Рассказ о господине Просто
Что это? что? Вы затянулись понюшкой табаку?
* * *
Два-три поворота, и открывается широкая, прямая дорога, обсаженная клёнами и каштанами. Бабушка живёт в садовой части города, где нет ни докучных ремёсел, ни весёлых торговцев.
Фонарные столбы перемежаются с клёнами и каштанами; утрамбованная галька проезда пестрит - изредка лужи после вчерашнего дождя и влажность песчаной посыпки. Травой обросли пешеходные дорожки - розетки просвирника и ланцеты подорожника. Неприятно!
Бич кучера английского экипажа, тонко свистящий, изгибающийся; четыре глаза из окна кареты.
Воробей прыгает у самых ног. Скорее! Ноги уже не чувствуют твёрдости тропы. И в пустоте её опять немного жутко, хотя слёзы уже высохли.
* * *
Бабушкин дом с верандой над прудом. Планы нельзя описывать, их нужно чертить, вот хотя бы так:
"П л а н с а д а
и п р у д а"
Как изображен пруд и дом - всем понятно; очертания двух кустов по сторонам веранды - это попытка передать вид жасминника сверху (конечно, неудачная попытка), узкие четырёхугольники рядом с ними - садовые скамейки; кружки - фонтанчики; дальше идёт путаница сада; бабушкин стол на веранде и её кресло обозначены также; напротив бабушкина кресла другое - серого толстого кота (тигровой масти) - Филиберта. Но кот сейчас не сидит в кресле - он дремлет на балюстраде веранды и во сне ему снится, что он должен свалиться за край, прямо в воду. Это неприятно. Кот хочет проснуться, но не может. Усы его вздрагивают, нос морщится.
Бабушка оставила вязанье и думает. Можно ли в нашем сломленном веке изобразить мысли старых, но ещё не ушедших людей? Её мысли - о непонимании.
Шестьдесят пять лет прожиты, и такие мысли в голове впервые. Шестьдесят пять лет стучатся в виски каменными молоточками - это начало склероза - и выговаривают:
"Куда ушла Ниночка?
Почему Мэри не хочет сказать, что у неё на сердце? Или у неё нет сердца?"
Каменные молоточки выстукивают глупости. Сердце у Мэри есть, и оно отдано, но не бабушке. Бабушка не умеет целовать, а если и умела, то забыла. У бабушки не поцелуи, у неё две фабрики.
Но у бабушки всё же и мысли. Мысль может жить десять, двадцать, тридцать лет и ничего не уметь, а потом сверкнёт как молния, или вопьётся в человеческое сердце, как боль в зуб. Правда, у бабушки мысли другого рода. У неё испуг и растерянность.
Они, внуки, милые: дочка умерла, и бабушка им была вместо матери. Кажется, так просто соединить концы, как у её вязанья, но почему Павел (Павел на военной службе) ничего не пишет? Мэри в кого влюблена? где Ниночка? - Эта непослушная девчонка, у которой только шалости на уме.
Сам мир очень прост, так прост, что в нём нет иной фразы, как только "шалости на уме".
В мире нет булочника в башмаках с острыми и длинными носками.
Седые букли из-под чёрной кружевной косынки не для поцелуев.
- Филиберт!
Но Филиберт не ведёт ухом - он желает видеть сны - не беспокойте его, бабушка.
Побеспокойте лучше телеграмму на столе. Вы уже прочли её, но побеспокойте. Ведь она от управляющего с фабрики и о том, что фабрика беспокоится. Беспокоятся и машины и топки, развеваются на ветру передники фабричных, гудок гудит сам по себе - управляющий в том неповинен. Управляющий говорит: "Перестаньте гудеть", но высокий рыжий человек с четырьмя пальцами на правой руке стоит против него и улыбается весело.
Бабушка не хочет беспокоить телеграмму. Она не верит в бумажки, она верит в людей - управляющий, усатый и седовласый человек.
- А Ниночка человек?
? А у Мэри есть сердце?
- Филиберт, я тебя зову.
Филиберт поводит ухом и спит.
Когда девочка быстро подошла, почти даже подбежала к берегу пруда и увидела за ним на веранде бабушку и кота, она вспомнила, что нужно было идти по другой дороге, так как через пруд на веранду не попадали.
- Ведь здесь не пройти. Надо кругом - я забыла,- сказала она в трубу.
- Иди прямо, через воду,- ответил человек.
Девочка знала, что пруд неглубок, всего ей по грудь, но кто же так ходил?
- Нет, нельзя, - возразила она.
Труба дёрнулась к пруду и дёрнула за собой на воду и девочку. Девочка не замочила даже туфелек - ноги переставлялись прямо в воздухе, на вершок от воды; дно золотилось песком от солнца, песок был рябой, а поверхность воды совсем гладкая. Мелкая рыбёшка крутилась в воде - неизвестно зачем ведь она же не могла там вырасти.
Бабушка подняла голову, увидела Ниночку над водой и вскрикнула, вскочив:
- Ах!
Филиберт проснулся, взглянул прямо и просто сначала, но потом выгорбил спину, ощерился и сказал:
- Фырр, фырр! Я не люблю глупостей.
И когда сказал - труба вдруг брякнулась в воду, разбрызгивая её, а освобождённая Ниночка - бултых!
Её вытащили сразу - было же так неглубоко.
Я не знаю, искали ли в воде трубу и следовало ли её там искать.
* * *
- Лука Лукич! у вас трубка погасла,- сказал Мастер Ха, закончив свой рассказ.
- Трубка-то что,- ответил Лука Лукич, выколачивая её о ружейный ствол,- скажу я вам, что вы и говорили, как "Хороший рассказчик доброго старого времени", но тенденций ваших скрыть не могли и никакими художественными подходами их не искупили. Всё у вас очень слажено и оттого даже неприятно. Не понимаю, к чему это? Символика - не символика. Господин Просто, конечно, поражённый насмерть буржуй или, по-вашему, проприэтер. Небрежение его к Марксу довело вас до того, что вы фамилию вашего гномика вывели из одного корня с Марксом; затем, старые, мол, не понимают, а молодые очень даже свободно разговаривают. Пошёл покупать щёточку - значит, украл её, потому что "собственность есть кража". И солидный управляющий, и бабушка из другого мира - все налицо. Любовь же или ни к чему или вы хотели показать, что от неё никак не уйдешь и она появляется везде, где её не ждут. И труба - это не Маркс, а любовь. Крепкая, как перец. Сингапурский. Кстати, вы же знаете индусскую скульптуру? Вот откуда эта труба и этот Сингапур. Потом воззвания к народам Востока...
- Не спорю,- перебил Мастер,- конечно, вам виднее, но что бы вы заговорили, если б вам пришлось в самой настоящей жизни встретиться с булочником из булочной против фонаря?
- А это что же, Хронос? - спросил Лука Лукич.
? Как хотите понимайте,- закончил свои мысли Мастер.
Но Лука Лукич ещё добавил с сердцем:
- Вы даже газету и ту не забыли: "Кафегеская химия" у вас от ваших взглядов, что революция не только экономический сдвиг, но и химико-физиологический процесс.
Потом набил две трубки, и они закурили. Из-за стога сена, под которым лежал пикет, показался лунный серпик. Часовые за оврагом перекликнулись.
Март 1919 г.- октябрь 1924 г.