Юность

- На ухо тугой, - поясняя, старик дергал себя за ухо, торопливо повторял: - Не слышит, говорю, глухой. С измальства так... 
Едва гитлеровцы ушли, Наташа соскользнула с кровати. 
- Поспите немного, а утром отправитесь, Сегодня больше не придут. 
Разбудили Кузнецова рано утром - за окном еще только занимался рассвет. Молочный туман обволакивал землю, гасил побледневшие звезды. 
- Вставайте, муженек, - улыбалась Наташа. - Пора. 
Чувствовал себя Кузнецов отлично, он отдохнул, боль в ноге утихла. Через несколько минут, одетый в широкие неглаженые штаны, просторную рубаху, в помятом картузе, он совершенно не был похож на офицера. 
Сердечно попрощавшись со стариком, Кузнецов с Наташей отправились в путь. 
В лесу было тихо, свежо. На траве лежала тяжелая роса, влажно блестели листья. 
Шли молча. Лейтенант шагал вслед за Наташей и думал о том, какие неожиданные случаи готовит жизнь. 
Ему предстояла неведомая, может быть, полная опасностей дорога, но было легко и радостно от сознания, что на родной земле живут честные, гордые люди, и в неволе верные своей Родине. 
Потянуло речной свежестью, вскоре узкая лента реки блеснула между сырыми стволами деревьев. Вода в речке в этот ранний час казалась синей. 
- Какая синяя! 
- По утрам всегда так. Мы ее так и зовем - Синяя речка. 
Вскоре девушка остановилась. 
- Вот тут и перейдете - тут мелко. А там - прямо да прямо. Верст через двадцать будет село Алексеевка. 
Зайдите в крайний дом, у самого овражка, спросите Гордеевых. Скажите от нас. Это наш дядя. А это вам на дорогу. 
Девушка протянула Кузнецову небольшой, туго набитый сверток. 
Лейтенант взял сверток в руки, посмотрел в ясные большие глаза девушки и почувствовал, что ему грустно расставаться с ней. 
- Что же, Наташенька, до свидания. Спасибо вам за все - за жизнь спасибо! - и, решившись, крепко прижался губами к смуглой руке девушки. 
Наташа зарделась. 
- Ну, что вы, сердиться буду! 
Она отняла руку, улыбнулась и пошла назад. Потом обернулась, помахала платком и исчезла среди зарозовевших под первыми лучами стволов. 
- Вот и все, - говорит Кузнецов. Он зажигает папиросу, приподнимается на локте. - Как сейчас, перед глазами стоит. Помирать стану - не забуду! 
- Слушайте, лейтенант, можно об этом написать? 
- Как хотите, - уже равнодушно говорит Кузнецов и устало опускается на кровать. 
В коридоре сталкиваюсь с комиссаром. 
- Как беседа, состоялась? 
- Да, конечно. 
- Разговорились, значит? - комиссар немножко удивлён. 
- Отлично разговорились. Спасибо вам. Чудесный у вас народ! 
- Народ! - улыбается комиссар. - Золотой народ, советский! 
7 
Машенька разбирает почту. 
- Прохорову, Прохорову, Прохорову... Пять штук - получайте! 
Письма все из частей: с овальными штемпелями полевой почты. Очерк "Девушка с Синей речки" неожиданно для меня получил одобрение читателей. Сказалась тут, конечно, и помощь Метникова: по его замечаниям я дважды переписал очерк заново. Нынешние письма, как и семнадцать других, полученных в последние дни, - отклики солдат. Содержание писем самое разное. Это и бесхитростные, трогающие сердце похвалы - "ловко написано", и вопросы, где живет девушка с Синей речки, что сейчас с ней, и просьба сообщить адрес лейтенанта Кузнецова. К сожалению, летчик уже эвакуирован. 
- Довольны? 
- Очень доволен. 
- Тогда, - Машенька помахивает желтым конвертом, - премирую вас! Почерк женский. Обратный адрес... 
Выхватываю письмо. Торопливый, разбросанный почерк Оли начинает звучать живым голосом. 
"Здравствуй, родной!.." 
Не знаю, как кто, а я люблю читать письма наедине. 
Набрасываю полушубок, выхожу на крыльцо. 
На улице тепло. С крыш падают тяжелые капли, нетнет да грохнется, сверкнув на солнце, стеклянная морковина сосульки. 
"...как долго идут письма! Знаю, что нельзя, а хочется знать, где ты. Западный фронт большой. Я иногда смотрю на карту, найду какой-нибудь городок, о котором никогда не слышала, и думаю: "А может, ты здесь?" 
Новый год встретила невесело: тебя нет. Вечер у нас был, но мне пришлось уйти. Похварывает мама - надо быть с ней. Сейчас ей получше. Она тебе передает привет. 
Ты спрашиваешь, что нового в городе? Да ничего, Сережа. Мы живем вашими новостями. День начинается сводкой, кончается сводкой: что на фронте? Наши заводские помогают вам неплохо: задания перевыполняем. 
Иногда пройду по цехам, и такая меня гордость берет! 
Женщины, девчата, очень много ребят, почти мальчишек, - а как работают! Ты прав, Сережа, - чудесные у нас люди! 
Знаешь, я только сейчас начинаю понимать, что такое война. Появился у нас на заводе новый работник. Макаров его фамилия. С первого дня был на фронте, потом ранили, вот он к нам и попал. Пошли мы вчера с ним в горком, он по дороге и говорит: "Знаете, Оля, у меня семья погибла". Представь себе, у него была жена, маленькая дочка, и в первый же день войны они погибли под бомбежкой. Так мне его жалко стало!.." 
- Письмо читаете? - Да, письмо. 
Пресс тяжело поднимается по ступенькам, становится рядом. Лицо у него расстроенное, Он ловит ладонью каплю, растирает ее. 
- Гуария убили, - негромко говорит он, - Как убили?! 
- Так, убили. В атаке... 
Созывается внеочередное совещание. 
Мы сидим, тесно прижавшись друг к другу, подавленно молчим. В сторонке сидит сумрачный Кудрин. 
Пресс ходит по комнате, изредка останавливается, суховато говорит: 
- Я предупреждал: не геройствовать!.. Толку от такого геройства мало, вред - большой... Учитесь владеть лучше своим оружием - пером... И не забывайте, что это - оружие!.. Принимать участие в боевых действиях без прямой необходимости запрещено. Все! 
Слово берет Левашов. 
- Я чувствую себя особенно виноватым в происшедшем. Мне надо было после командировки поговорить с вашими работниками... Рассказать, почему я принял участие в атаке... По-товарищески предупредить, что я, кадровый военный, участвовал в боях и раньше. Ничего этого по ложной скромности не сделал. Очень тяжело брать на себя такую вину... 
- Сделанного не поправишь, - хмуро говорит Кудрин. - Войн без жертв нет.. Другое дело, чтобы их было меньше... Я, товарищи, думаю вот о чем. Мы все нэ только журналисты, но прежде всего солдаты. В любой день, в любой час может сложиться такая обстановка, -когда ручку нужно менять на винтовку... А все ли умеют ею по-настоящему владеть? А автоматом?.. Занимаясь газетой, мы все должны хорошо научиться пользоваться оружием.