Версаль на двоих. Книга о галантной любви Короля-Солнца и прекрасных дамах Версаля
Тогда г-н де Монтеспан принялся обличать неверную супругу при дворе, но достиг только того, что поведение его сочли более чем странным, а характер – невыносимым. Послушаем, например, мадемуазель де Монпансье:
«Г-н де Монтеспан, человек экстравагантный и чрезмерно обидчивый, словно сорвался с цепи, узнав о чувствах короля к его жене; он переходил из дома в дом со своими смехотворными жалобами. Когда он вознамерился читать нотации в Сен-Жермене, мадам де Монтеспан пришла в отчаяние… Он часто приходил ко мне. Он мой родственник, и я его журила. Однажды он навестил меня и прочел речь, с которой хотел обратиться к королю: там было множество цитат из Святого писания, намеки на царя Давида и прочее, а в конце он требовал вернуть жену и угрожал судом Господним. Я сказала ему: «Вы сошли с ума. Никто не поверит, что вы сами написали эту речь, и обвинять станут архиепископа Санского, вашего дядю, который враждует с мадам де Монтеспан»».
Из уважения к этому прелату г-н де Монтеспан отказался от своего намерения.
На следующий мадемуазель де Монпансье отправилась в Сен-Жермен. Она нашла Франсуазу в сильном расстройстве и раздражении.
– Мой муж здесь и ведет себя самым скандальным образом, – сказала фаворитка. – Мне стыдно, что он развлекает толпу на пару с моим попугаем.
Затем герцогиня направилась к мадам де Монтозье и застала ее дрожащей от ярости.
– Только что сюда ворвался, словно безумный, г-н де Монтеспан, наговорил мне гадостей про свою жену и вел себя с невообразимой дерзостью. Я благодарю Бога, что со мной находились только мои женщины. Если бы здесь был кто-нибудь из мужчин, г-на де Монтеспана просто выкинули бы в окно…
Но г-н де Монтеспан не ограничился одними гневными словами. Ему вдруг пришло в голову заразиться венерической болезнью, чтобы передать ее королю через жену. Этот план потерпел неудачу, поскольку маркиза отказалась исполнять супружеские обязанности, и несчастный остался, как говорится, при своих…
Тогда он оделся в черное с ног до головы и пришел к королю за разрешением покинуть столицу. Монарх удивился:
– По ком вы носите траур, господин де Монтеспан?
– По моей жене, сир!
Подобные выходки становились невыносимыми. 30 сентября Людовик XIV приказал отправить мужа своей любовницы в тюрьму Фор л’Этек.
Этот арест, говорит Сен-Симон, вызвал «угрожающий ропот и наполнил ужасом сердца всей нации». Через неделю Людовик XIV, несколько пристыженный, отдал распоряжение выпустить маркиза на свободу, а сам бросился в Шамбор, в надежде, что обширный парк, обнесенный стеной, оградит его от встречи с одержимым человеком.
При выходе из тюрьмы г-н де Монтеспан получил следующее распоряжение:
«Именем короля!
Его величество, выражая крайнее неудовольствие поведением маркиза де Монтеспана, приказывает начальнику королевской стражи города Парижа сразу же после того, как означенный маркиз будет выпушен на свободу по приказу Его величества из тюрьмы Фор л’Эвек, где он содержался в заключении, вручить ему уведомление покинуть Париж в течение двадцати четырех часов и немедленно отправиться в земли, принадлежащие маркизу д’Антену, его отцу, расположенные в Гиени, и оставаться там вплоть до нового распоряжения, в силу запрета Его величества удаляться от этих мест под страхом кары за ослушание».Тогда г-н де Монтеспан уехал.
Получил ли он, как утверждают некоторые историки, кругленькую сумму за ущерб, нанесенный его чести? Зная характер маркиза, в это трудно поверить, и никаких доказательств подобной сделки не существует. Сен-Симон, мимо которого не проходила ни одна сплетня, не говорит об этом даже в форме предположения, а в королевском казначействе, где тщательно сохранялись все расписки за деньги, выплаченные частным лицам, не осталось ни малейших следов автографа обманутого мужа…
Все это, по-видимому, не более чем домыслы и легенды: маркиз удалился в свою родную Гиень с тяжелым сердцем, но с пустыми руками.
В начале ноября 1668 года он уже был в Бонфоне. Сразу же по приезде собрав родственников, друзей и слуг, он объявил им о «кончине» своей жены, после чего потребовал от священника отслужить погребальную мессу по живой женщине, навеки для него умершей. На следующий день в замке состоялось необычное богослужение. Окружив пустой гроб под черным покрывалом, певчие несли зажженные свечи с пением De Profundis. Сзади шел маркиз де Монтеспан с двумя детьми, подаренными ему супругой…
Перед тем как войти в часовню, он приказал отворить настежь главные врата. Когда же люди стали выражать удивление перед этим странным новшеством, он громко возгласил:
– Мои рога так велики, что я не пройду через боковые двери!
Наконец гроб был опущен в землю: на могильном камне было выбито имя мадам де Монтеспан.Новость об этом вскоре достигла Версаля и не доставила большого удовольствия фаворитке…
* * *
Поскольку смешные претензии г-на де Монтеспана едва не всполошили все королевство, Людовик XIV решил придать своим любовницам официальный статус, дабы продемонстрировать величественную непринужденность и пренебрежение ко всякого рода моралистам. Итак, в начале 1669 года он поместил Луизу и Франсуазу в смежных покоях в Сен-Жермене.
Сверх того, он потребовал, чтобы обе женщины поддерживали видимость дружеских отношений. Отныне все видели, как они играют в карты, обедают за одним столом и прогуливаются рука об руку по парку, оживленно и любезно беседуя.
Король же безмолвно ждал, как отреагирует на это двор. И вскоре появились куплеты, весьма непочтительные по отношению к фавориткам, но сдержанные в том, что касалось короля. Людовик XIV понял, что партию можно считать выигранной. Каждый вечер он со спокойной душой отправлялся к своим возлюбленным и находил в этом все большее удовольствие.
«Тогда это называли «визитом к дамам», – говорит мадемуазель де Монпансье. – Сначала король входил в комнату Луизы и в соответствии с настроением либо укладывался в постель вместе с ней, либо следовал дальше к Франсуазе».
Разумеется, предпочтение почти всегда отдавалось мадам де Монтеспан. Та не скрывала своего восторга. Ей очень нравилось обращение короля, и она, конечно же, нуждалась в особо бережном отношении после грубых выходок мужа. Людовик XIV ласкал ее со знанием дела, поскольку читал Амбруаза Паре, который утверждал, что «не должно сеятелю вторгаться в поле человеческой плоти с наскоку». Зато после этого можно было действовать с отвагой мужа и короля.
Такой подход не мог не принести плодов. В конце марта 1669 года мадам де Монтеспан произвела на свет восхитительную девочку.
Зная, что г-н де Монтеспан имеет полное право забрать ребенка, король стал тут же подыскивать надежную и скромную воспитательницу. Франсуаза подсказала ему кандидатуру, идеально соответствующую требованиям. Эту даму звали Франсуаза д’Обинье: она жила одна после смерти своего мужа, знаменитого поэта Скаррона…
Вдове намекнули, и она согласилась. Ребенок был немедленно передан в ее руки, и она тут же сняла дом с садом в пригороде Сен-Жермен, дабы взращивать там королевское дитя вдали от любопытных взглядов, в компании лишь нескольких слуг, но крики новорожденной все-таки дошли до ушей прохожих, и в Париже стали поговаривать, что мадам Скаррон затворилась здесь либо от великого раскаяния, либо для великого предприятия.
К ней стали являться с неожиданными визитами и заметили, что она краснеет. Тогда она решилась на необычную меру: чтобы не заливаться краской, приказала отворять себе кровь. Но это ни к чему не привело – изнемогая от слабости, она заполняла кровью целые лохани, но все равно краснела до ушей, стоило кому-нибудь застать ее врасплох или взглянуть вопросительно.
Короче говоря, скоро все поняли, чем занимается мадам Скаррон, и лишь королева по-прежнему не подозревала, что в мире существуют, помимо монсеньера дофина, и другие принцы…
В то время как мадам Скаррон успешно исполняла роль кормилицы без молока, продолжалась совместная жизнь обеих фавориток, которую несколько омрачал лишь злобный характер Франсуазы. Маркиза де Монтеспан злоупотребляла своим преимуществом, стараясь превратить мадемуазель де Лавальер в камеристку: до небес превознося ловкость соперницы, она утверждала, что может вверить себя лишь в эти руки. Мадемуазель де Лавальер принималась за дело с рвением горничной, вся жизнь которой зависит от расположения хозяйки.