно, что он расстроен.
— Ничего, — ответил он. — Мне в любом случае только пожрать хочется.
Йемон повернулся к двери.
— Потусуйтесь тут пока, — сказал он. — Схожу оденусь.
Когда он зашел в дом, Сала повернулся ко мне и сокрушенно покачал головой.
— Он к ней относится, как к рабыне, — прошептал он. — Она совсем скоро сломается.
Я не сводил глаз с моря, наблюдая, как исчезает солнце.
Было слышно, как он ходит внутри, но никто не разговаривал. Вышел он одетым в бежевый костюм, на шею небрежно наброшен галстук. Потянув за собой дверь, он запер ее снаружи.
— Чтоб не шлялась, где попало, — пояснил он. — Все равно, наверное, скоро вырубится.
Изнутри донесся внезапный взрыв рыданий. Йемон безысходно пожал плечами и швырнул пиджак в машину Салы.
— Я на мотороллере поеду, — сказал он, — чтоб в городе оставаться не пришлось.
Мотороллер его походил на такую штуковину, которые забрасывали в тыл неприятелю на парашютах во Вторую Мировую: скелет рамы со следами красной краски проржавел почти насквозь, а под сиденьем — крохотный движок, тарахтевший, как пулемет Гэтлинга. Глушителя не было, резина совершенно облысела.
Мы двинулись за ним по дороге, едва не врезаясь ему в задницу, когда он буксовал в песке. Скорость он развивал приличную, держаться за ним, чтобы машина не развалилась на куски, оказалось трудновато. Когда мы проезжали лачуги аборигенов, на дорогу выбегали детишки и махили нам. Йемон махал им в ответ, широченно улыбаясь и салютуя вытянутой вверх рукой, а за ним летела туча пыли и грохота.
Мы притормозили там, где начиналась мощеная дорога, и Йемон предложил заехать в одно местечко неподалеку — чуть больше мили.
— Неплохая еда и дешевая выпивка, — сказал он. — А кроме этого, у меня там кредит.
Мы снова тронулись за ним, пока не возникла вывеска с надписью «Каса Кабронес».
Стрелка показывала вдоль грунтовки, отходившей в сторону пляжа. Дорога шла через пальмовую рощицу и заканчивалась на пятачке для машин перед захезанной ресторацией со столиками на террасе и музыкальным автоматом возле стойки бара.
Если б не пальмы и не пуэрториканская клиентура, он бы напомнил мне какую-нибудь третьесортную таверну на американском Среднем Западе. Гирлянда голубых лампочек болталась между парой столбов по обе стороны террасы, и каждые полминуты небо над нами вспарывал желтый луч с башни аэродрома примерно в миле от нас.
Только мы сели и заказали выпить, как я понял, что мы тут — единственные гринго. Остальные были местными. Они сильно шумели, пели и орали под музыкальный автомат, но все казались усталыми и подавленными. Причем, то была не ритмичная печаль мексиканской музыки, а завывающая пустота звука, подобного которому я не слыхал нигде — только в Пуэрто-Рико: смесь стона и хныканья, подпираемая унылым бумканьем и голосами, погрязшими в отчаяньи.
Неожиданно музыка остановилась, и несколько человек бросились к автомату.
Вспыхнула ссора, друг в друга полетели оскорбления, и тут, откуда-то издалека, будто включили национальный гимн успокоить истошную толпу, долетело неторопливое треньканье «Колыбельной» Брамса. Свара прекратилась, в кишки музыкального автомата провалилось несколько монеток, и он разразился визгливым хныканьем.
Мужчины вернулись к стойке, хохоча и хлопая друг друга по спинам.
Мы заказали три рома, и официант их принес. Мы решили сначала немного выпить, а обед отложить на потом, но когда дело дошло до еды, официант сообщил, что кухня закрылась.
— Да никогда в жизни! — воскликнул Йемон. — Здесь написано: полночь. — — И он показал на табличку над баром.
Официант покачал головой.
Сала посмотрел на него снизу вверх:
— Пожалуйста, — проговорил он. — Я голоден.
Официант снова покачал головой, не отрывая взгляда от зеленого блокнотика для заказов в руке.
Неожиданно Йемон шарахнул кулаком по столу:
— Тащите мяса! — заорал он. — И еще рому!
Официант, похоже, перепугался и юркнул за стойку. Все обернулись посмотреть на нас.
Из кухни выскочил низенький толстяк в белой рубашке с коротким рукавом. Он потрепал Йемона по плечу.
— Хорошие парни, — проговорил он, нервно улыбаясь. — Хорошие клиенты — — без проблем, ОК?
Йемон посмотрел на него.
— Нам нужно только мяса, — приятно промолвил он, — и еще по стаканчику на брата.
Толстячок покачал головой.
— Нет ужина после десяти, — сказал он. — Видите? — И показал пальцем на часы. Там было двадцать минут одиннадцатого.
— А на табличке написано, в полночь, — настаивал Йемон.
Толстяк снова покачал головой.
— В чем проблема? — спросил Сала. — Бифштексы меньше чем за пять минут поджарить можно. Ладно, к черту картошку.
Йемон поднял стакан.
— Давайте возьмем еще три, — сказал он, помахав тремя пальцами бармену.
Бармен посмотрел на нашего толстяка, похожего на управляющего. Тот быстро кивнул и ушел. Мне показалось, что кризис миновал.
Но через минуту он вернулся с маленьким зеленым чеком, на котором стояло $11.50.
Положил его на стол перед Йемоном.
— Не беспокойся, — сказал Йемон.
Управляющий хлопнул в ладоши.
— Ладно, — сердито сказал он. — Плати. — И протянул руку.
Йемон смахнул чек со стола:
— Я же сказал, не волнуйся.
Управляющий подхватил чек с пола.
— Плати! — завопил он. — Плати сейчас!
Йемон побагровел и привстал со стула.
— Я заплачу, как платил по остальным! — заорал он. — А тебе убирайся отсюда к черту и притащи нам этого проклятого мяса.
Управляющий чуточку помялся, но все же ринулся вперед и шлепнул чеком об стол.
— Плати сейчас! — заорал он. — Плати сейчас и убирайся — или я зову полицию!
Не успели слова вылететь у него изо рта, как Йемон схватил его за грудки.
— Ах ты дешевая сволочь! — прорычал он. — Будешь орать, так я вообще тебе не заплачу.
Я наблюдал за мужиками возле бара. Они все вытаращили глаза и по-собачьи сделали стойки. Бармен уже весь напрягся у двери — то ли делать отсюда ноги, то ли бежать за мачете, я так и не понял.
Управляющий, к этому времени совершенно выйдя из себя, потрясал у нас перед носом кулаком и визжал:
— Платите, проклятые янки! Платите и убирайтесь отсюда!
Йемон поднялся и надел пиджак.
— Пошли, — сказал он. — Я с этим подонком потом поговорю.
Казалось, управляющий пришел в ужас от того, что богатенькие клиенты могут от него просто так уйти. Он плелся за нами до самой стоянки, ругаясь и клянча попеременно:
— Плати сейчас! — выл он. — Когда ты заплатишь? Вот увидишь, придет полиция… Не надо полиции, только заплати!
Я решил, что он ненормальный, и хотел одного — чтобы он от нас отвязался.
— Боже, — сказал я. — Давай заплатим.
— Ага, — поддакнул Сала, вытаскивая бумажник. — Меня от этого места тошнит.
— Не волнуйтесь, — сказал Йемон. — Он знает, что я заплачу. — Он швырнул пиджак в машину и повернулся к управляющему: — Ты, гнилая образина, возьми себя в руки.
Мы сели в машину. Только Йемон завел свой мотороллер, как управляющий кинулся назад к своему кабаку и начал что-то орать мужикам возле бара. Вопли его еще разносились по округе, а мы уже тронулись вслед за Йемоном по длинной подъездной дорожке. Йемон явно не спешил, вертя по сторонам головой, словно турист, заинтригованный пейзажем, и через какие-то несколько секунд у нас на хвосте висели две машины, набитые орущими пуэрториканцами. Я подумал, что нас сейчас закатают в землю. Они неслись на здоровенных американских танках и расплющили бы нашу кроху-"фиат" как таракана.
— Срань господня, — повторял все время Сала. — Нас сейчас убьют.
Когда мы выехали на мощеную дорогу, Йемон вырулил на обочину и пропустил нас. Мы остановились через несколько ярдов, две другие машины подъехали к нему. Йемон соскочил с мотороллера, уронив его при этом на дорогу, и как раз вцепился в человека, голова которого высовывалась из ближайшего к нему окна, когда подъехала полиция. Пуэрториканцы дико заголосили и высыпали из машин. Мне захотелось пуститься наутек, но нас моментально окружили, чуть не сдернули дверцы с петель и вытащили нас с Салой наружу. Я попытался вырваться. Откуда-то доносился голос Йемона, повторявшего: