Звездопад

— Ха-ха-ха.
— Гы-гы.
— Вот тебе свезло так свезло. Ха-ха!!! — засмеялся я и похлопал по плечу прапорщика. — Запомни теперь на всю жизнь, какими последствиями чревато пьянство в воздухе! Это тебе не в БМП брагу гнать и пить, пока батальон по горам ходит.
— Нет-нет, с пьянством покончено. Я даже допивать «первач» со своими орлами не стал, отдал все Луковкину и Мелещенко.
Тем временем, весело смеясь, к казарме подошли Острогин и Ветишин.
— Чему радуемся? — поинтересовался Грымов.
— Жизни! Жизни, дорогой ты наш командир, — воскликнул Острогин. — Каждый новый день — радость! Комбат не вдул — радость. Командир полка матом не покрыл — счастье. «Духи» не убили — верх блаженства.
— Ступай, разбирайся с Хафизовым и готовься к очередным п.., нам, — вздохнул Эдуард.
— Вот черт, такое солнечное утро, весна, трава зазеленела, и так сразу обламывают.
— Для поддержания настроения, скажу новость дня, — сказал я. — Сегодня концерт звезды эстрады, твоего любимого Валерия Леонтьева!
— Ура, ура! Ох, Ник, ох обрадовал! Иди, занимай места! С меня «Боржоми».
— Концерт вечером, «Боржоми» сейчас!
— Вечно ты строишь взаимоотношения со мной как какой-то рвач и хапуга. Корыстный какой.
— Не как рвач, а как твой спаситель! За спасение под Бамианом ты со мной не рассчитаешься и цистерной минералки, слишком легко отделаться хочешь. С тебя вагон коньяка!
— Ладно, встречаю вечером тебя в клубе с лимонадом и водичкой, а то ведь как всегда душно будет. А коньяк будет в Союзе.
— Товарищи офицеры, внимание! — вмешался в беседу Грымов. — Перед концертом совещание в шестнадцать часов, а концерт позже, в восемнадцать. Всем прибыть с рабочими тетрадями.
— Мне тоже идти? — спросил я. — В это время у нас по плану воспитательная работа — беседа с солдатами.
— Ничего не знаю. Приказ прибыть всем. Пусть беседу проведет Бодунов.
***
Начальник штаба подводил итоги боевых действий. Командир полка, как всегда, юмором и сочным матерком сдабривал сухие цифры и факты. Эти вставки «эпитеты» были неподражаемы, а армейский матерный фольклор уникален. Начфин хвастал, что ведет блокнот с цитатами из репертуара — Филатова, их количество давно перевалило за двести — и все нецензурные.
Герой (а он и на самом деле был Героем Советского Союза) морщился, но ровным и четким голосом продолжал подведение итогов, он никогда публично не переходил на маты.
Командира, несмотря на его грубость, любили. Был он вспыльчив, но быстро отходчив и добродушен. Начальника штаба, майора Ошуева, уважали, Герой как никак, но не любили. Вот и сейчас он похвалил танкистов и артиллеристов, не сказал ничего плохого про саперов, разведчиков и связистов и опять раздолбал наш славный батальон. Это у него от ревности.
Мы пехота, нас много — крайние как всегда. По-другому не бывает!
— Товарищ подполковник, еще в заключение совещания слово просит начальник медицинской службы, — закончил доклад Герой.
— Что ж, вещай, «шприц-тюбик», — вальяжно произнес «кэп». — Только покороче, а то артистов пора встречать.
— Товарищ командир! Срывается план прививок! Офицеры совершенно не хотят их делать. С солдатами проблем нет никаких, а офицеры, особенно первого батальона, саботируют эту процедуру.
— Я им, бл…м, посаботирую! Строиться в колонну по одному между рядами и подходить к столу. Начмед, бегом за аппаратурой, шприцами, лекарством, я вообще-то и сам для примера руку или плечо подставлю.
— Товарищ командир, руку не надо, нужно штаны спустить.
— Что? Что ты сказал, я должен снять?
— Штаны…
— Ну, ладно, — убавил тон командир и далее уже миролюбиво продолжил:
— Для личного примера этим бездельникам сниму штаны, так и быть, но первым, вне очереди.
— Так точно! Так точно! Пожалуйста, товарищ подполковник, все готово, подходите.
Вытирая пот со лба, волнуясь, капитан-медик подвел командира к автоматическому шприцу-пистолету. Командир крякнул, рыкнул матом и, застегивая штаны, встал у входа. Присутствующие в зале покатились со смеху.
— Все проходят мимо и показывают отметку в медкнижке. Поставил укол — штамп в книжке и свободен! Хватит ржать, спускайте штаны, — громогласно гаркнул луженой глоткой Иван Васильевич. — Я вас, бл…й, сачков гребаных, в бараний рог сверну!
Не зря у него прозвище Иван Грозный. С ним не поспоришь, может и в лоб двинуть. Я и Острогин сразу загрустили. Если Грымов с Ветишиным добросовестно ходили в медпункт, то мы его игнорировали. У меня вообще была теория: тот, кто соглашается делать уколы, получает инфекцию, но в ослабленной дозе. Но все равно — это зараза для организма. И кто прививается, тот и болеет, а кто сачкует, тот здоров.
У Голубева была другая теория: красные глаза не желтеют, и он заливал печень спиртным. Этой теории придерживались многие, но с переменным успехом. В основном гепатит, тиф и малярия побеждали их ослабленную иммунную систему в первую очередь. Что ни день — новый больной.
Черт! Сейчас нарушится мое правило — всеми силами уклоняться от прививок. Вот и очередь подошла. Я слегка спустил штаны и шагнул к столу.
— Фамилия? — спросил молоденький врач.
— Лейтенант Ростовцев, — буркнул я.
Он порылся в стопке, сделал отметку в моей книжке и переложил в другую пачку.
— Следующий!
— Острогин.
Лейтенант нашел книжку Сергея и, проштамповав, швырнул ее туда же.
Я сделал шаг в сторону со спущенными штанами, осторожно обошел стол, незаметно зацепил рукой наши книжки и, подмигнув Сергею, бочком-бочком отошел в зал. Острогин сделал то же самое движение. Застегивая брюки, мы двинулись к выходу, где стоял командир.
— Прививки сделали, обалдуи?
— Так — точно, товарищ подполковник! — взвизгнули мы дружно и показали ему на раскрытой странице штампы.
— Молодцы, свободны! — и он дружески хлопнул меня по спине. За дверями мы дружно расхохотались — Как мы их ловко сделали!!! — орал Серж.
— Нас не проведешь! — вторил ему я. — Голыми руками не возьмешь! Хрен им этим медикам! Не дадим дырявить задницу! Никакой заразы в организм! Но если «кэп» узнает про обман — убьет!
Через полчаса, когда все вышли из клуба после экзекуции на перекур, к нам подошел прапорщик Айзенберг и укоризненно покачал головой:
— Мальчишки! Балбесы несмышленые! Дурачье! Детский сад! Только меня не проведешь, я видел, как вы сбежали, и доложу начмеду.
— «Папа»! Ты что издеваешься, вот книжки с отметками! Иди к черту!
— Может, тебе тут и прямо сейчас зад показать, — усмехнулся Острогин. — Мы чисты перед законом, «свободен, дорогой старина».
— В следующий раз вам этот номер так не пройдет, лично сделаю укол и не автоматом, а шприцом с большущей иглой.
— До следующего раза, — улыбнулся я дружелюбно батальонному медику.
***
Мы еле-еле нашли свободные места, но почти в самом конце зала. Сергей был возбужден, предвкушая выступление любимого артиста, и, жестикулируя, заранее громко восторгался. К нам подскочил Артюхин и зашипел:
— Острогин, прекратить визжать!
— Уже прекратил! Я теперь буду только кричать и петь.
— Перестань паясничать. Веди себя прилично.
— Договорились.
— Со мной не надо договариваться. Выполняйте приказ.
— Слушаюсь, товарищ старший лейтенант, — и Сергей шутовски приложил два пальца ко лбу.
Артюхин что-то сказал себе под нос и отошел на свое место. Сережка во время исполнения первых двух песен хлопал, сидя на стуле. Но когда зазвучала третья, вскочил на сиденье и заорал, приплясывая и визжа.
Замполит батальона подскочил и схватил за рукав Острогина.
— Я тебя сейчас с позором из зала выведу.
— Ты бы меня хоть раз с гор или из «зеленки» вывел, а то вы только в полку — герои и указчики.