Бездна (Миф о Юрии Андропове)
— Он один такой реформатор в Политбюро? — спросил американский журналист.
— Нет, не один. Еще, пожалуй, двое — Горбачев и министр обороны Устинов. Но они у Андропова за спиной. Он — лидер, он — первый. И если вы меня спросите, с кем я связываю надежду на выздоровление нашего общества от болезней, накопленных при Сталине, да и — увы! — в последние десятилетия,— я вам отвечу однозначно: с товарищем Андроповым.
— Все-таки я не совсем понимаю…— Жозеф Рафт подыскивал точные слова. «Как же сказать, чтобы не задеть… А! В конце концов, что они мне сделают? Я — американский подданный».— Где вы видите хотя бы намек в деятельности Андропова… Я имею в виду деятельность до перехода в ЦеКа партии…
— То есть во время его работы в КГБ? — уточнил Роберт Николаевич Ведеев.
— Да!
— Для того чтобы понять это, необходимо… Вы только, пожалуйста, не обижайтесь! Необходимо родиться в этой стране, прожить в ней всю жизнь, а сейчас, занимаясь современной историей нашего несчастного государства, скрупулезно, каждодневно изучать протекающие политические и экономические процессы и следить за всем, что говорит и делает каждый верховный лидер. Вас пугает одно название — КГБ. А советских людей пугает еще больше. Уже генетический страх, сидящий в крови. Да, пятнадцать лет Юрий Владимирович возглавлял Комитет. Но какие грандиозные перемены в этом ведомстве произошли при Андропове! Только один пример. Вы, коли занимаетесь нашей страной, наверняка знаете: одно из самых страшных зол нашей сегодняшней политической, государственной системы — коррупция. Коррупция — с самого верха донизу. И он — один! — решился на борьбу с ней, невзирая ни на что, ни на какие рант и звезды. Вы меня понимаете?
— Да, я вас понимаю, господин Ведеев.— Американский журналист испытывал смутное несогласие.— Но хочу у вас спросить вот о чем… За эти пятнадцать лет… И это вы знаете лучше меня… За эти годы, по существу, в России было разгромлено диссидентское движение, можно сказать, его сейчас, по существу, нет. Одна ссылка академика Сахарова в Горький чего стоит! И всей этой масштабной кампанией разгрома диссидентства руководил Председатель КГБ Андропов…
— Постойте, постойте! — перебил Роберт Николаевич, останавливая Жозефа протестующим жестом.— Прежде всего вам, господин Рафт, надо уяснить тот положительный факт, что в наше время КГБ, слава Богу, не действует по собственной инициативе, а подчиняется Политбюро, выполняет его решения и постановления. Конечно, с Лубянки на Старую площадь поступает информация, могут последовать рекомендации по конкретным делам. Но — подчеркиваю — никакой инициативы, никаких самостоятельных действий. А теперь самое главное. Вы правы: диссидентское движение… Нет, не разгромлено, это слишком сильно сказано. Скорее, деморализовано. И действительно, таков результат целенаправленной деятельности КГБ под управлением Андропова. Но! Обратите на это свое пристальное журналистское внимание. «Покончить с диссидентством!» — такое решение почти десять лет назад было принято Политбюро, покончить с этой «пятой колонной», как говорили они. Директива! И ее надо исполнить. А из тогдашних, да и теперешних, членов Политбюро подавляющее большинство — сталинисты,— И опять Ведеев посмотрел на сопровождающих Рафта, на этот раз с откровенной неприязнью,— Правда, все они стараются скрывать свои взгляды. А что, по товарищу Сталину, значит покончить с «пятой колонной»? Только одно — уничтожить. Физически уничтожить: сгноить в лагерях, приговорить к расстрелу, убить…
Валерий Яворский переводил, потупя взор долу. По худым щекам Воеводина ходили желваки.
— А как поступает Юрий Владимирович? Большинство видных диссидентов высылается из Советского Союза в страны Европы и к вам, в Америку. «Выдворяются» — так приятней для слуха нашего высшего руководства. Несколько судебных процессов, сроки минимальны. Многие, правда, лишаются профессиональной работы, действует институт невыезда из города или области, перлюстрация писем, прослушиваются телефоны… Вот и у меня сейчас прослушивается. Словом, превентивные меры. Но согласитесь: все живы, никто не уничтожен как «враг народа». Тот же Андрей Сахаров. Поверьте мне на слово: по отношению к академику предлагались весьма крутые меры. Особенно на них настаивал покойный товарищ Суслов. Юрий Владимирович изменил ситуацию к лучшему. И в этом столкновении мнений на Политбюро он был один. Или почти один… Так я вас спрашиваю, молодой человек, это «разгром» диссидентского движения или что-то другое? Да не будь Андропова во главе КГБ, мог бы я почти двадцать лет оставаться на свободе, работая над книгой «Сталинизм на суде истории»? Имел бы доступ в партийные архивы?
«Действительно, как это вам удается?» — вертелся на языке Жозефа вопрос, но он сдержался и спросил другое:
— И сейчас, когда Юрий Андропов стал секретарем ЦеКа, занял кабинет Суслова, ему по-прежнему трудно?
— Да. Трудно. Но лед тронулся. Грядут перемены. Остается подождать. Скорее всего, совсем недолго.
И все присутствующие в кабинете московского диссидента поняли, ЧЕГО надо подождать…
— Какие еще трудности испытывает Юрий Андропов, проводя свою линию в Политбюро? — спросил американский журналист.— Кроме, если я вас правильно понял, сопротивления скрытых сталинистов?
— Ну… Например, национальный вопрос.— Роберт Николаевич впервые за всю встречу улыбнулся.
— Простите, не понял.
— Согласен…— Ведеев помедлил, быстро, с явным сарказмом взглянул на Валерия Яворского.— Вам это непросто понять. Видите ли, господин Рафт, мать отца Юрия Андропова — еврейка.
— Ну и что же? — удивленно спросил американский журналист.
— Дело в том, что антисемитизм у нас имеет весьма сильную политическую окраску. Одно дело бытовой…
— Вы хотите сказать…— перебил Жозеф Рафт.
— Я хочу сказать, что с окончательным утверждением неограниченной власти Сталина все евреи, занимавшие высшие посты в государстве, и прежде всего на самом верху, были не сразу, конечно, постепенно… в основном уничтожены. Уцелевшие физически — изгнаны. Иосиф Виссарионович терпел рядом с собой лишь одного семита — Кагановича. С тех пор и повелось: евреи не должны управлять Россией. Можно сказать, сталинская традиция. Хотя, согласитесь, по законам здравого смысла, все выглядит весьма странно: грузин Джугашвили, патологический антисемит, насаждает юдофобство в России, исповедуя славянский национализм. Впрочем, на склоне лет товарищ Сталин считает себя русским: «Мы, старые русские люди, давно этого ждали…» Так он говорил после разгрома Квантунской японской армии и возвращения России части Курильских островов, половины Сахалина и Порт-Артура.— Роберт Николаевич взглянул на ручные часы,— Так что, мой американский коллега… Я ведь по первой профессии журналист, историей занялся позже. Так что, сами понимаете, в Политбюро Юрий Владимирович в определенном смысле — белая ворона.
— И все-таки я этого не понимаю! — воскликнул Жозеф Рафт.
— И не старайтесь понять сразу,— снова улыбнулся московский диссидент.— Понимание придет со временем. По мере того как вы будете все глубже постигать советский период российской истории. Коли вы всерьез занялись этим делом. А теперь… еще есть немного времени. Может быть, у вас появились ко мне какие-нибудь конкретные вопросы?
Последовали вопросы, естественно, об Андропове, однако беседа потеряла — для Рафта — первоначальный интерес и остроту. Главное, считал американец, он услышал и понял. Правда, Роберт Николаевич прибавил к складывающемуся в сознании Жозефа образу бывшего Председателя КГБ и теперешнего Главного Идеолога Советского Союза новые черты: деловитость, практицизм, скромность, страстное увлечение политикой, простота, нелюбовь к парадности, показухе, лозунгам.
Аудиенция была прервана Ведеевым почти бесцеремонно: снова взглянув на ручные часы, он сказал:
— Я вынужден прервать нашу беседу и извиниться. Через десять минут придет мой массажист, а потом у меня вторая половина рабочего дня, до двенадцати ночи.