Шалость

Когда вернулся г-н де Вердло, поручив своего гостя заботам и услугам почтенного Куаффара, Анна-Клод уже сидела на обычном месте. Г-н де Вердло появился весьма довольный своим поведением, совершенно очарованный этим г-ном де Врежем и очень сожалея, что он не захотел отужинать вместе с ними. У этого молодого человека были самые изысканные манеры, и г-н де Вердло, расхаживая взад и вперед по комнате, продолжал свои дифирамбы.
— Он не сказал мне, в каком полку служит, но, оказывается, ему очень хорошо известен г-н де Шазо, имя которого я ему назвал. Он возвращается в свой полк, а затем рассчитывает получить отпуск и уехать в Париж, куда его призывают важные дела и где ему хочется полечить старые раны, доставляющие ему много беспокойства. Я дал ему поручение посетить мою сестру, г-жу де Морамбер, и рассказать ей, как мы здесь живем. Как вы находите моего посла? Не правда ли, у него весьма привлекательный вид?
Во время ужина Анна-Клод оставалась рассеянной и молчаливой, едва прикасаясь к тому, что ей предлагали. Эта молчание и рассеянность позволили г-ну де Вердло сделать несколько вполне определенных наблюдений. «Вот они, молодые девушки! — подумал он. — Живут они благоразумно и спокойно, но достаточно мимолетной встречи с красивым офицером, чтобы сейчас же в их голове зародилась мысль о романе. Сердце их становится чувствительным прежде, чем они сами могут это заметить. Решительно, г-н де Ла Миньер прав, и мне необходимо выдать ее замуж. Кто знает, не посылает ли ей провидение избранника в образе того гостя, который спит сейчас под моей крышей?»
— Черт возьми, Куаффар! Будь внимательным! Ты пролил соус на мой жилет. Не поливай меня, пожалуйста, как какое-нибудь свое растение!
В самом деде, почтенный Куаффар, подавая тарелки, казался весьма расстроенным. Он был взволнован до глубины души и совершенно не владел собой. Время от времени он поглядывал на дверь, как будто прислушиваясь, не идет ли кто-нибудь в комнату. А снаружи продолжал лить дождь, и г-ну де Вердло стало понятным, почему этот г-н де Бреж попросил у него убежища от непогоды. Не очень-то приятно быть сейчас в дороге среди бегущих ручьев и водомоин! Гоготта Бишлон, принесшая подсвечник, чтобы проводить девицу де Фреваль в ее комнату, держалась такого же мнения. Она вздыхала, думая об участи Аркенена. Хоть бы удалось ему благополучно прибыть в Бургвуазин и оттуда в Шазардери! В такую погоду ни один хозяин собаку на двор не выпустит.
Ночь была похожа на ту, когда убили у двери дома де Морамбер несчастного г-на де Шомюзи. Наконец настало время идти спать. Красавец офицер давно уже показал всем пример и, должно быть, видел не первый сон, потому что, проходя мимо его двери, Гоготта Бишлон не заметила в щели полоски света. Гоготте очень хотелось посмотреть на спящего. Ей нравилась военная форма. Разве не носил ее Аркенен на службе у короля? Однако г-н де Вердло, чтобы положить конец ее болтовне, со свечкой в руке приблизился к Анне-Клод де Фреваль. По обыкновению, он дружески потрепал ее по щеке. Рука его почувствовала жар, но он не обратил на это особого внимания. Фитиль свечи обуглился, и он поправил его кончиком ногтя, не заметив жеста, которым Анна-Клод хотела его удержать. Когда он ушел к себе, она одно мгновение находилась в нерешительности, опустив голову и прислушиваясь к шагам, удаляющимся по лестнице. Затем, предшествуемая Гоготтой Бишлон, направилась в свою комнату.
Очутившись у себя, она тотчас же бросилась на кушетку. Ноги подкашивались под нею, и тоска сжимала ее горло. Около нее Гоготта неторопливо приготовляла постель Когда она кончила и наконец удалилась, Анна-Клод прошла в соседнюю комнату Приложив ухо к двери помещения, занимаемого. Гоготтой, она слышала, как ее служанка не которое время ходила взад и вперед, затем звуки умолкли и Анна-Клод услышала первые затяжки ровного похрапывания. Слушая этот храп, Анна Клод быстро раздевалась. Она накинула халат, на дела легкие туфли и на цыпочках проскользнула в длинный коридор, соединяющий «Старое крыло» с замком. Шла она легко и осторожно. Иногда останавливалась, а затем снова пускалась в путь Таким образом она добралась до вестибюля.
Дождь перестал. Ни один звук не смущал великого молчания, окутывавшего Эспиньоль. Здесь все было погружено в сон. Животные в стойлах и конюшнях, люди под одеялами и за занавесками. Иногда еле заметный ветерок заставлял вздрагивать пламя свечи. Посредине вестибюля Анна-Клод долго оставалась в неподвижности, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к малейшему шороху. За деревянной обшивкой стен, в балках потолка время от времени раздавалось осторожное потрескивание, которое можно было бы назвать вздохами темноты. В промежутках Анна-Клод чувствовала шум своего дыхания. Ей казалось, что с того момента, как она покинула свою комнату, протекла целая вечность. Было, вероятно, очень поздно.
До какого же времени будет оставаться она в этом пустом вестибюле, который казался ей огромным? Эти темные углы не могло осветить слабое пламя восковой свечи. Внезапно часы на башне прозвонили полночь. Они могли бы пробить и больше двенадцати раз, прежде чем ею было бы это замечено, до такой степени ее сознание было заполнено одной мыслью. Эти двенадцать ударов вывели ее из состояния оцепенения, в котором она находилась. Догоревшая свеча мерцала и готова была погаснуть. Она заменила ее новой, захваченной с собою, и направилась к лестнице. Поставив ногу на первую ступеньку, она немного поколебалась. Затем, сняв туфли, начала подниматься. Поднималась она с величайшими предосторожностями. На площадке остановилась. Еще несколько ступенек выше, и она будет перед комнатой, в которой спит г-н де Вердло. Оттуда не было слышно ни одного звука. Г-н де Вердло мог бы похвастаться, что обладает сном младенца. Она повернула направо в коридор, в конце которого была расположена «голубая комната», где г-н де Вердло поместил гостя, прибывшего в Эспиньоль. Приближаясь к ней, Анна-Клод удвоила свою осторожность. Свечу она поставила на пол в углу коридора. Ощупью добралась до двери. Почувствовав себя у цели, она нагнулась и приложила ухо к замочной скважине. Сначала она не слышала ничего, кроме учащенных ударов своего сердца, затем одышка ее успокоилась и она уловила легкое ритмичное дыхание, которое бывает у того, кто спит или отдыхает. Оно поднималось и падало, подчиняясь правильному ритму. Анна-Клод слушала его долго. Мало-помалу дыхание усилилось, сделалось более звучным, легче различимым, более громким, настолько громким, что, казалось, оно постепенно наполняет весь замок своим властным, всепокоряющим, всеохватывающим гулом. Она сама чувствовала себя захваченной этим дыханием, как каким-то вихрем, который готов ее перевернуть, унести с собой. Оно наполняло ее волосы, проходило сквозь ее руки, ласкало ее грудь, обжигало ее губы.
Она отдавалась ему в полном изнеможении, в полной покорности и в то же самое время прекрасно знала, что это просто дышит мужчина там, за этой дверью, перед которой она трепещет от ужаса и любви, в то время как слезы текут по ее полному экстаза и муки юному лицу.
Долго оставалась она так, пока наконец не взяла медленным движением свой подсвечник. G теми же предосторожностями она спустилась по лестнице. На последней ступеньке села отдохнуть. Ночь достигла половины. На заре Куаффар придет разбудить путешественника. Надо ждать до этой минуты, чтобы быть уверенной, что не произойдет ничего ужасного. Дождь освежил воздух. Анна Клод вздрогнула. Она спрятала свою голову в ладони. В ее голове проносились скорее видения, чем мысли. Они быстро следовали друг за другом, как это бывает во сне: карета, свет факелов, пистолетные выстрелы, лицо, глаза, которые смотрят в упор, человек, стоявший во весь рост и одним прыжком очутившийся в седле, потом — приемная монастыря Вандмон, широкое лицо г-на де Шомюзи и где-то, в самых глубинах памяти, маленькая девочка, очень смешная в своем слишком широком старом камзоле с плеч садовника, маленькая девочка — она сама — которую захватили однажды на монастырской стене, готовую, как мальчик, бежать навстречу приключениям. Вдруг она вздрогнула. Пропел петух. Что-то похожее на смутный свет просочилось в темноту вестибюля, где, бледнея, умирало пламя свечи. Это заря. Сейчас появится Куаффар. Она слышала, как он переходит двор. Сейчас огромным ключом он откроет замковую дверь. Он разбудит того, кому надо отправиться в путь, и ничего не произойдет больше. Она не услышит ужасного крика, остановленного в горле кровью, хлынувшей из смертельной раны. Час опасностей уже миновал. Ей нужно возвращаться в свою комнату. Она хотела подняться, но почувствовала такую слабость, что у нее подкосились ноги. Вдруг, ощутив какую-то жгучую неловкость в затылке, она вскочила на ноги и обернулась. С вершины лестницы, опершись на перила, он рассматривал ее пристальным взором. Уже готовый в дорогу, с треуголкой на голове и плащом за плечами, улыбаясь, с пальцем на губах в знак молчания, он смотрел в бледном свете пробуждающегося дня, как со всей быстротой своих голых ножек убегала от него эта странная Психея, которая несла вместо светильника погасшую свечу, в то время как в ее сердце металось таинственное и жгучее пламя только ей одной ведомой тайны…