Из дневников и рабочих тетрадей

 
8 сентября – 1938 г
 
Мы уже переехали в город. Только Аня – которую не прописали в нашем доме – с Катей остались в Х.С.Р. [51]
 
От папы и от мамы ничего! Дядя Павел теперь в Свободном, с ним дело улажено.
 
На следующей странице приклеена фотография матери в «рамке», исполненной чернилами и пером. Внизу надпись:
«Милая мамочка».
«12 лет счастливо жил с тобой»
«Но мы еще поборемся».
По бокам – две сжатых в «рот-фронтовский» кулак руки.
 
9 сентября – 38 г
 
Бабушка ходила на уколы. Потом она приходит, ей стало очень плохо, она легла. Мы с Тингой были дома одни. Тинга – больная. Я быстро позвонил в подъезд, чтоб узнать телефон амбулатории, так как бабушке стало очень плохо. Когда пришел доктор, она потеряла сознание.
 
Врач стал ее спрашивать:
 
– Когда вы почувствовали боль?
 
Бабушка не отвечала.
 
– Как пришла, – сказал я.
 
– Я хочу узнать, понимает она меня или нет. Вы слышите меня?
 
Молчание.
 
Я едва не разревелся. Тинга тоже, что будет, если бабушка умрет? Сестра позвонила в амбулаторию, и скоро пришла еще одна врачиха, более высокой квалификации. Нас удалили из комнаты. Я позвонил Жене и попросил ее прийти. Через полчаса пришла Женя. Бабишка все еще была в бессознательном состоянии. Проходя по коридору, я в надежде засунул руку в почтовый ящик.
 
Ничего.
 
До самого вечера бабишка не приходила в себя. Лишь вечером она пришла в себя и после этого лежала несколько дней в постели. Оказывается, ей влили, когда делали укол, слишком много какого-то порошка.
 
 
24 сентября – 38 г
 
Я получил пос. по зоологии и по дисциплине, завтра, наверно, получу по алгебре. Если получу, от бабишки будет такая баня, что ой-ой-ой!!!
 
Что-то будет завтра?!
 
 
25 сентября – 38 г
 
Слава Богу, сошло благополучно.
 
Бабишка меня опять разозлила. Я сижу, слушаю радио, рядом занимается Тинга. Бабишка и так была на меня зла за пос. по дисциплине. Вдруг она подходит ко мне, вырывает вилку из штепселя и кричит:
 
– Что ты слушаешь радио и мешаешь Тинге заниматься?
 
Я удивляюсь и говорю:
 
– Радио в одной комнате, а Тинга может перейти в мою комнату, радио же не перетащишь в другую комнату.
 
– Ты сам не сделал уроков, а еще другим мешаешь. Подумаешь, расселся как барин! – разоряется она.
 
– Ладно, я перейду в его комнату, – сказала Тинга.
 
– Откуда ты знаешь, что я не сделал уроков? – разозлился я. – Идем, я тебе покажу.
 
Я ей показал тетрадь. Она посмотрела ее, оттолкнула и сказала:
 
– Сделал, сделал, а вот спросишь тебя, а ты и не знаешь!
 
– Да спрашивай, пожалуйста, – уже начинаю терять терпение я.
 
– А!!! Иди ты! – она машет рукой. – Покажи дневник. Я начинаю искать дневник.
 
Тинга, тем временем, принесла книги и тетради на мой стол. В моей лампе не было лампочки.
 
– Ну видишь, нету лампы, – говорит бабишка.
 
– Тинга может поменять лампочку с того стола, на котором она сейчас занималась.
 
Тинга пошла и ввернула.
 
– Нет, Танек, переходи обратно, эта лампа плохо светит, здесь темно.
 
– Ну что ты мелешь, бабишка! – возмущаюсь я. – Тинга только что занималась на своем столе при свете этой самой лампы.
 
– Ну ладно тебе! Ай, иди! – говорит она с глупым упорством.
 
Наконец нахожу дневник и даю ей.
 
– Ну смотри, что тебе надо?
 
– Ничего.
 
– Зачем же ты его просила? – изумляюсь я. – Смотри!
 
– Не хочу.
 
Я удивленно пожимаю плечами и кидаю дневник на стол.
 
– А теперь, Тинга, иди занимайся, где занималась раньше. А ты – нахал и не будешь за это слушать радио.
 
И так очень часто. Ни с того, ни с сего налетает, и ничего нельзя в оправдание сказать. Иногда припрешь ее к стенке разумными доводами.
 
Тогда она говорит:
 
– Ай! Иди ты!
 
– Ай! Брось ты! Не резонерствуй!
 
 
Стихи моей маме
 
Скоро будет круглый год
Как с тобой расстался я.
Я все помню ИХ приход
И как увели тебя.
Мы держались, но потом
Когда стала уходить
Завертелось все кругом
Окна, двери стали плыть
И по лестнице крутой
Провожали мы тебя
И махала ты рукой
Забывая про себя.
Мы столпились у окна
В сером сумраке ночи
Поднятые ото сна
И от горя хоть кричи
Она вышла из дверей,
Оглянулася назад.
И кивнула головой
Увидав наш грустный ряд.
Твердым шагом шла она
Не боялась ничего
И на суд она пошла
Не страшася ничего.
В теплом, сером пиджачке
Обернулася на нас…
И махнула нам рукой
Может быть в последний раз…
Трудно дальше мне писать
Слезы душат грудь мою
Про печальную судьбу
Эту песню я пою.
Не стыжусь я слез моих
Я надеюсь что потом
Мама милая придет
И узнает все про них.
Я вспоминаю те часы
Когда мы, сидя вчетвером
Читали книгу у стола
И было мирно все кругом
И в лес зеленый мы ходили
Рассказывала мама там
И приключения, и были
И повести читала нам
И все прошло…
Как сон прекрасный
И новый начался теперь
Кошмарный, призрачный, ужасный…
25 сентября – 38
Юра Трифонов
 
12 октября – 38 г
 
Мы с Ганей ездили на дачу. Там были Петух и Борька Б.. [52] Вечером на Красной Пресне дрались какие-то мужчины. Ух интересно!
 
 
17 октября – 38
 
Сегодня в школе на 3 перемене мы играли в войну. Но Петька [53] играл нечестно. Я проследил его и схватил сзади за шею.
 
– Выслеживаешь, подлюга?
 
Он повернулся и ударил мне головой по зубам. Я ответил ему. Он разозлился и свистнул мне в глаз. А Медведь [54] ударил меня по губам.
 
В это время зазвенел звонок. Распространился слух, что Трифона избили. Весь урок я злился и удивлялся как я Петьке не ляпнул. И решил с Петькой стыкнуться.
 
На перемене я сказал ему.
 
– Нам с тобой не мешало бы стыкнуться.
 
– Мне интереса нет, – признался он, – но полезешь стукну.
 
Я побежал и сказал ребятам, чтоб они подначивали Петьку к стычке.
 
После всех уроков на заднем дворе мы сцепились. Собрались человек 10 ребят. Дрались по правилам – 4 минуты. Было холодно, и у меня стучали зубы.
 
Петька стремительно бросился на меня и, размахнувшись, ударил бы мне по зубам, если бы я не подставил руку. Следующим ударом он сильно подшиб мне скулу. Мы бросились на близкий бой, я увидал мелькнувшую руку и быстро отскочил. Петька пролетел, я размахнулся и изо всех сил ударил ему в скулу. Он закачался, потом в бешенстве бросился на меня, я подставил затылок и услыхал как хрустнули его пальцы.
 
– Ой, палец сломал! – вскрикнул он.
 
– Бей, Юрка, нападай! – закричали ребята.
 
Но Петька сам бросился на меня, и мы в лютой схватке крошили друг другу морды. Я бил вслепую, ничего не видя перед собой. И только слышал восторженные крики ребят. Вдруг жуткий удар по носу, и кровь хлынула из моих ноздрей. Я зашатался.
 
– Хватит? – спросил секундант Медведь.
 
– Нет, еще! – твердо ответил я и яростно набросился на Петьку.
 
– Ой! Второй палец! – воскликнул он.
 
– Довольно! – провозгласил Гусев. – Четыре минуты!
 
Я пошел, умылся. Петька тоже.
 
Ничего, надо один раз подраться по-настоящему, это полезно.