Звезда среди ясного неба
Аглая регулярно возила питомицу в салон красоты для животных, чтобы перекрасить голову, хвост и нижние части лапок, то есть всю шерсть, которая имелась в этих местах. Насколько я понимала, цвет шерсти Джулии подбирался под цвет платья Аглаи на очередном мероприятии. На голое тельце собачки надевались комбинезончики и даже платьица, которых, правда, насчитывалось меньше, чем у хозяйки, но однозначно больше, чем у меня. Джулию не требовалось выгуливать, она могла ходить в лоток, правда, не всегда это делала, и домработнице приходилось убирать еще и лужи за собакой, которая оставляла их по всей квартире. Питалась Джулия человеческой пищей, в основном деликатесами. Когда я записывала воспоминания Аглаи о прошедшей неделе, Джулия всегда сидела или на кровати, или на пуфике в гардеробной и то и дело получала кусочки печенья. По-моему, вес этой китайской хохлатой собачки значительно превышал положенный. По крайней мере, пузцо было заметно невооруженным глазом.
– Надо сказать ребятам, – посмотрел на меня продюсер и потянулся к бутылке коньяка.
Я пошла к «ребятам», которые разбрелись по всей квартире в поисках интересных экспонатов. Оказалось, что они стояли везде! Как психолог, я могла сказать, что это не совсем нормально.
– Не было никакой собаки, – повернулся эксперт, который уже не колдовал над телом. – И шерсти не видно.
Я пояснила, что у этой собаки шерсти не так много и в последнее время, если не ошибаюсь, она была небесно-голубого цвета.
– Вон волоски есть на кровати, – кивнул фотограф.
– Это от собаки?! – поразился эксперт. – Я уже взял на экспертизу, но никак не мог догадаться, с чего это могло нападать. Думал, что с какого-то наряда, типа того, во что голубые на своих парадах выряжаются.
Вероятно, ему не доводилось раньше выезжать на трупы богатых дамочек, любительниц маленьких собачек.
– Вы под кровать заглядывали? – спросила я.
– Ну, конечно, заглядывал. И не только я. Ведь орудие же убийства пытались найти. Там ничего нет, кроме пары кружевных трусиков. И даже пыли нет. Здесь прекрасно работает домработница. Или хозяйка ее так гоняла?
Я решила, что должна пройтись по всем комнатам в поисках Джулии, как раз посмотрю, что тут есть. Когда еще удастся? А ведь мне эта информация может потребоваться для книги от имени Аглаи.
Заходя в каждое помещение, я звала:
– Жуля! Жуля!
Члены следственной бригады заинтересовались информацией и присоединились ко мне, заглядывая под все диваны и кресла. Вероятно, искали не только собаку. Они же, можно сказать, попали в некий своеобразный музей эротики.
В результате Джулия нашлась, но никто так и не смог сказать, где она пряталась. Она просто выскочила на мой голос (меня она все-таки раньше видела) и в один прыжок оказалась у меня на руках, прижалась всем тельцем и задрожала.
– Пойдем на кухню, я тебя накормлю, – сказала я собачонке и поцеловала в макушку.
– Мы к вам присоединимся через некоторое время, – сообщил следователь. Ему еще было что осмотреть в этой квартире. Между делом он признался мне, что если бы, проснувшись утром, увидел кривой шкаф, который еще клонится в сторону, то подумал бы, что проспал землетрясение.
– Нашлась? – не особенно удивился продюсер при виде Джулии. – Ты не хочешь взять ее себе?
– Возьму, – кивнула я. Как раз будет живое существо в моей пустой квартире. Но больше никаких парикмахерских! Никаких перекрашиваний бедного животного! Никаких маникюров и педикюров! Никаких платьев! Только комбинезоны, когда того требует погода.
– Если бы ты знала, как мне тошно, Наташа, – вздохнул продюсер и налил себе еще коньяка. В бутылке осталось не так уж и много янтарной жидкости.
– Может, хватит, Петр Аркадьевич? – с беспокойством спросила я.
Он только махнул рукой, выпил, утер рот рукавом.
– Вам, может, что-то приготовить? – предложила я. – Вы же, наверное, еще не завтракали.
– Пожарь яичницу. Если огурец найдешь соленый, дай огурец. Ты насчет работы не беспокойся. Во-первых, нужно написать эту книгу – вроде как от Аглаи осталось, она хотела издать, а мы издадим после смерти… Как раз сорвем все, что можно, с дисков. Так что пиши побыстрее. За скорость заплачу. Во-вторых, я постараюсь еще какую-нибудь девчонку найти. В общем, я что-нибудь придумаю. И они сами постоянно проявляются и себя предлагают. Тебя не забуду. Ты уже свой человек. А я своих людей не бросаю.
Петр Аркадьевич накрыл мою руку своей.
– Как вы думаете, кто ее? – спросила я, разбивая яйца на сковородку. Джулия уже съела кашу и сидела на одном из пластиковых стульев как член семьи. Вероятно, она всегда так тут сидела. Я не знала. При моих предыдущих появлениях в этой квартире Джулия оставалась рядом с хозяйкой, а хозяйка не ходила в кухню.
– Кто-нибудь из мужиков, – пожал плечами продюсер. – Ты же знаешь, как она умела людей доставать. Ты еще мало с ней общалась и редко видела, а уж я-то с ней натерпелся. Хотя девка была талантливая, отдать ей должное.
– Вы ею занялись, потому что увидели ее потенциал? – Раньше я никогда не спрашивала об этом продюсера, да мы никогда и не разговаривали с ним по душам.
– Нет, потому что ее отец попросил. Я его знаю еще с советских времен. В одном институте учились. Подумать только, кто кем стал… Станислав Дубов прыгнул выше всех. Знаешь, я иногда смотрю на фотографии своего класса, на снимки из колхоза, куда мы студентами ездили, потом на тех, с кем успел поработать… В те годы мы и предположить не могли, что в стране произойдут такие изменения и мы пойдем такими разными дорогами…
– Вы по специальности инженер?
– Ага. Технолог. Трудно поверить, правда? Где только сейчас нет советских специалистов… Но я в НИИ отработал только три обязательных года – по распределению. У нас была художественная самодеятельность, я быстренько стал администратором группы, потом расширил деятельность. Ушел из НИИ, но продолжал и ту группу продвигать, и другие, и отдельных исполнителей.
– Когда было труднее – тогда или сейчас?
– И тогда, и сейчас были и свои сложности, и свои положительные моменты. Тогда талантам было проще пробиться, то есть пели люди, которые умеют петь, со слухом, с голосом. А теперь часто главными критериями являются умение двигаться по сцене, танцевальная подготовка, морда и сиськи. А попал в обойму – кочуй из проекта в проект. Все катаются на коньках – и ты катайся, все прыгают с вышки – и ты прыгай в воду. Это важнее, чем пение. Да что тебе объяснять? Хотя я все-таки работаю с людьми, которые на самом деле поют. Не могу я иначе! Но и я пытался некоторых засунуть в проекты, вон Аглая поучаствовала, потом сама не захотела больше. Но без этого нельзя. Участвовать в подобном проекте – значит быть в обойме. И я ведь и что-то оригинальное постоянно придумываю – взять хотя бы эту колонку, которую ты за Аглаю пишешь, то есть писала. Но и талант может пробиться. Вон Юрка, например. Талантливейший человек! Кстати, он никогда ни в каких проектах не участвовал и не будет.
– Но начинал-то он еще в советские времена, – напомнила я.
Петр Аркадьевич говорил про барда Юрия Твердохлебова, настоящая фамилия которого была Синюшкин, как мне в свое время сообщила Аглая. Сама Аглая выступала только под одним именем, поскольку оно было довольно редким. Ее фамилия – Дубова – не фигурировала ни на афишах, ни на дисках, ни в титрах. Аглая и Аглая. Ее и так хорошо запомнили.
Юрий Твердохлебов писал потрясающие тексты и музыку, на гитаре играл сам, всегда пел без фонограммы, а если требовалось петь под фонограмму в каком-то общем концерте, от выступлений категорически отказывался. Если сажал голос, отменял концерт, но потом обязательно проводил его в другой день. К своим слушателям (а их были миллионы) он относился с огромным уважением.
Но, как и подавляющее большинство талантливых русских мужиков, Юрий Твердохлебов-Синюшкин сильно пил. Свои потрясающие, гениальные тексты он обычно писал в состоянии глубочайшего похмелья и говорил, что только в эти минуты (часы, а то и дни) к нему приходит вдохновение, он видит образы, у него в голове звучит музыка и текст, и от него требуется только все это быстро записать. Хотя ведь и Есенин свои лучшие стихи написал в похмельной депрессии. Может, у нас это национальное?