Потоп

— Товарищ генерал-лейтенант, прием, — сказал он в переговорное устройство и сразу почувствовал, как обрадовался Ясеневский. Диверсант жив, он не ошибся в Рокотове!
Правда, радоваться пока преждевременно…
— Нужна помощь, медицинская, — быстро проговорил Влад. — В том числе — специализированная офтальмологическая бригада. Груз двести пока что один, возможно — два, но тот, скорее, трехсотый. Трехсотых вообще побольше, конечно. Надо сымитировать пожар, вызвать пожарных, но жечь усадьбу нельзя. Я займусь. О пожаре следует поставить в известность Касьяна Михайловича, но прежде я должен осмотреть особняк.
— Понятно. — Теперь голос Ясеневского помрачнел. Влад задал ему работы. — Тебе сколько времени требуется на усадьбу?
— Не знаю, — честно ответил Рокотов, — Час. Два, три…
Повисло недолгое молчание.
— Хорошо, — наконец отозвался генерал. — Я все организую. Приедут наши люди со специальными допусками, здесь все оцепят. Думец не думец… Теракт! Запустим идею теракта?
— Как сочтете нужным, — сказал на это Рокотов.
— А террористом будешь?
— Не привыкать, — горестно усмехнулся Влад. — Но лучше будет обойтись без этого.
— Шучу, — буркнула рация. — Для поднятия боевого духа.
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант, — отрапортовал Рокотов.
Он зашагал к сторожке охраны.
Коротаев теперь не стоял, а сидел на земле, все так же зажимая глаза ладонями и мерно раскачиваясь из стороны в сторону. Влад не стал его трогать.
Нацепив респиратор, он выволок из сторожки ополоумевших стражей, вырубил двумя ударами.
Потом поджег будку.
  
Глава пятая
 
ВОПРОС ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВАЖНОСТИ
 
До ночных приключений оставались еще часы, а в Государственной Думе продолжалось настоящее сражение.
Ну не совсем настоящее: известны случаи, когда и волосья дерут, и морду бьют, — до этого не дошло. Вопрос касался выделения пусть солидной, но все же лишь суммы денег и не касался ни идеологии, ни покушений на Конституцию.
Касьян Михайлович Боровиков уже не в первый раз оказался героем дня.
Его много раз показывали по телевидению, его интервью перепечатывала пресса всех расцветок и направлений. Его интимная жизнь обсуждалась активнее, чем чья-либо еще, а он ни от чего не отнекивался и только посмеивался.
А вопрошавший, как правило, цепенел под взглядом Коротаева, который неизменно находился у Боровикова за плечом — но только не сегодня.
Стоя на трибуне, Касьян Михайлович колотил по ней кулаком, мечтая и тоскуя о хрущевском ботинке.
Впрочем, этих никаким ботинком не проймешь. Эти понимают только сталинскую винтовку, из которой вождь и отец целился в оборзевший съезд, голосовавший за товарища Кирова.
— Вторая Якутия! — в сотый раз захлебывался Боровиков.
— Нам и одной хватает! — выкрикнул кто-то неполиткорректный. — Может, подскажете, как с ней быть?
— ЮАР! Мыс Доброй Надежды! Мы так и назовем это место — ну, чуть изменим… Мыс Будущего!..
— Там нет никакого мыса, Касьян Михайлович, — устало сказал председатель. — У вас все? Вы привели все доводы по вашему проекту?
— У меня все, — озлобленно огрызнулся Боровиков и пошел с трибуны к своему месту, прихватив папку.
— Тогда, — продолжил председатель, — я предлагаю дать слово экспертам. Проголосуем вручную, хорошо? Время позднее…
Но тут же разгорелся новый спор о легитимности ручного голосования.
Пришлось включать табло и считать голоса технически.
Экологов в Думе не жаловали, время и впрямь уже зашкаливало сверх всяких приличий, но у проекта было много противников — в частности, представители алмазной Республики Саха и прочие, в значительной мере коррумпированные деятели, не желавшие открывать нового месторождения.
И желавшие ему зла.
Поэтому экологов все-таки выпустили на сцену при небольшом перевесе голосов в их пользу.
Кроме того, была и еще одна тонкость.
Касьян Михайлович Боровиков входил во фракцию-партию, которая всегда занимала сторону сильного, а в старые времена, когда сильных не было, творила черт-те что и хулиганила. Сам Боровиков всегда вел себя пристойно и полагал, что лидер партии говорит дельные вещи для простых людей.
Его любили однопартийцы. С ним за руку здоровались все — коммунисты, демократы, и даже Холерия Двонародская не отказывала ему — одному персонально — в порядочности.
И сейчас, поскольку фракция, где числился Боровиков, уже давно высказалась «за» и одобряла грядущее бурение устами своих подпевал, оживленность дебатов была несколько наигранной.
И председатель почувствовал, что балаган переходит границы. Придется послушать и противную сторону.
Слава Богу, давно прекратились эти бесконечные прямые телетрансляции. Стыд и позор. Но вот сегодня, как назло, они приперлись…
Экологом была дама, что вызвало вздох изнеможения и одновременно — облегчения.
Дела не скажет, а эмоций будет шквал.
Так и случилось.
— Красивейшая местность! Животные, которые исчезли уже не только из природы, но даже из Красной книги!..
— Воруют, — по-карамзински брякнул кто-то с места.
— Дивный ландшафт!.. Неминуемое обезображивание… Горнодобытчики-варвары… Неразведанность подземных пространств… Уродливые карьеры…
Вот здесь она здорово заблуждалась, по мнению Боровикова. Как раз эти пространства были изучены уже досконально. Но именно об этом он не имел ни малейшего намерения говорить.
— Геологи вынесли авторитетное экспертное заключение. Они говорят, что это вообще беспрецедентно — там ничего не может быть. Предъявленные алмазы совсем не оттуда, это фарс и целенаправленный обман, их нет в этих краях…
— Есть! — гаркнул Боровиков с места, не спрашивая дозволения председателя. — О стариках подумайте, вы же женщина! О детских пособиях — сколько всего можно построить на эти алмазы!
Выступавшая оскорбилась:
— Честное слово — не вам упрекать меня в невнимании к проблемам материнства и детства. Наша фракция ежедневно вносит запросы…
Председатель потянулся к микрофону:
— Елена Павловна, — обратился он мягко, — уже приняты правительственные программы, и они работают — во многом благодаря вашим ходатайствам. У вас есть что-то еще по обсуждаемому делу?
Та зарделась от гордости за фракцию, но решительно тряхнула прической:
— Есть! Они собираются прокладывать железную дорогу… Они уже ее проложили!
— А как же возить? — изумленно закричал в ответ Касьян Михайлович.
— …Железную дорогу, — упрямо повторила раскольница. Она развернула карту. — Без всяких согласований. Вот где она проходит. Здесь заповедные леса, водохранилища, нарушится баланс экосистемы…
Вещи, которые она предсказывала, звучали все страшнее. Председатель пожалел, что выпустил эту даму на трибуну.
— Предлагаю создать независимую комиссию, в которую войдут…
Он начал перечислять фамилии.
Думский зал наполнился дьявольским хохотом.
— И этого! — кричали с мест, где особенно старалась компартия. — И этого!.. Тогда никакой железной дороги не будет точно…
— Ваши будто бы мало украли за семьдесят лет! — закричал со своего кресла вождь партии, в которой состоял Боровиков.
— Вам не давали слова, — укоризненно молвил председатель, но лидер уже сам шел к трибуне столь неотвратимо, что женщине-депутату пришлось посторониться, а после и вовсе сойти, сиротливо встать рядом.
— Бурению — быть! — загремел лидер, сверкая сбитым набок галстуком и расстегнутым воротом рубахи. В зале раздались аплодисменты и свист. — По брильянтам ходим, коров пасем! Картошку сажаем на золоте! Должно быть не две скважины, а три, четыре, десять!.. Километровой глубины!..
— Мы из Кемерова, — послышался чей-то голос, опять же с места. — Вы бы поосторожнее с шахтами и километрами. Вы слышали что-нибудь о метане? Нам это слово прекрасно знакомо…
— Можно мне с места? — спросил Касьян Михайлович.
Председатель дозволил взмахом руки, и даже говорливый лидер смолк, насупившись и призывая однопартийца молчаливо: давай-ка, врежь им!..