Убить демократа

Конечно, очень бы мне хотелось повидаться с ребятами. Были, однако, сомнения, что мне это удастся. Были, к 
сожалению, были. 
Но тут и Настена мать поддержала, запрыгала: ура, едем! 
Поодиночке-то я с ними справляюсь, а с двумя -- трудновато. Ну, я не стал и пытаться. Едем так едем. 
В общем, приятно, конечно, побриться не наспех, а с чувством, с толком фирменным "жиллетом", надеть хороший костюм, сесть в хорошую машину и катиться по свободному воскресному шоссе, высушенному ночным морозцем. Всем 
вместе. Не так уж часто это бывает. 
Часа через два мы свернули с Ленинградского шоссе, прошелестели гудьировскими шинами по бетонке, разрезавшей сосновый бор, и влились в праздник. 
Веселое трепыхание маленьких триколоров на ограде, гостеприимно распахнутые ворота КПП. Легковушки, автобусы, нарядно одетый люд: родители, друзья, невесты. Не все, конечно, невесты, но все равно приятно. У мамаш пудовые сумки в руках -- подкормить курсантиков. У папаш и дружков тоже кое-что имеет быть. А у прапоров на вахте глаза волчьи и словно бы песок на зубах скрипит. Ну, не ваш это день, ребята, не ваш. 
Ясно, что начальство училища решило совместить празднование краснознаменного юбилея с присягой салабонов. Приятное с полезным. 
Я поставил свою тачку в ряд "жигулят" и "волжанок", мы смешались с толпой. На входе стояла группа старших офицеров при полном параде и встречала гостей. Узнал я только двоих. Один -- начальник училища, генерал-лейтенант Нестеров. Я учился на втором курсе, когда он пришел к нам 
после Афгана, отлежав больше года в госпитале. И хотя с тех пор прошло почти десять лет, на его худом лице все еще словно бы сохранялся афганский загар. Как будто не от солнца, а от пороховой гари пополам с пылью. 
Другого, полковника Митюкова, я предпочел бы вообще не узнавать. Но невозможно было забыть его ряшку, похожую на поросячью задницу. Как и его коронную фразу, с которой он начинал свой курс: "Научный коммунизм -- это стройная система 
знаний". Собственно, это и все, что я знаю о научном коммунизме. Но знаю основательно. В мое время Митюков был замполитом и бессменным секретарем партбюро, а как его должность теперь называется, я не знал. И знать не хотел. Но как раз он-то заметил меня, узнал и окликнул: 
-- Пастухов! А ты почему не в форме? 
Я вообще-то не гордый, меня все в деревне зовут на "ты". Но все же есть какие-то границы, которые, по-моему, переступать не следует. Полковнику Митюкову, в частности. Поэтому я приветливо улыбнулся и ответил: 
-- Здравствуйте, полковник. Извините, не узнал вас. Я был уверен, что вы давно уже генерал. 
Вот так. Умылся? 
Ольга укоризненно на меня посмотрела. Я сокрушенно развел руками. Ну, неблагородный я человек. Сам знаю. Борюсь с собой. Упорно. Но пока безуспешно. 
-- А в штатском я по очень простой причине, -- продолжал я тем же светским тоном. -- Видите ли, меня -- как бы это получше сказать? - вышибли из армии без права на ношение формы. И на получение пенсии. Даже не знаю, что обиднее. 
-- Вышибли? -- удивился он. -- Ты же был капитаном! Уже через три года после выпуска! 
-- Через два. 
-- Надо же, -- равнодушно посочувствовал он. -- А чем теперь занимаешься? 
-- Да так, кручусь по мелочам. Разрешите, полковник, представить вам мою жену. Познакомься, Ольга. Это полковник Митюков, я тебе о нем много рассказывал. Доктор исторических наук. Он читал нам научный коммунизм. Это был мой самый любимый предмет. После строевой подготовки. 
-- Кандидат, -- поправил Митюков и переключил внимание на Ольгу. --Очень приятно познакомиться. Мне знакомо ваше лицо. Я мог вас где-нибудь видеть? 
-- Запросто, -- сказал я. -- В Большом зале консерватории. 
-- Вы певица? 
-- Да ну, что вы, -- снова вмешался я. -- Обыкновенная деревенская домохозяйка. Хотя по профессии музыковед. 
-- А ты обыкновенный деревенский плотник, -- парировала Ольга. 
Я решительно возразил: 
-- Ничего подобного. Столяр. 
-- Это, наверное, большая разница? -- не без иронии предположил Митюков. 
-- Принципиальная, -- подтвердил я. -- Как между полковником и генералом. 
И снова виновато глянул на Ольгу. Ну вот такая я сука. Нужно было смотреть, за кого выходила замуж. Я и тогда не притворялся выпускником дипломатической академии. 
-- Не обращайте на него внимания, его шутки далеко не всегда удачны, --проговорила Ольга и с улыбкой прикоснулась рукой к локтю Митюкова. Эдак доверительно. Как бы умоляя о снисхождении. Рукой в белой лайковой перчатке по локоть. Выпростанной из-под небрежно наброшенного на плечи норкового полупердяйчика. Когда этот шнурок из бутика хотел мне сообщить, сколько это стоит, я не стал слушать. Дал ему кредитную карточку "Виза" и сказал: "Сунь ее куда следует, а мне ничего не говори. Вообще ничего. Понял? Может, мне повезет и я так до конца жизни этого не узнаю. Потому что покупать такие вещи -- грех. Как чревоугодие. А оно, между прочим, в православии считается самым тяжким грехом. Вторым после уныния". 
Он понял. И Митюков, судя по его физиономии, понял. Он взглянул вниз, на Настену, которая деловито посыпала песочком его сверкающие штиблеты, и не слишком естественно улыбнулся. 
-- Какое прелестное дитя! Вся в маму! И как нас зовут? 
Прелестное дитя посмотрело на него снизу и спросило: 
-- А у вас автомат есть? 
-- Нет, -- честно признался Митюков. 
-- А у папы был, -- сказала Настена и потеряла к нему всяческий интерес. 
Полковник повернулся к начальнику училища и отрекомендовал ему Ольгу. А затем небрежно представил меня: 
-- Ее супруг. Пастухов, наш выпускник. 
При этих словах какой-то довольно молодой штатский в коротком светлом плаще, стоявший рядом с генерал-лейтенантом, быстро взглянул на меня и тут же отвернулся, продолжая созерцать праздничную толпу, вливавшуюся через ворота на территорию училища. 
Нестеров суховато-любезно поклонился Ольге и протянул мне руку: 
-- Здравствуйте, Сергей Сергеевич. Спасибо, что приехали. 
-- Спасибо, что пригласили, -- ответил я. -- Вы что, всем выпускникам разослали приглашения? Не боитесь, что места не хватит? 
-- Нет, только тем, кто закончил училище с отличием.