Полуночная свадьба
Она увидела множество лиц, забавно перемешанных, людей родовитых, богатых и таких, которые, не будучи ни тем, ни другим, стараются уверить, что они по крайней мере принадлежат либо к первым, либо ко вторым. Одни пришли ради Бокенкуров, другие — ради Серпиньи, из любопытства, для удовольствия или из вежливости, но в сущности, чтобы показать себя и посмотреть друг на друга, третьи — г-жа Потроне, например, — чтобы поострословить насчет лиц и туалетов присутствующих; Буапрео — ради самого праздника, он любил все блестящее и минутное, улыбки и оттенки, музыку среди листвы и фейерверк в ночном небе; г-жа Бриньян — ради г-на де Пюифона; ле Ардуа — ради любовницы, м-ль Кингби, которая здесь танцевала.
Ле Ардуа только вчера возвратился из своего замка Гранмона, куда почти не ездил и где сейчас против своего обыкновения провел две недели в одиночестве, что весьма удивило Франсуазу. Откуда явилась у Филиппа ле Ардуа внезапная потребность в уединении? И она подумала о Гранмоне, таком, каким его описал ей однажды г-н Барагон: с его садами, высоким фасадом, залами в орлах и венках, со всей его старой и сохранившейся наполеоновской роскошью. Смех г-жи Потроне вывел ее из задумчивости.
Г-жу Потроне приводил в восхищение вид маркиза де ла Вильбукара, выкрашенного, отлакированного до крайности и туго затянутого в корсет. Он сидел неподалеку от нее за одним из столиков в обществе нескольких дам. Г-жа Потроне не уставала любоваться им.
— Какая прелестная старинная вещица! — повторяла она.
За соседним столом царила Люси де ла Вильбукар, над верхней губой которой виднелся легкий пушок. Ее окружали молодые люди. Дальше сидел полковник де Варель. Крутя свою седенькую бородку, он удивленно взирал на г-на де Гангсдорфа, сидящего напротив него. Г-н де Гангсдорф задумчиво вертел пальцами пустой стакан. Маленький толстый человечек думал о своем муранском доме, заснувшем над лагуной, с его прозрачными и молчаливыми стекляшками. Он охотно бы поспешил к ним, не будь оперной певицы м-ль Вольнэ, с которой он не решался расстаться, хотя она начинала ему казаться слишком расточительной и стала меньше нравиться, с тех пор как он познакомился с м-ль Кингби. Г-жа Потроне так увлеклась рассматриванием лиц, что перестала разговаривать.
Франсуаза тоже смотрела то на одного, то на другого гостя. Полные и худощавые, блестящие и тусклые, они все казались ей на одно лицо, представлявшее верхи общества. Она узнала желтое лицо г-жи де Гюшлу, добродушную физиономию г-на Барагона. Она искала глазами Викторину де Витри и заметила г-на Потроне. Г-н Барагон, сидя между двух дам, поправлял свое пенсне. Она подумала о находившихся под столом его башмаках с порыжевшими и мягкими шнурками, такими же, как шнурок его пенсне. Совсем вдали она увидела баронессу де Витри с г-ном де ла Коломбри. Под самым помостом для музыкантов она наконец нашла Викторину, разговаривающую с г-ном де Бокенкуром. Огромный, бритый и немного хмельной, он наклонился к ее уху. Большой букет цветов в его петлице касался плеча молодой девушки, маленький желтый профиль которой показывал гримаску удовлетворения и гордости.
К Франсуазе обратился Буапрео, и они стали вполголоса беседовать о г-не де Берсенэ, которого Буапрео заходил проведать среди дня.
— Он очень плох, наш бедный князь, — говорил Буапрео. — Голова у него по-прежнему в порядке, но тело перестает служить. Ах, какого прелестного старика мы теряем!
Они печально умолкли. Франсуазе нравился Буапрео. Она не чувствовала к нему того рода дружбы, какую испытывала к Филиппу ле Ардуа, но нечто более тонкое. Буапрео не ухаживал за ней, но оказывал ей нежное и неуловимое внимание. Между ними сложилось молчаливое взаимное понимание, состоящее из оттенков и получувств, какая-то ласковая интимность, которую ни он, ни она не сознавали, но которая делала их приятными друг другу.
Шум разговоров и звучание музыки перекрыл голос полковника де Вареля. Он произносил речь, обращаясь к г-ну де Гангсдорфу, который не переставая вертел в руках свой стакан. Ветер загасил свечи. Края навеса раздвинулись и взорам предстал иллюминованный парк.
Аллеи расцвели большими бумажными фонарями, походившими по форме и цвету на эмалевые плоды г-на де Серпиньи. Подвешенные среди листвы, они качались в своей сияющей прозрачности. Рядок огоньков на большой площадке обрисовал фронтон импровизированного театра, на котором читались слова: «Праздник Дома огня».
Присутствующие мало-помалу выходили наружу. Голоса на свежем воздухе рассеивались или замолкали. Настала минута молчания и ночи.
— Тебе весело, Франсуаза? — спросила свою племянницу, проходя мимо, г-жа Бриньян и, не получив ответа, углубилась с г-ном де Пюифоном в аллею.
Франсуаза смотрела, как они исчезают в темноте. К ней подошел Филипп ле Ардуа. Она его не видела две недели и спросила, хорошо ли он провел время в Гранмоне. Они беседовали как обычно, просто и дружески, идя по гравию дорожки, тянувшейся вдоль буксового палисадника. По временам Франсуаза задевала локтем маленькие листочки, лакированные, черные, горько пахнущие. Мимо них прошли курильщики, среди которых находился г-н Барагон. Он не узнал ее.
— Как красив парк, Филипп! — произнесла Франсуаза.
— Да, но Гранмонский парк я люблю больше. Вам следовало бы когда-нибудь побывать в нем. — И добавил: — С вашей тетушкой.
Они шли к театру, где до начала представления разыгрывали лотерею. Когда они вошли, зал уже наполнился гостями. Каждый спешил туда, как если бы заблаговременный приход мог содействовать удаче выигрыша. Все показывали друг другу свои номера, написанные на красных кусочках картона. Троекратный удар возвещал о начале лотереи. Занавес поднялся.
На сцене на красных бархатных скамьях лежали предметы выигрыша. Де Серпиньи любовно поглаживал их время от времени.
— Изумительно! — воскликнула г-жа Потроне. — И стала аплодировать.
Г-н де Серпиньи раскланялся и знаком показал, что начинает. — Колесо повернулось с пронзительным, как у комара, жужжанием.
— Номер 52! — возгласил он повышенно резким голосом.
— Я выиграл! — И полковник де Варель взмахнул своим билетом, как знаменем.
Г-н де Серпиньи бережно взял пальцами выигранный предмет и показал всем крохотный эмалевый флакончик, но пока не отдал его хозяину, а обратился к секретарю.
— Номер 52 — полковнику де Варелю, — продиктовал он г-ну де Пюифону, который с записной книжкой в руках исполнял обязанности секретаря.
Игра продолжалась. Вокруг каждого играющего возникал маленький шумок зависти и жадности. Главным выигрышем оказалась огромная высокая ваза из зеленой эмали с изящными ручками. Г-н де Серпиньи знал, что она имела незаметную трещину. Только такой огрех заставил Вильрейля расстаться с ней.
— Номер 89! — выкрикнул далее г-н де Серпиньи.
Никто не откликался.
— Может быть, номера 89 не существует? — предположил Буапрео, обратившись к Франсуазе, и улыбнулся.
— Номер 89.
— Здесь! — раздался приглушенный голос. И г-н де Гангсдорф, застенчивый и пунцовый, в своем зеленоватом фраке приветствовал общество движением своей руки.
Бедный г-н де Гангсдорф, утомленный своими мыслями, заснул. Внезапно разбуженный, он готов был спрятаться куда угодно, а лучше оказаться в своем замке в Мурано.
— Черт! У меня был 88! — проворчал Конрад Дюмон, поднимаясь с места.
Все тоже встали, когда г-н де Серпиньи громко провозгласил: «Выигранные предметы будут доставлены их владельцам на дом». Его заявление вызвало разочарование. Каждому хотелось тотчас же получить на руки и потрогать свой выигрыш. Разговоры возобновились перед опущенным занавесом. Через некоторое время занавес снова поднялся. М-ль Вольнэ и г-н Гатра спели «Заклинание огня» из «Валькирии». Два рояля заменяли им оркестр. В ожидании танца м-ль Кингби ле Ардуа сел позади девицы де Клере, неподалеку от толстого Бокенкура, поместившегося рядом с девицей де Витри. Они не разлучались. Дюмон заметил их сближение и показал Франсуазе на нее, тщедушную и хихикающую, и на него, огромного и хлопотливого.