Говори со мной по-итальянски (СИ)

Я тщательно стараюсь закрыться от мыслей о Еве, а он снова напоминает, что начинает раздражать. Но если я покажу, как взбешен, он все поймет.
— Вали уже отсюда, — говорю, ухмыльнувшись в свободной манере, повязывая полотенце вокруг бедер.
Вдруг Маркус начинает раздеваться, открыв свой шкафчик.
Быстро лишившись одежды, он тоже берется за полотенце и прячет за ним свое голое тело. Я поворачиваюсь обратно, жалея, что развернулся на звук, поддавшись любопытству.
— Ладно… — голос Марка почти не слышен, хоть мы и стоим в соседних душевых кабинках.
Но я уже включил воду до упора и теперь наслаждаюсь горячими струями, намереваясь игнорировать навязчивого идиота. Он меня, и правда, уже достал. На самом деле, некоторые бормотания все еще доносятся в мою кабинку, но разобрать я их не могу, значит все в порядке.
Его голос врывается в невидимую отстроенную стену, которую я доработал, пока мылся. И, казалось, теперь ему до меня не добраться, однако слова друга в этот раз имеют веское значение.
— Я знаю, что ты меня ни хрена не слушал, так что я повторю только самое важное: Еве нравится Алистер. Алистер Шеридан. — Хоть и взываю к себе, прося не останавливаться, все равно ноги сами замирают на месте и в спине ощущается напряжение прожитого дня. Маркус за моей спиной, по всей вероятности, очень довольный своей работой, продолжает:
— Он будет на вечеринке. А знаешь, почему Ева пойдет туда?
Задав вопрос, не требующий моего ответа, Марк проходит вперед — я слышу, как он шлепает по мокрому полу. А потом показывается из пара, которым душевая переполнена. Я специально разворачиваюсь, чтобы наблюдать за его эпичным выходом. Жду. Жду, что же последует за его последней фразой, но Маркус намеренно меня мучает.
— Потому что там будет Алистер. Мне Пьетра сказала, — поясняет друг, а потом проходит вперед.
При возможности, он шлепает влажной ладонью по моей спине.
— Но тебе же плевать, да? Я правильно понял? Так что извини, что перегрузил твой мозг ненужной информацией.
Удовлетворенный своей ролью в моем изменившемся настроении, Марк ухмыляется и скрывается в раздевалке. Я пытаюсь поговорить с ним после, но мы поменялись местами: он избегает беседы со мной, ссылаясь на дела и… все, что угодно. Блаженная улыбка на губах друга свидетельствует о том, что своего он добился.
* * *
Отец Алистера Шеридана — один из лучших специалистов в таможенном деле в «Blаnkеnship аnd friеnds». Они с сыном переехали в Италию два года назад, и Алистеру — коренному ирландцу — пришлось с нуля изучать итальянский. Насколько мне известно, даже сейчас он в этом не особо преуспел, однако каким-то образом умудрился стать одним из лучших учеников университета. Компания снимает для семьи Шериданов пентхаус в том же районе Рима, где и находится наш дом — ЭУР. Бизнес-квартал полнится иностранцами, и я здесь чувствую себя немного лучше. Немного свободнее.
Ни моему отцу, ни отцам моих друзей не удалось найти хорошего сотрудника на должность, занимаемую Шериданом старшим, среди местных жителей. И тогда папе пришлось звонить своему старому университетскому приятелю, чтобы заманить того в столицу Италии. Так, как я постепенно вникаю в историю нашей фирмы, то уже знаю, что долго уговаривать мистера Гералда не пришлось. Оставшись без работы после закрытия одного из крупнейших холдингов Дублина, он был рад получить такое предложение. Пусть и для этого пришлось переезжать в другую страну. Алистер долгое время был против, по рассказам и слухам, которые просачиваются из кабинетов нашей компании. И мне было абсолютно плевать на этого ирландца. До тех пор, пока я не узнал, что Ева считает его интересным и привлекательным.
Я врубаю в машине песню «Blоw yоur mind» на всю громкость, чтобы не думать ни о ней, ни о мужчине ее грез.
Черт! На самом деле, у меня даже получалось время от времени вырывать Еву из своего сознания, перестраиваясь, как будто набирая скорость и выезжая на новую дорогу. А теперь… Зная, что я для нее пустое место, что она хочет другого мужчину, внутри возник какой-то собственнический инстинкт. Какое-то сумасшедшее желание овладеть, доказать. Прежде всего, Маркусу. Проклятье. Он, и правда, получил то, что хотел. Я ненавижу его за то, что у него выходит отлично манипулировать людьми. В том числе, и мною.
И что Ева думает об Алистере? Как она представляет этого парня? Как она представляет себя с ним? Под Алистером? Я сжимаю крепче руль. Мне понадобится терпение. Много терпения. Много выдержки и борьбы с самим собой. Самая сложная война — та, в которой враг и единомышленник — это один человек. Ты один. И что же мне делать? Как схватить за горло Еву, покорившую мой рассудок? Как заставить ее убраться из моей головы?
Прежде чем я сам понимаю, что ответов нет, замечаю на остановке, которую уже проехал, ту самую девушку. Та, что занимает мои мысли уже несколько дней. Та, что полностью меня захватила. Резко остановив автомобиль, даю заднюю и через несколько секунд тянусь к ручке пассажирской двери, чтобы открыть ее, тем самым приглашая внутрь салона Еву.
Она смотрит на меня вытаращенными глазами. В обтянутых синих джинсах, рваных в области коленей.
— Присаживайся, — бросаю, сцепив зубы. Словно я совсем не рад этой встрече. — Довезу.
Она нервно заводит волосы за уши и чуть ли не дрожит. Я бы мог подумать, что небезразличен ей, глядя на такую реакцию, если бы не знал правду. И она напоминает о себе с каждым стуком сердца. Хренов Алистер!
Хренов Маркус! Я бы мог забыть о Еве, я бы сумел, но уже не могу остановиться. Я желаю ее, чтобы убедить себя — я лучше Алистера. Она должна выбрать меня. Ради чего? Ради моего эго?
Именно так.
— Не нужно, — мямлит Ева, зачем-то расправляя концы белой блузки, запахивая сильнее джинсовую куртку.
Ее движения быстрые и странные. Становится ясно: она волнуется.
— Я дождусь автобуса, — говорит тихо, стараясь не смотреть мне в глаза.
Принимается теребить лямки своего коричневого рюкзака, натянув их на плечи. Мне стоит сказать: «Ладно, оставайся здесь и жди, сколько угодно свой автобус!», однако не получается. Я давлю, и не думаю, что прав. Может, я сейчас совершаю ошибку.
— Говорю же, садись в машину.
Вот дьявол! А как она восприняла мой зверский тон, не терпящий возражений? Ее карие глаза вспыхивают, и это, черт подери, меня реально заводит.
— Нет! — Четко, понятно. Без колебаний.
В момент, когда Ева отказала мне, ее тон не был лишен грубости и напора. Мне понравилось. Мне безумно понравилось. Видеть девушку в гневе — такую, как она — истинное наслаждение.
— Ты что, издеваешься? — выпаливаю я. — За кого ты меня принимаешь? Я не оставлю тебя торчать на остановке. Пьетра меня потом не простит.
Ева пожимает плечами, отворачивая голову.
— Я не собираюсь ничего рассказывать Пьетре.
Предугадывая мои следующие слова, она заявляет:
— Доминик и Селест тоже. Так что успокойся. Нажимай на газ и уезжай отсюда.
Никакой вежливости, никакой благодарности. Словно она насовсем лишилась итальянского радушия. Словно она тоже какая-нибудь туристка, ещё не проникшаяся менталитетом этой страны.
— Слушай, я знаю, что твой папаш… твой отец будет работать в нашей компании, — перейдя на итальянский, внимательно слежу за реакцией Евы. — давай ты засунешь свою гордость подальше и разрешишь мерзкому британцу подвезти тебя, куда нужно. Я стараюсь не повышать голос, но как же тяжело сдерживаться, кто бы знал!
— Мерзкому британцу? — Вдруг она улыбается.
Неожиданно и очень приятно. Я хочу протянуть каждый миг, чтобы насладиться улыбкой девушки напротив.
— Ну, ты же так обо мне думаешь… Извини, что, по-твоему, я козел и сволочь. Или что еще… впрочем, не важно! Я просто хочу сказать: по стечению обстоятельств мы учимся в одном колледже, твой папа работает на моего папу и у нас общие друзья. Ну, практически так.
Я взмахиваю ладонью и потом вновь обхватываю ею руль, понемногу теряя терпение. В ее взгляде что-то меняется, что-то, что невозможно не заметить. Будто она вспоминает нечто важное, углубляясь в себя. Вздохнув, не тяжело, а как будто настраиваясь, Ева спускается с тротуара и быстро юркает в салон машины.