Одно другого интересней

— Которое?
— Именно то, которое мы ищем.
— Ага, — сказала Ика. — Теперь понимаю.
Да, в эту поездку Капитан впервые показал, на что он способен. Он мчался, словно хотел обогнать свет собственных фар. Ика и Горошек сидели неподвижно, хватаясь только за спинки сидений на самых крутых поворотах. Молчали и думали. Пытались собраться с мыслями.
Конечно, когда надо было дать ответ, согласны ли, готовы ли они двинуться в путь, Горошек, вопреки своему обыкновению, даже забыл заявить, что все это надо бы еще продумать.
Семьдесят восемь человек, затерявшихся в Сахаре, ожидали помощи. Что тут было продумывать?
Но вот теперь как раз было время подумать: как действовать? Что делать? А в голове между тем вместо мыслей — сплошная пустота. И великая тревога: справятся ли?
Будем откровенны. В этой тревоге была и доля страха за собственную участь. Ведь даже у величайшего героя бывают такие странные минуты, когда он, герой, превращается в обычного, самого обыкновенного человека. А в том, что обыкновенный человек в трудном положении порой чувствует тревогу, даже страх, тоже нет ничего необыкновенного.
Но дело было не в этом.
Не о своей участи беспокоились ребята. В тысячу раз важнее был для них вопрос: удастся ли им спасти людей с погибшего самолета? Ведь те ждут! Ждут именно их, Ику и Горошка. А Ика с Горошком даже еще толком не знают, что им надо сделать…
… Во время страшной африканской бури по свету разнесся зов о помощи. Его, собрав последние силы, передал смертельно раненный радиопередатчик. Сигнал подхватили мачты четырех радиостанций четырех радиостанций из разных стран, в разных частях света… Несмотря на это они сразу друг друга поняли. Передали сигнал в Варшаву. Польский электронный мозг принял решение. И вот теперь немецкий «Капитан» везет польских ребят на встречу с советским «Яком», для того чтобы вместе, плечом к плечу, колесом к крылу, спасти группу совершенно чужих, незнакомых людей, затерявшихся в огромной желтой, как львиная шкура, пустыне…
Неудивительно, что сердца Ики и Горошка трепетали от волнения; неудивительно, что Капитан летел сквозь осенний мрак, словно сам хотел подняться в воздух!
ИСЧЕЗАЛИ, ПРОПАДАЛИ ПОЗАДИ ДОМА, деревья, телеграфные столбы. Убегали назад поля. Вот впереди вырос темный лес, окружил машину. Испуганный заяц последним отчаянным прыжком вывернулся из-под колес. Потом лес снова расступился. И наконец Капитан круто свернул в сторону и чуть замедлил ход.
И вот вдалеке на широком поле мигнул красный огонек. Капитан все заметнее сбавлял скорость. Потом погасил огни и, съехав с асфальта, покатил прямо по полю.
Поле, впрочем, было ровное, как скатерть. Темнела трава, виднелись светлые бетонные полосы.
— Аэродром, — шепнул Горошек.
Ика промолчала.
Капитан остановился возле большого темного силуэта.
— Это здесь, — сказал он. — Приехали.
Первой выскочила из машины Ика. Выскочила так, как прыгают в холодную воду: не раздумывая, набрав полные легкие воздуха. За ней, помедленнее, вылез Горошек.
Над ними на фоне неба вырисовывался в темноте силуэт самолета. На крыле его слабо мерцал красный фонарик.
— Как поживаете? — прозвучало откуда-то сверху. — Меня зовут Як. Садитесь! Надо спешить! Что ты так долго канителился, Капитан?
Капитан почувствовал себя задетым.
— У меня, брат, нет ни твоих моторов, ни твоей молодости, буркнул он. — Попробуй-ка перегнать ракету, тогда почувствуешь себя в моей шкуре.
— Ладно, ладно, — усмехнулся Як. — Будешь ждать их здесь?
— Да.
— Ну и отлично, — сказал Як. — Полетели. А ты, Капитан, немного отодвинься, чтобы я тебя не задел часом.
— Когда вернетесь? — спросил Капитан.
— Тогда, когда вернемся.
— Ты за ними приглядывай.
— Как за собственными крыльями, — снова усмехнулся Як.
Капитан слегка блеснул огнями, словно от волнения. Во всяком случае, голос его звучал растроганно.
— Ну, дети, — сказал он, — желаю успеха.
Даже Ика забыла обидеться на «детей». Оба обняли Капитана. Горошек прокашлялся.
— Вы не волнуйтесь, Капитан, — сказал он.
— Все будет в порядке, — поддержала Ика.
— Ну, хватит трогательных сцен, — буркнул Як. — Прошу садиться и запирать двери.
— Простите! А куда собственно? — спросил Горошек.
— На крыло… Та-ак… А теперь подтяни, паренек, свою милую… Та-а-ак. Теперь в кабину. Отлично! Все правильно, командовал Як. В его голосе звучала легкая насмешка.
— Никакая я ему не милая, — свирепо фыркнула Ика, влезая за Горошком в кабину, и тут же осеклась.
Ибо в эту самую минуту совсем рядом, словно чей-то великанский смех, раздался рев могучего мотора. Самолет тронулся с места. Да вдобавок ребят совершенно ошеломил и приковал к месту вид доброй сотни незнакомых, непонятных, неведомых приборов, циферблатов, аппаратов, освещенных лишь мерцающим светом маленьких лампочек.
Сквозь рев мотора прорвался голос Яка:
— Внимание, товарищи! Прошу тщательно привязаться поясами к креслам. Не так, аккуратнее… Хорошо! Наушники, которые висят на кресле, прошу надеть — нам будет легче разговаривать. Хорошо!
Оба послушно, без всяких возражений, выполняли приказания.
Да, это вам не автомобиль, старый знакомый, о котором любой малыш из старшей группы детсада расскажет, где баранка, где тормоз, а где газ. Это был самолет. Правда, не реактивный, не тот самый современный и очень быстрый, Но и здесь от всех этих приборов, стрелок, аппаратов и устройств можно было потерять не только смелость, но и дар речи.
Голос Яка прозвучал в наушниках четко и очень дружелюбно:
— Внимание! Прошу ничего не трогать, сидеть спокойно, держаться за поручни кресел. Договорились?
Ика только кивнула, но Горошек уже осваивался:
— Будет сделано.
Хотя наушники несколько приглушали шум моторов, он усиливался. Чувствовалось, что самолет катится по аэродрому все быстрее. Вначале он слегка подпрыгивал на неровностях взлетной полосы, однако вскоре выехал на совершенно гладкую дорожку. Так, по крайней мере, им показалось.
Но в ту самую минуту Як сказал:
— Ура, ура! Извещаю вас, товарищи, что вы находитесь в воздухе.
— В воздухе? — крикнули оба разом.
— Высокий уровень коллективных действий. Пятерка за хоровую декламацию, — снова засмеялся зычный, веселый голос. — А по существу вопроса: да, мы действительно находимся в воздухе.
Ребята повернулись к стеклам кабины и увидели под собой, внизу, рой звезд. Рой звезд, отразившийся в озере…
Это были огни города, по которому четверть часа назад вез их Капитан.
Итак, они летели.
РЕБЯТАМ ВСЕГДА КАЗАЛОСЬ, что полет — это что-то необычайное, почти невероятное. И во время полета человек должен переживать совершенно неслыханные ощущения.
Между тем едва они пришли в себя, едва привыкли к приглушённому наушниками шуму моторов, ребят поразило одно, что все происходит так, как будто… ничего не происходит.
Ночь была темная. Луна еще не взошла. Звезд было немного. Самолет летел. Верно. Но, по правде говоря, у наших пассажиров было такое чувство, как будто они сидят в неподвижной лодке на застывшем пруду.
И, немного освоившись с внутренним видом кабины, с тем, что они летят, друзья переглянулись, чувствуя, что к ним возвращается душевное равновесие и уверенность в себе. И тут Ика, видимо, вспомнила что-то важное. Несмотря на темноту, было заметно, что она покраснела.
Она наклонилась к Горошку и что-то шепнула. Горошек ее не расслышал, зато Як услышал. В наушниках зазвучал его голос.
— То, что вы мне не представились, это беда небольшая. Я и так знаю, что товарищ в юбке — это не Горошек, а товарищ в брюках это не Ика, а как раз наоборот. Во всяком случае, очень приятно познакомиться.
Горошек подтолкнул Ику.