Искатель. 1978. Выпуск №3

Вот и аэропорт. Я ставлю машину, где ей положено ждать, и прохожу через служебный вход в помещение аэровокзала.
Я не люблю вокзальной обстановки, разношерстной пассажирской толчеи, суетни у касс и окошек для справок, у буфетных киосков с теплым лимонадом и зачерствевшими бутербродами. Кресла для пассажиров всегда заняты, присесть негде, а у меня еще полчаса свободного времени.
Покупаю цветы, прохожу мимо сидящих, что-то читающих, что-то жующих, о чем-то болтающих или скучно молчащих людей. Сразу же нахожу Александрова. Он сидит на диване с «Огоньком» в руках, открытым на странице с кроссвордом. Вероятно, Ягодкин где-то близко. Александров на меня не смотрит, уткнулся в свой кроссворд. «Столица Венесуэлы… столица Венесуэлы…» — бормочет он еле слышно.
— Каракас, — подсказываю я, также не повышая голос.
Он оборачивается ко мне, узнает и уже готов вскочить.
— Сидеть! — тихо говорю я. — Где он?
— Через три ряда, напротив. Сидит вполоборота к нам. Закрылся газетой.
— А где Зайцев?
— Ведет наблюдение с другой стороны.
Смотрю на часы. Минут через десять объявят посадку. Я почти шепотом говорю об этом Александрову.
— Мы еще не знаем, на какой рейс у него билет, — отвечает он. — Александр Михайлович приказал ждать вас.
— Все правильно. На посадке в толпе пассажиров возьмите его в клещи. Один впереди, другой сзади. Не рядом, конечно. Он вас еще не приметил?
— Думаю, нет. Все время читает газету. А вы где будете?
— Я встречу его у трапа. Вы подойдете туда же.
Лавируя между ожидающими, прохожу на летное поле. Почему я намеревался задержать Ягодкина лишь в последние минуты перед посадкой? Проще было бы арестовать его тут же, в пассажирском холле. Но я хотел взять его, как говорится, с поличным, официально зафиксировать его попытку бежать за границу. Ведь само по себе его пребывание в аэровокзале еще не свидетельствовало об этом. Он мог признаться, что действительно украл бумажник у Бауэра и действительно вклеил в его паспорт свою фотокарточку, но бежать раздумал, собирался уже уехать домой, заменить в паспорте свою карточку бауэровской и вернуть этот паспорт его законному владельцу вместе с просроченным билетом на самолет. Все-таки одним преступлением будет меньше, а другие, мол, надо еще доказать. Нет, я рассчитал все точно: арест при посадке на самолет был гроссмейстерским ходом. Король заматован. Все!
Только не король он, не король, не годится тут шахматная терминология.
Я стою у трапа рядом со стюардессой, очень картинной и обаятельной. Она смотрит на меня почти с восхищенным любопытством: мое служебное удостоверение свою роль сыграло.
— Вы не полетите с нами, товарищ полковник? — спрашивает она.
— Нет, не полечу. Мне тут одного пассажира требуется встретить.
— С цветами?
— Цветы эти для вас, Лидочка. Я только ждал этого вопроса, чтобы вручить вам букет.
— Спасибо. Только, между прочим, я не Лидочка, а Валя.
— Простите, Валечка. Тут я с одной стюардессой летал, на вас похожей. Так ее звали Лидочкой. Ну и сболтнул по-стариковски.
— Какой же вы старик? Полковник он и есть полковник. Совсем молодых полковников не бывает.
— А космонавты? — улыбаюсь я.
— Так то космонавты, а вы просто военные… — Она ищет слова, которые могли бы, не обидев меня, объяснить в ее понимании разницу между просто полковником и полковником-космонавтом. — Да и работа у них не просто военная и не просто воздушная, как у наших пилотов, а специальная, особая и очень-очень трудная.
— У нас, Валя, тоже специальная и нелегкая, хотя мы и не летаем в космос, — вздыхаю я.
— А кто этот ваш пассажир, не секрет?
— Секрет, Валя. А увидеть его вы, конечно, увидите.
К самолету уже подходят первые пассажиры. Много наших, советских, но есть и ярко выраженные иностранцы. Этих узнаешь сразу. Молодых — по джинсам, джинсовым курткам, по рубашкам диковинных расцветок, стариков — по хорошо сшитым костюмам и обязательным зонтикам. Наши с зонтиками не ездят.
Ягодкин подходит к трапу вслед за платиноволосой Гретхен в белых расклешенных брюках. В руках у него мягкий клетчатый чемодан, весь оклеенный иностранными этикетками. Глаза, как и у меня, прикрыты дымчатыми очками. В сущности, такой же примитивный маскарад, как и мой.
На Гретхен я не смотрю, но перед Ягодкиным протягиваю руку, преграждая ему путь на лестницу.
— Варум? — спрашивает он по немецки, явно не узнавая меня.
— Отойдем в сторонку, Михаил Федорович, — говорю я негромко, но непреклонно.
Он еще не понял или делает вид, что не понял.
— Их бин Отто Бауэр. Я есть иностранный турист, — настаивает он, ломая русский язык.
— Не будем мешать пассажирам, Михаил Федорович. И не надо шуметь. Ведь мы с вами давно знакомы.
Я беру его под руку, сбоку вырастает лейтенант Александров, а чуть позади Зайцев. Ягодкин уже узнал меня и как-то оседает. Он не сопротивляется, только еле-еле идет, ни о чем не спрашивая. Да и не о чем говорить, когда все уже ясно.
Так мы доходим до ожидающей нас машины.
— Сегодня допрашивать вас не буду, Михаил Федорович, — поясняю я арестованному, — у вас есть еще время подумать до завтра. Только учтите, что нам уже все известно. Абсолютно все. Вы, товарищи, — обращаюсь я к своим лейтенантам, — доставьте его прямо в камеру, майор Жирмундский все оформит. Ну а я доберусь на вашей машине.
Из аэропорта звоню Жирмундскому.
— Все сыграно как по нотам, Саша. Взяли прямо у самолета, в очереди на посадку. Сейчас его увезли Зайцев и Александров. Оформи все, что нужно, и езжай домой.
— Не нравится мне твой тон, Николай Петрович. Голоса победителя не слышу.
Тон у меня действительно минорный, но я просто устал на следственном марафоне. И еще не дошел до финиша.
  
22
 
Утро следующего дня начинается у меня с телефонных звонков. Сначала звоню Немцовой.
— Раиса Григорьевна? Соболев вас приветствует. Ни вчера вечером, ни ночью вас никто не потревожил, нет? Отлично. Теперь можете спокойно выходить: Ягодкин арестован. Челидзе струсил, и это вас спасло. Ну а если бы не струсил, вы могли стать соучастницей Ягодкина.
Потом по внутреннему телефону вызываю Жирмундского. Он знает, о чем я спрошу, поэтому сразу же выдает готовый ответ:
— В милицию я уже звонил. Заявление Бауэра получено и тут же передано в МУР одновременно с просьбой посольства.
— Соедини меня с угрозыском, — говорю я.
Трубку подымает старший инспектор Маликов, с которым я уже встречался в связи с делом Гадохи. Оказывается, он меня помнит и потому позволяет себе пошутить.
— Третье дело вам сдаем, товарищ полковник. Отрадно. Могу еще парочку подбросить.
— Не помню второго.
— А дело об убийстве на Минском шоссе. Его у нас забрал ваш помощник. Кстати, и первое и второе мы бы закрыли: там нет даже подозреваемых. Один сгорел, второй, угробив машину, сам же разбился. Только в третьем деле надо вора искать. Посольство требует, да поскорее.
— Уже нашли, — усмехаюсь я.
— Кто?
— Мы же и нашли. Так что передавайте дело. Облегчаем вашу работу.
Обмен любезностями завершает переговоры. А дело закрыть нельзя. Ни первое, ни второе, ни третье.
Отто Бауэр. Коммерсант. Представитель мюнхенской фирмы «Телекс» с ее филиалом в Вене. И Бауэр не подставное лицо, он действительно занимается торговыми делами в Москве. Но то, что у него есть и другие хозяева, знаем пока только мы. Знаем, но привлечь к ответственности не можем. Правда, катушку с магнитофонной записью мы у него, пожалуй, найдем, но запись подтвердит только розыгрыш Челидзе и Шелеста. А Бауэру мы даже экспертизы физиков не предъявим. Он посмеется и скажет: нашел где-то на улице, прослушал дома и оставил у себя как любопытную диковинку. В чем же его обвинишь? В шифрованной переписке на почтовых марках он не участвовал, с Ягодкиным, скажем, незнаком, а имя Отто так же популярно в Германии, как у нас Владимир или Олег. Даже если признается Ягодкин, Бауэр может хладнокровно все отрицать. Никаких очевидцев их знакомства ни у нас, ни у Ягодкина нет. Свидетельство Линьковой неубедительно. В первый раз она видела его только мельком накануне превращения Ягодкина в филателиста. На прошлой неделе так же мельком заметила его в подъезде гостиницы «Националь» на улице Горького. На официальном допросе она может сказать только то, что Бауэр чем-то напоминает Лимманаса, как его называл тогда Ягодкин, но категорически утверждать, что это одно и то же лицо, она, конечно, не будет. Случайная встреча со случайным человеком… Так что никаких оснований для того, чтобы задержать Отто Бауэра, у нас не имеется. Да и пусть улетает он со своей липовой записью.