Вулкан любви
Стиснув зубы, Саманта расстегнула пуговицы у него на рубашке, мельком удивившись ощущению дорогого черного батиста под пальцами, и тотчас отшатнулась, увидев мощное тело.
Отец был единственным мужчиной, которого ей как-то пришлось раздевать до пояса, но этот человек выглядел иначе. Темные волосы вились на широкой, загорелой дочерна груди, отлитой, казалось, из стали. Он содрогнулся от боли, когда она прикоснулась к нему, и от страха ей захотелось отдернуть руку.
О, если бы она могла работать с закрытыми глазами! Переведя дыхание, девушка стянула рукав со здоровой руки. Если бы ей удалось теперь разорвать эту рубашку на спине, избавиться от всего остального было бы легко, но ткань оказалась добротной, и порвать ее было не просто.
– Вам придется сесть. Иначе я просто не смогу ее снять.
Он не стал тратить силы на слова и постарался помочь девушке, опираясь на неповрежденную руку. Оставалось лишь отделить ткань, прилипшую к ране. Саманта замешкалась, и он чертыхнулся.
Откинувшись на тюфяк, раненый открыл глаза и посмотрел на девушку с отвращением. Затем здоровой рукой перехватил рубашку и рванул что было сил.
– Там нож, в моем сапоге. Отрежьте лоскут и туго замотайте вокруг раны. Это остановит кровь.
Если бы он так явно не боялся потерять сознание, Саманта ответила бы ему, что он и сам может это сделать. Она не привыкла действовать по команде и определенно не подчинилась бы человеку, который смотрел на нее, как на жалкий комок грязи. Но он, несомненно, знал, что делать, а она – нет, и потому пришлось подчиниться.
Мужчина охнул от боли, когда она приподняла его, чтобы завести материю за спину. Стиснув зубы, он молчал, пока она изо всех сил затягивала полотно, прижимая его к импровизированной прокладке из платка.
– Ну, довольно. Скачите обратно и найдите Краснокожего Джо. Да угостите его кофе перед дорогой. Об остальном он позаботится сам.
Саманта недоверчиво взглянула на незнакомца. Он вот-вот упадет в обморок от боли и потери крови. Врач – вот кто был ему нужен, а не какой-то индейский знахарь.
– Краснокожий Джо? Старый индеец? Разве он справится с лошадью? Почему бы не позвать доктора Рэмси?
Человек поморщился:
– Рэмси не пойдет. Старый индеец – это Вождь Койот. – Он произнес «Кай-йоут». – Койот скажет, где найти Джо.
Саманта не стала спорить с человеком, который умирал от сильного кровотечения. Без дальнейших разговоров она выскользнула из хижины и бросилась вниз, к лошадям на поляне.
Ее пациент лежал на топчане, тяжело дыша и прислушиваясь к звуку удалявшихся шагов. Откуда, черт возьми, тут взялась женщина, и что это вообще за женщины, которые носят штаны вместо юбок? Но он до конца дней своих не сможет забыть эти встревоженные, ослепительно синие глаза. Слишком давно никто не смотрел на него так сочувственно. Он точно знал, что и эти глаза уже не взглянут на него по-другому – стоит ей только добраться до поселка.
Когда боль становилась невыносимой, мужчина старался вообразить ее непокорные рыжие локоны и юную грудь, стиснутую тонкой клетчатой материей. Может, теперь женщин лепят из другого теста? Надо выжить, чтобы узнать это.
Глава 3
– Единственный, кто мог быть в лесу в такое время, – это Толботт. Как он выглядел?
Доктор был, очевидно, с похмелья. Он не успел ни побриться, ни даже застегнуть нижнюю шерстяную рубашку, наспех заправленную в штаны. Он тер осоловелые глаза и откидывал падавшие на лоб волосы. Саманта едва сдерживала нетерпение.
– Крупнее вас, с темными волнистыми волосами. Какое это имеет значение? Если ему не помочь, он погибнет от потери крови. – Она старалась не думать о ненавистном имени, которое упомянул доктор. Она просто не могла испытывать ненависти к умирающему. Но дело не терпело отлагательства, и в голове девушки все смешалось.
– Это Толботт. Пусть подыхает! Воздух станет чище. – Рэмси без дальнейших объяснений захлопнул дверь перед ее носом.
Саманта в полном смятении уставилась на закрытую дверь. В тех местах, откуда она приехала, люди себя так не вели. Целую минуту она колотила в дверь, пока не поняла, что доктор не откроет. Она могла бы заставить его идти с ней под дулом пистолета, но дорога не ожесточила ее до такой степени. Да и какой прок от человека, которого держат на прицеле?
Слоан Толботт. Черт! Ей надо было догадаться. Но ни ненависть, ни злоба, которыми он, вероятно, отличался, не оправдывали бездействия, да и нельзя же оставить его умирать просто так! Если уж она решится убить его, злодей должен узнать, почему.
Испытывая ярость и страх одновременно, она через площадь помчалась к матери. Она даже не знала, где искать Вождя Койота или Краснокожего Джо, совершенно бесполезных, по-видимому, в данном случае.
Несколько минут спустя она так же растерянно смотрела на мать.
– Я? Ты хочешь, чтобы туда пошла я?! И что я буду делать? Нет. Я дам тебе бинты и все прочее и пошлю Джефферсона за твоим индейцем – или как его там. Если прежде в него надо влить кофе, то, видимо, он не скоро доберется до места. Вряд ли твой раненый протянет так долго.
– Но ты же знаешь, как делаются эти дела, а я – нет. Лучше бы мне поискать Вождя Койота, а ты в это время поможешь раненому.
– Но я даже не знаю, где он, и не умею, как тебе известно, ездить верхом! Нет, делай, что я сказала. Возьми корзинку, а я подготовлю бинты.
Боже праведный, помоги и дай силы и терпение вернуться туда опять, молилась Саманта, слушая короткие инструкции и глядя, как наполнялась корзинка. Она умела ухаживать за жеребятами, помогать при отеле, но к раненому человеку ей пришлось идти впервые, да еще к такому огромному и жестокому. Легче было встретиться с неизвестным, который стрелял в лесу, чем снова увидеть своего пациента.
Но через несколько минут она уже была в седле с притороченной к нему корзинкой и с ружьем в руке. Саманта с огромным удовольствием пристрелила бы любого, кто вознамерился бы ей помешать, – например, того лесного сукина сына, который втянул ее в это дерьмо. Ну а если бы он ей не попался, застрелить можно и этого, в хижине, – и освободить его от мучений.
Он смотрел на нее, как на червя в яблоке. Говорил с ней, как с безрукой идиоткой. И не испытывал ни грана благодарности за помощь. А ведь казалось бы, что должен благодарить уже за одно то, что она вообще решилась предупредить его там, на поляне. Она ведь просто могла позволить неизвестному стрелку добить его.
Бормоча все это себе под нос, Саманта изо всех сил хмурилась, чтобы хватило храбрости взглянуть в глаза несчастному, когда она доберется до хижины. Жутковатая перспектива открыть дверь и обнаружить его мертвым была все же лучше, чем оставаться в неведении.
Распахнув дверь ударом ноги и крепко сжимая винтовку и корзинку, она предусмотрительно осмотрела хижину изнутри. Здесь было очень мало места, чтобы прятать кого-либо еще. Поставив под дверь сапог, чтобы она не закрылась и внутри стало светло, девушка подошла к раненому.
Казалось, он спал. Щетина на подбородке была гуще, чем у доктора, и оттеняла бледное лицо. Волосы его скорее были темно-каштановые, нежели черные, и вились даже больше, чем у нее. Она усмехнулась. Ей не нравились ее кудряшки, но женщинам все же полагались локоны. Можно было побиться об заклад, что ему не однажды приходилось выслушивать шуточки на сей счет.
Кровотечение, похоже, остановилось, но мать предупреждала, что после перевязки может возобновиться. Ей казалось разумным не трогать рану и оставить все как есть, но в ране, бесспорно, была грязь, и ее следовало промыть. Она встревоженно взглянула на его спину: мать говорила, что там, возможно, есть выходное пулевое отверстие, а если нет, застрявшую в теле пулю надо удалять. Отверстия видно не было, хотя не исключено, что его прикрывает рубашка.
Она попробовала как можно аккуратнее снять с раны временную повязку, но когда потянула материю за край, раненый застонал и открыл глаза.