Осень и Ветер (СИ)
Оборачиваюсь — и чуть не трясу головой от наваждения.
Ева? Те же черты лица, те же золотистые волосы. И форма носа и глаза. Впрочем, у этой девушки глаза намного светлее, я бы сказал, они почти по-кошачьи желтые. И волосы куда короче. И в целом она лишь выглядит очень похожей, а на самом деле, стой девушки рядом, разница была бы огромна.
— Прошу прощения? — переспрашиваю я, пытаясь предугадать ответ. Отвык знакомиться на улице, да и инициатива, как правило, всегда исходила от меня.
— Мой кавалер опаздывает, — жалуется девушка, поглядывая на золотые часы. Я же замечаю солидного размера бриллиант на пальце, одновременно пытаясь разгадать загадку их с Евой внешнего сходства.
Кстати говоря, с Яном я после посиделок в клубе, так и не виделся, и даже не в курсе, как у придвигаются его дела по укрощению крепкого орешка. Надеюсь, что не очень. И надеюсь, что это «не очень» всего лишь отголосок моей обиды за то, что слил меня Лейле.
— Я вообще без пары, — говорю я без особого интереса. Не хочу ввязываться в диалог.
Но судьба — та еще сучка. Иначе зачем она подкидывает мне под нос взбешенную «бывшую», которая несется на меня со стороны только что припаркованного автомобиля. Да, Лейла, а ты думала, я буду сидеть и ждать? Три года были вместе, а она так ни хрена обо мне и не знает.
— Как думаете, ваш спутник придет? — спрашиваю свою непрошенную собеседницу. — Потому что у меня как раз образовалась вакансия.
Она очень пытается выглядеть соблазнительной секс-бомбой, и отчасти ей это удается, если бы не одно «но»: мне не нравятся вульгарно одетые женщины. Даже если им есть, что показать.
— Думаю, что готова послать его к черту ради более заманчивого предложения, — не стесняется она. Сразу видно, что проблем с самооценкой тут нет и в помине, а я люблю уверенных в себе женщин. Что ж, можно сказать, она не совсем безнадежна.
— Наиль Садиров, — представляюсь я, киваю на «Оазис» и добавляю: — Сын хозяйки вечера.
Ее глаза лишь на миг расширяются, а потом девушка берет меня под локоть и называет свое имя:
— Вероника Шустова, твоя спутница.
И ураган по имени Лейла бурно вторгается в нашу идиллию.
Она так чертовски красива сегодня, что я на минуту задвигаю в темный угол своей души и обиду, и раздражение, и просто любуюсь ею, словно произведением искусства. На ней какое-то узкое черное платье до самых косточек, с провокационным разрезом сбоку. Оголенные плечи сполна компенсируют скромное декольте. Можно сказать, что сейчас она одета почти так, как мне нравится: в меру откровенно, хоть разрез все равно лишний. Ее длинные черные волосы струятся по плечам, собранные с левой стороны зажимом с красными камнями. И снова чертова красная помада на губах. Она отворачивает, но и манит попробовать на ыкус эти сочные губы.
Я от нее впадаю в какой-то неизученный вид гипноза, в котором все еще могу контролировать свои мысли, но почти потерял контроль над телом. И хуже всего то, что еще немного, и руки схватят ее против моего желания, притянут и сделают с греховной Лейлой все, о чем я запретил себе даже думать.
— Я поехала за тобой! — Лейла вспыхивает, как пламя на кончике спички. Буравит темным взглядом мою спутницу и складывает губы в тонкую алую нить. — Кто это?
— Вероника, — не теряется девушка и даже чуть выступает вперед, помогая Лейле как следует потрепать ее взглядом. — Владелица туристического агентства «Юла».
Лейла снова смотрит на меня, выгибает бровь. Ну само собой, я понимаю, что ее интересовало совсем другое. Она хочет знать, почему я пренебрег ее драгоценным вниманием и посмел явиться мало того, что без мешка на голове, так еще и под руку с другой самкой. Все женщины так предсказуемы, что разгадывать этот ребус давным-давно стало скучной рутиной на пару часов.
— Мне нужно поздравить мать, Лейла, — отвечаю я, напрочь игнорируя ее вызов.
Пусть думает, что хочет — чихать на ее попытки снова что-то решать в моей жизни. Я, может быть, до сих пор дурею от нее и с этим ни черта не поделать, но дважды в это болото я точно не вляпаюсь. А человечество пока что не придумало лучшего способа избавиться от назойливого внимания, чем Великий и Беспощадный Игнор.
— Наиль… — Она так крепко сжимает сумочку, что на коже остаются полумесяцы вмятин от ногтей.
— Хорошего вечера, Лейла.
Я прохожу мимо и уверенным шагом направляюсь в «Оазис». Иду, видимо, слишком быстро, потому что висящая на моем локте вероника пыхтит и едва переставляет ноги. Я бы и хотел сбавить обороты, но тогда мои похотливые мысли могут обогнать меня, и я все-таки поддамся искушению закатать себе феерический трах с моей бывшей. А это будет полный пиздец.
Осталось последнее — сбагрить кому-то свою ношу, поздравить мать и валить, валить на все четыре стороны.
«Мне не хватает твоего голоса, Осень», — мысленно говорю своей призрачной собеседнице, и у нее снова глаза цвета мха, и что-то белое, плюшевое вокруг. Почему-то хочется представить ее лежащей в кровати, читающей книгу, с большой чашкой капучино в руках.
Совсем из ума выжил — разговариваю сам с собой. Вот поэтому я вовремя притормозил. Нужно остыть, нужно вынырнуть из этой женщины, привести в порядок мысли и личную жизнь — и, возможно, когда-нибудь позвонить ей уже с остывшей головой и полным пофигизмом.
— Твоя бывшая, а? — спрашивает Вероника, когда мы оказываемся в зале. — Переболело, но не перегорело?
— Вот только не надо лезть ко мне с этой глянцевой психологией, — отвечаю я, не утруждая себя вежливостью. Мавр — в данном случае эта канарейка — сделал свое дело, и от мавра самое время избавиться. — Спасибо, что подыграла.
Я замечаю отца почти сразу: он всегда и везде в центре внимания. У меня есть теория о том, что у богатых, очень богатых людей появляется свой личный запах бабла. И все, кто хочет вложиться в их успех, тут же на него ведутся. Мой отец — яркий представитель своего вида.
— Может, выпьем? — предлагает моя спутница, и я уверенно снимаю с себя ее руку.
— Прости, я здесь не для того, чтобы напиваться. Развлекайся.
Последнее, что я замечаю, прежде, чем отвернуться — ее недовольный взгляд. Да и пофигу.
Отец замечает меня и даже раздумывает пить из бокала, который как раз поднес к губам. Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга, а потом он милостиво машет мне рукой. Словно, блин, я собачонка.
Да пошло оно все это затасканное до дыр, вонючее «деньги к деньгам, семья к семье».
Я медленно и выразительно показываю ему средний палец. Да, я взрослый мужик, но сейчас это даже не просто непристойный жест, это мой знак протеста их играм в «делай бабло из воздуха, разводи кроликов». Мы оба знаем, что я родился не для этой жизни, что я привычен к запаху крови и кишок, а не к ароматам богемы. Потому что богема воняет куда хуже, чем замазанные дезодорантом потные подмышки. И я тут задыхаюсь.
Глава одиннадцатая: Ветер
— Ты все-таки пришел, — говорит мать, выныривая из толпы.
Она у меня настоящая красавица даже в свои годы. И я ее люблю несмотря ни на что. Несмотря на то, что она никогда не любила меня. Ее любимчик давно лежит в могиле, и она будет оплакивать его до конца своих дней. Его — наркомана и бездельника. Интересно, если завтра я обдолблюсь до состояния «выйду полетать в окно, ведь я хренов Икар!» — она прольет хоть пол стакана слез?
— Привет, мам. — Я целую ее в щеку, протягиваю маленькую коробочку. — С Днем рождения.
Она даже не трудится заглянуть внутрь, просто сжимает в кулаке и оценивает меня взглядом. Наверняка недовольна тем, что на мне костюм из обычного магазина, а не какой-нибудь Том Форд или Армани. И тот, и другой у меня есть, но, если бы я заявился в таком виде, это означало бы одно — я принял правила игры.
— Ты виделся с Лейлой. — Она не спрашивает, она утверждает.
Засовываю ладони в карманы пиджака и молча жду продолжения.
— Ты знаешь, что она мне никогда не нравилась.