Никому не уйти
— Я был ассистентом у профессора Грэмма, который возглавлял обучение студентов, решивших посвятить себя литературе. Он поручал мне проводить практические занятия по курсу художественного письма. А еще я вел занятия по стихосложению, анализу классической английской литературы и даже анализу саксонской литературы.
— Фрэнк читал в течение семестра курс, называвшийся «Синтаксис и воображение»! — воскликнул Эмерсон. — Подобный подход наверняка заинтересовал бы старину Майкрофта Дойла, вашего предшественника. По-моему, вы даже получили премию за этот курс, так ведь?
— Да, действительно. Но следует сказать, что профессор Грэмм относился ко мне необычайно благожелательно.
— Ой-ой-ой! Только не пытайтесь быть излишне скромным. Это удел простофиль.
— Как бы там ни было, вы написали прекрасную книгу, — сказала Агата. — «Тяга к перу, или Писатели за работой». Я сейчас читаю последнюю главу. А ваши будущие студенты ее уже прочитали. Они горят желанием познакомиться с вами. Вы им очень понравитесь.
— Спасибо, миссис Эмерсон.
Не успел Франклин хоть как-то воспротивиться, Эмерсон положил ему на тарелку копченую сосиску. Фрэнк, смирившись, стал откусывать от нее кусочки и очень медленно их жевать — как ребенок, который задумал увильнуть от того, чтобы съесть все блюдо. Он мысленно спрашивал себя, пытаются ли сейчас хозяева этого дома наглядно продемонстрировать ему свои изысканные манеры или же они и в повседневной жизни ведут себя точно так же. Фрэнк явно не испытывал восторга ни от окружавшего его интерьера, ни от чрезмерно обильной еды, ни от неестественной улыбки Агаты, ни тем более от молчания ректора, который время от времени внезапно умолкал и вел себя так, как будто его здесь нет.
Франклин невольно задержал взгляд на картине, которая висела на одной из стен: это был портрет человека, стоявшего в позе завоевателя мира, но при этом с взлохмаченной шевелюрой и бакенбардами, достойными английского карикатуриста.
— Это Ян Якобс, владелец поместья «Деррисдир», — пояснил Эмерсон, заметив заинтересованный взгляд Франклина. — Промышленник, обосновавшийся в Конкорде и сказочно разбогатевший на обработке кожи.
— Это он основал университет?
— Да, именно он. В свое время Якобс был дельцом, каких и сейчас мало, но при этом у него имелись кое-какие причуды. Он решил основать университет, для чего и выделил часть территории своего огромного поместья и даже лично поучаствовал в разработке проектов зданий. Первые занятия проводились в его замке. У него были довольно четкие представления относительно того, что он затеял сделать. Якобс, кстати, оставил свои наставления в письменном виде, и мы руководствуемся ими до сего дня.
— Правда? — удивился Франклин. — Своего рода правила?
Эмерсон улыбнулся.
— Ну, совсем не такие, как в каком-нибудь монастыре! Это скорее хартия, в которой излагаются принципы, не более того. В 1885 году хозяин поместья решил создать некое убежище для молодежи. Он предчувствовал, что система обучения и воспитания молодых людей вскоре утратит гуманистический характер и окажется под гнетом промышленных магнатов. Он считал, что рано или поздно придет время, когда у той или иной железнодорожной компании возникнет необходимость в разного рода специалистах для какого-нибудь южноамериканского производства и они начнут субсидировать определенный университет или учебную группу в нем, чтобы подготовить для себя инженеров. В результате, по мнению Якобса, университеты будут готовить уже не будущую элиту общества, а просто кадры для предприятий. Именно этого Якобс и опасался. Парадокс здесь заключается в том, что его хартия от 1885 года, пытающаяся отогнать мир коммерции подальше от дверей его университета, сегодня еще более актуальна, чем вчера. «Деррисдир» представляет собой университет, не вписывающийся в существующие вокруг порядки. Мы не находимся в зависимости ни от какого стороннего спонсора, потому что нашими «инвесторами» являются наши бывшие студенты или их потомки. Как бы ни складывалась обстановка, мы неизменно отказываемся подстраивать процесс обучения под тот или иной рынок труда. Мы даем нашим студентам незаангажированное и не связанное с корыстным интересом образование.
— Получается, что мы находимся на землях некоего чудака из девятнадцатого века?
— Якобс умер в 1905 году. С того самого времени университет стал хозяином всех его владений. Как вы уже, должно быть, заметили, у нас тут очень большое хозяйство. Вы нигде не встретите такого уровня жизни преподавателей, который можно было бы сопоставить с тем, как живут преподаватели в нашем поселке. Ни в одном другом университете страны люди не чувствуют себя так комфортно, как здесь. И это, поверьте, большая привилегия.
— Охотно верю, — согласился Франклин. — Дом Майкрофта Дойла — просто потрясающий.
Эмерсон поднял брови.
— Не нужно называть этот дом домом Майкрофта Дойла! Отныне он ваш, Франклин. Это дом Фрэнка Франклина.
— Хм… — Фрэнк немного растерялся, но потом добавил: — Да, конечно.
Мучения с горячей сосиской подходили к концу.
Эмерсон, посчитав, что теперь ему уже можно вновь показать себя начальником, прикурил сигарету, не обращая внимания на осуждающий взгляд супруги.
— Моя дочь Мэри покажет вам наши владения, как только вы захотите их осмотреть, — сказал он. — А сегодня мы решили дать вам возможность отдохнуть. Займитесь своими делами, съездите в город за продуктами, чтобы было чем заполнить холодильник, отдохните с дороги. А вот завтра активно примемся за дело! Подпишем кое-какие бумаги. А еще я познакомлю вас с другими преподавателями. Такой подход вас устраивает?
— Ну конечно.
Ректор поднялся из-за стола и оставил Франклина в обществе своей супруги, которая, хоть и хранила молчание, по-прежнему то и дело расплывалась в гостеприимной улыбке и смотрела на Франклина восторженным взглядом. Фрэнк даже понятия не имел, о чем с ней можно было бы поговорить.
Он поблагодарил ее за сосиски…
5
В половине десятого, покинув больницу, Шеридан снова отправился на строительную площадку возле 393-й автострады, чтобы взглянуть на место преступления при дневном свете. Приехав туда, полковник смог убедиться в надежности полицейских кордонов, которые он распорядился установить. Солнце светило уже вовсю. Обходя стройплощадку, Шеридан удивился нешуточным масштабам строительных работ: тысячи деревьев были спилены и вывезены отсюда, и теперь прямо посреди леса зияла невероятно широкая — где земля, где песок — просека. Эта вырубленная в лесных зарослях дорога, ровная, словно ее прочертили карандашом под линейку, простиралась до самого горизонта.
Над ямой, в которой были обнаружены трупы, натянули синий брезент, чтобы скрыть ее от взоров журналистов, если тем вдруг взбредет в голову подлететь к месту происшествия на вертолете. Снег в некоторых местах растаял — очевидно, под воздействием реактивов, которые использовались экспертами. Повсюду виднелись вешки с номерами, указывающие места, где были сняты слепки следов или обнаружены какие-либо другие улики. Строительные машины и механизмы теперь стояли метрах в трехстах от этой ямы. Невдалеке Шеридан заметил группы праздношатающихся рабочих, которые, по-видимому, тщетно пытались узнать, что же здесь произошло.
Полковник остановил свой автомобиль в конце единственной имевшейся на стройплощадке асфальтированной дороги — даже не дороги, а временной дорожки, предназначенной для того, чтобы архитекторы и инженеры могли подъехать непосредственно к месту проведения работ.
Капитан Оргонес, возглавляющий обследование места происшествия, пошел навстречу Шеридану.
— Доброе утро, шеф. Дела здесь идут более-менее нормально, хотя нам явно не хватает сотрудников и средств.
— Я знаю. Но я связан по рукам и ногам. Запрет фэбээровцев. Они не позволяют мне сформировать дополнительные бригады.
— А их люди уже приехали?
— Еще нет, но должны появиться менее чем через полчаса. У меня такое впечатление, что ФБР в панике. Даже учитывая их уровень, им придется признать, что не каждый день бюро расследует убийство с двадцатью четырьмя трупами, разложенными, как карандаши в коробке.