Много шума вокруг волшебства
– Это как посмотреть. – Трев расслабился, откинулся на спинку дивана и вытянул перед собой длинные ноги. – На прошлой неделе я узнал, что море так и не выбросило на берег тело моего кузена. У него нет могилы.
Чувство, с которым он это сказал, заставило Синду внимательно посмотреть на него. Лицо Трева было невозмутимым, но он не отрываясь смотрел на свою чашку, словно ожидал от нее ответа.
– Простите, я не знала об этом, – смущенно пролепетала Синда. – Должно быть, ужасно вернуться домой и узнать такое.
Он пожал плечами:
– Видите ли, я его не убивал. Ужасно, когда все вокруг верят худшему в человеке из-за какой-то глупой картины.
Уж не играет ли он с ней? Знает ли он, что это она написала тот портрет? Или только подозревает?
Взволнованная его близостью, Синда еще больше занервничала и выпрямилась, стараясь, чтобы их тела не соприкасались. При всей своей невинности она не была невежественной. Тревельян буквально притягивал ее своей мужественностью, и она мысленно представляла себе его сильное тело, скрытое одеждой. Никакие рисунки в анатомическом альбоме не способны были передать мощь и чувственную игру мускулов живого человека.
– Возможно, это оттого что люди не улавливают разницы между капером и убийцей, – сдержанно заметила она и только потом спохватилась, что допустила бестактность.
– Но существует огромная разница между убийством людей на войне и убийством из зависти и корысти, – мрачно пробурчал Трев. – Я убивал только в тех случаях, когда приходилось спасать жизнь себе или своим людям. Король не просто так посвятил меня в рыцари!
– Вы хоть сознаете все неприличие этой темы?
– Да, и мне не следовало приходить к вам, да еще в такое время, – согласился он. – Мне уйти?
Синда знала, что необходимо выставить его за дверь. Он был пьян и чувствовал себя оскорбленным, потому что его ненавидела вдова кузена и потому что большинство соотечественников считали его убийцей. Потому что таким изобразила его она!
– Мы с вами принадлежим разным мирам и не можем быть друзьями, – справедливо заметила Синда.
– Сомневаюсь, чтобы вы или я принадлежали к тому миру, который признают другие. – Трев встал, забрал у нее чашку и поставил посуду на стол.
Она вздрогнула и допустила ошибку, взглянув на него. В его чёрных глазах горело неукротимое желание.
Он взял ее за руки и помог встать, и Синда не остановила его. Сила его рук парализовала ее волю.
– Вот единственный мир, который нам сейчас нужен, – пробормотал он.
Не успела она разобраться в потоке нахлынувших чувств, как Трев мягко завел ей руки за спину и привлек к себе так близко, что она почувствовала биение его сердца.
Затем он опустил голову, коснулся ее губ своими, и мир перестал для нее существовать.
Глава 8
Впервые в жизни ее целовал мужчина.
Пораженная горячим прикосновением губ Тревельяна, Синда целиком отдалась незнакомым ощущениям. Не обращая внимания на привкус рома, она жадно впитывала новый для себя запах мужского тела, непривычный, невероятный и такой головокружительный! Усы слегка кололись, но эти сильные и нежные губы заставили ее забыть обо всем на свете. У нее действительно закружилась голова, она высвободила свои руки и обхватила Трева за талию, чтобы не упасть. Он нежно обнимал ее, и она самозабвенно отдалась поцелую, слегка вздрогнув, когда почувствовала на губах настойчивое прикосновение его языка.
Она догадывалась, интуитивно чувствовала, что Тревельяну этого мало, но хотела как можно полнее насладиться первым опытом близости с мужчиной. Под тонкой тканью камзола мускулы на его руках напряглись, когда он властно прижал ее к себе, и она полностью подчинилась ему. Он старался сдерживать себя, но одолевавшее обоих желание опьяняло их. Побуждаемая инстинктом, Синда встала на цыпочки, прижалась к нему всем телом, и у него вырвался короткий стон. Откинув голову, Трев устремил на нее страстный взгляд.
– Люси…
Синда вдруг опомнилась и оттолкнула его. Он же принимает ее за другую! Сердце у нее сжалось. Нужно немедленно положить этому конец.
Трев попытался обнять ее, но она быстро отпрянула, защищаясь руками.
– Прошу вас, вам нужно уйти.
В его глазах промелькнули боль и обида, но он тут же овладел собой, и лицо его приняло обычное бесстрастное выражение. Шагнув к ней, Трев взял ее руку, наклонился и поцеловал, затем перевернул вверх ладонью и ласково коснулся ее губами.
– Прошу прощения, мадам, если по моей вине вам пришлось пережить неприятные минуты.
Затем он быстро ушел, и дверь закрылась за ним, как будто его и не было.
Синда осталась стоять посередине комнаты, чувствуя себя осиротевшей. Она все смотрела на свою ладонь, горевшую от легкого прикосновения его губ, и этот огонь разбушевался во всем ее теле.
Трев считал ее овдовевшей художницей Люси Джонс, не подозревая, что именно она превратила его жизнь в кошмар. Конечно, ей не следовало позволять ему целовать себя. Синда была скромной невинной девушкой, а не вдовой с супружеским опытом, которая могла бы успокоить его душевные муки. Она никогда не позволяла ухаживавшим за ней молодым людям увлечь себя в укромный уголок и не знала вкуса сорванных украдкой поцелуев. Возможно, потому, что ее никогда к этому не тянуло.
Но почему же Тревельяну удалось ее возбудить? Неужели впервые принятое самостоятельное решение покинуть семью подтолкнуло ее на путь греха? Как мог этот портрет до такой степени изменить ее сущность?
Вся дрожа, она взяла поднос и отнесла его на кухню. Там она старательно вымыла чашки, уничтожив все свидетельства своего преступления против нравственности и приличий. Но ее разбуженное тело твердило о другом. Оно жаждало того, чего могло никогда не испытать. До сих пор она спокойно размышляла о том, что не выйдет замуж и будет довольна и счастлива наедине со своими холстами и красками. Но теперь, узнав вкус поцелуя мужчины и ощутив его физическую близость, она чувствовала себя иначе.
Ее по-прежнему не слишком привлекала перспектива когда-нибудь стать женой и матерью и посвятить себя заботам о семье. Врожденная страсть к живописи заставляла ее забывать об остальных сторонах жизни или по меньшей мере не придавать им слишком большого значения.
Синда в растерянности бродила по гостиной, взволнованная и напуганная своим состоянием.
После долгих размышлений она наконец нашла кажущееся очень простым решение: больше она не станет целоваться с мужчиной и тогда не будет испытывать такой мучительной потребности в его ласках.
Умывшись ледяной водой и остудив себя таким образом, она надела длинную фланелевую рубашку, забралась в холодную постель и поклялась, что отныне будет избегать общества сэра Тревельяна.
Однако у сэра Тревельяна от этого вечера осталось совершенно иное впечатление. Сдергивая кружевное жабо и рассматривая себя в высоком зеркале, он жаждал новой встречи с этой дивной шхуной, которая так мастерски ускользнула от него.
Когда она его оттолкнула, он поначалу испытал боль и унижение, но затем в голове у него прояснилось, и Трев осознал, что она реагировала на него с таким же волнением, как и он на нее. Просто она еще слишком молода и впечатлительна. Возможно, она в первый раз после смерти мужа оказалась наедине с мужчиной.
– Ты, парень, по профессии охотник, – заявил он своему отражению, развязывая и отшвыривая в сторону шейный платок. – А эта девушка – такой трофей, на который не жалко ни времени, ни сил.
– Сэр? – с недоумением подал голос его камердинер Манчестер, незаметно возникший в комнате с кувшином горячей воды.
Трев не привык, чтобы вокруг него шныряли слуги. Недовольный тем, что ему испортили мечтательное настроение, он стянул с себя камзол. Манчестер поставил кувшин на туалетный столик и поспешил помочь ему раздеваться.
– Как можно узнать, действительно ли женщина слишком застенчива или просто кокетничает? – спросил Трев у камердинера за неимением другого собеседника. Лучше было бы посоветоваться с Лоренсом или хотя бы с Миком, правда, тот наверняка пробормотал бы что-нибудь невразумительное.