Фаберже для русской красавицы

Но соседка гнула свою линию.
– А вы уверены, что это тот щит? Я сама их по городу видела несколько, в разных местах, где «Сфинкс» дома строит, – не унималась и я.
– Так ведь адрес же называли! Ты что, не слышала?! У нас это, совсем рядом. Там раньше садик был. Детская площадка. Скамейки стояли. Ты же знаешь, что у нас у подъездов нет скамеек, так мы туда ходили с бабульками. И молодежь там вечерами сидела, а сейчас им даже пойти некуда! А потом еще эти правители удивляются, откуда у нас разгул наркомании. Детям просто некуда приткнуться! Но ты садик уже не застала. А мы письма писали во все инстанции. Я сама к депутату ходила, но все без толку. Чиновничье дерьмо ведь уже свои взятки получило. Хотя по телевизору брешут, будто каждое дерево у нас в городе на учете и, чтобы его срубить, нужно кучу разрешений получить и четыре посадить. Брехня! Взятку надо дать кому следует – и руби хоть все, а потом строй дома для новых русских или супермаркеты, в которые мы, пенсионеры, можем только на экскурсию ходить!
Я решила, что пора прерывать эмоциональную речь Варвары Поликарповны. Она вроде забыла, что не на митинге и мне ничего доказывать не нужно, тем более я с ней была полностью согласна.
– А «Сфинкс» в вашем, то есть нашем, районе один дом строит? Или больше?
– Уже два построили, но туда на троллейбусе ехать нужно. Если хочешь, можем как-нибудь съездить. Но там пустырь был. Застроили – и ладно. А вот у нас тут…
– Хорошо, давайте сходим. Я только переоденусь.
Варвара Поликарповна кивнула и побежала к себе тоже переодеваться. У нее это получилось гораздо быстрее. В руке соседка держала довольно вместительную сумку, в которой явно что-то лежало. Варвара увидела направление моего взгляда, сумку раскрыла и извлекла оттуда бинокль довольно внушительного размера, пояснив, что он с сорокакратным увеличением и его из какой-то экспедиции привезли дочь с зятем – купили на иностранном базаре по дешевке. На бинокле было написано «Paris», и выглядел он древним. Линзы оказались не треснувшими и не замутненными: видно было все. Соседка предложила мне посмотреть в окно.
Я не удивилась, что Варвара записывала номера машин, приезжавших к Соне. Мне в голову ударила мысль о том, что нам нужно прихватить с собой и кое-что еще. Я сказала Варваре про фонарик. Соседка с невозмутимым видом извлекла из вместительной сумки и его.
– Ну неужели ты подумала, что у меня с собой нет такой нужной вещи?!
Да, плохо я еще знаю Варвару.
Тем временем она сказала мне, что мне самой неплохо было бы прихватить какую-нибудь вместительную сумку на тот случай, если по пути встретится то, что плохо лежит.
– Э… – промычала я.
– Ты про экспроприацию у экспроприаторов слышала? – с суровым видом спросила меня Варвара.
Я кивнула. Оказалось, что возмущенные граждане, недовольные вырубанием садика и отсутствием реакции властей на их обращения, решили провести акцию мести и, когда компания «Сфинкс» завезла на место строительства материалы (как я подозреваю, купленные у моего бывшего), с большими сумками отправились их экспроприировать – не потому, что материалы им требовались, а для того, чтобы нагадить вырубившему деревья «капиталисту». Часть материалов забрали и, насколько знала Варвара, какой-то Петька из первого подъезда их в ремонте своей квартиры использовал, кто-то что-то свез на дачу, а не унесенное с собой граждане испортили, после чего владелец «Сфинкса» выставил на стройплощадке охрану.
– Но неужели вы ничего больше не предпринимали? – спросила я, с трудом сдерживая хохот.
– Предпринимали, – кивнула Варвара Поликарповна. – Санька, внук Никитишны из пятнадцатого дома, идею подкинул. Сейчас выпускаются такие игрушки с краской… то есть не краской, а скорее слизью… Я не знаю, как объяснить, Наташа, но они специально предназначены для того, чтобы их бросать и кого-то пачкать. Американцы вроде их придумали для своего Хэллоуина. Или «зеленые» изобрели, или еще кто-то, кто за права животных борется и шубы из натурального меха пачкает.
– Это как шарики для пейтбола?
– Не знаю я никакой пейнтбол! В общем, у нас в городе эти «яйца» – а они выглядят как яйца – можно купить. Не знаю уж, официально у нас их производят или подпольно, но вещь хорошая.
– У вас есть?
– Есть, – призналась Варвара. – Всего два. На крайний случай. Но адрес, где продают, тоже есть. Я у Саньки спросила и записала, как доехать.
– И вы закидывали стройплощадку этими «яйцами»?
– Нет… мы посчитали, что «яйцами» будет дорого, и заменили их презервативами. Кто чем их наполнял. У кого краски не нашлось, те просто мочой. Знаешь, прекрасно летели. Охрана вся попряталась. Потом в округе долго какими-то химикатами воняло – дом-то отмывать пришлось.
– А в милицию владельцы «Сфинкса» не заявляли? – поинтересовалась я.
– Да на кого ж им заявлять-то? Думаешь, мы там дожидались, пока нас схватят? А никакие видеокамеры у них не установлены. Петр Игнатьевич, участковый, приходил на место. Как пришел – так и ушел.
Я задумалась: не мог ли кто-то девчонку распять на щите, чтобы опять же насолить Красавину и заставить его убраться с места бывшего садика. Конечно, я не думала на жителей нашего двора. Варвара и ее подружки с внуками, по-моему, не способны на такое. Но ведь Красавин наверняка кому-то мешает. Строительных компаний у нас в городе немало, тем более в последнее время еще и московские к нам потянулись. Район обжитой, коммуникации никакие проводить не надо, магазины рядом, до метро не так далеко и транспорта много. Да еще и жильцы акции протеста проводили…
Хотя, наверное, трупом девушки на рекламном щите компанию «Сфинкс» отсюда не прогонишь… Тем более раз они уже этажей восемь-девять возвели, как я сама видела по телевизору. Но неприятности явно создать можно.
Наконец мы с Варварой вышли из дома и отправились к месту бывшего садика. По пути она рассказывала мне про местные достопримечательности. За время этой прогулки я узнала о нашем микрорайоне больше, чем за предыдущие два месяца проживания здесь. Мне объяснили, почему у нас асфальт, вроде недавно положенный, уже весь в колдобинах и в некоторых местах на нем поднимаются какие-то бугорки: его просто клали зимой. А клумбы у «Пятерочки» разбивали в декабре, когда сдавали объект с прилегающей территорией. Жильцы ходили на экскурсию, когда увидели, как привезли чернозем, – никак не могли понять, зачем, пока не увидели процесс разбивания клумб под снегопадом…
Самой интересной оказалась тумба, то есть постамент, используемый одним твердокаменным ленинцем и членом Коммунистической партии чуть ли не со времени ее основания. Убежденный коммунист вначале долго возмущался снятием памятников Ленину в нашем городе, писал и ходил в многочисленные инстанции. Потом вознегодовал на отсутствие памятника Ленину в нашем районе, существующем уже лет тридцать. То есть он начал строиться при коммунистах, но они почему-то Владимира Ильича у нас не поставили. И дедок решил сам восстановить справедливость.
Он имел отдаленное сходство с Владимиром Ильичем, правда, недостаточное, чтобы работать «памятником», поэтому отправился на Ленфильм. Там нашел какого-то старого гримера, тоже верного идеям революции семнадцатого года, который бесплатно помог ему изменить внешность и приблизить ее к ленинской. А тумба в районе стояла с тех пор, как Варвара Поликарповна с мужем и дочерью (зятя еще даже в проекте не было, не то что внука и правнуков) сюда переехали из коммуналки в центре. Для чего предназначался постамент, никто не знал и не знает, но за все годы его никто не удосужился убрать. В праздничные дни здесь иногда испражняются граждане, много раз за годы проживания Варвары Поликарповны на тумбе писали всякие слова – как русские народные, так и нечто типа «Вася + Маша».
А потом в один прекрасный день на возвышение влез Семен Петрович и протянул руку вдаль.
Услышав это, я потеряла дар речи. Варвара Поликарповна тем временем продолжала рассказывать, что Семен Петрович стоит здесь в жару и в холод и приспособил у ног специальную, расписанную под хохлому емкость для мелочи. Вначале была простая тарелка, но разбилась, и кто-то сердобольный презентовал «Владимиру Ильичу» деревянную чашу.