Рокировка
— Не забыла. Только… я же ничего не пойму. Немецкого я не знаю.
— Догадываюсь, — усмехнулся Вадим Сергеевич. — Но, во-первых, я тоже не знаю немецкого, а во вторых, петь будут на итальянском языке… которого мы с тобой тоже не знаем. Но быть в Вене и не пойти в Оперу…
— Нет, я с удовольствием, — поспешно сказала Алина. — Когда еще доведется…
— Вот это верно. У нас дома такой роскоши не предусмотрено.
Вадим Сергеевич случайно посмотрел в сторону молодого человека и… и увидел, что тот разглядывает Алину уже почти открыто. Что ж, юношу можно понять. Девушка сегодня была необыкновенно хороша: темные волосы собраны в тугой узел, точеную фигурку облегают черные брючки и белая водолазка, глаза — как всегда завораживают.
«Как расцвела за последние дни! — подумал Вадим Сергеевич. — Действительно, невеста. А Сережка не видит всего этого, и еще не скоро увидит… Только бы не заморочил ей голову какой-нибудь типчик, вроде этого. Я же и виноват буду: не доглядел. А как за ними доглядишь?»
— Ты пользуешься успехом, — неожиданно для себя произнес он. — Юноша за соседним столиком от тебя глаз оторвать не может.
Алина бросила короткий взгляд в направлении обозначенного юноши и отвернулась.
— Надоест — оторвет, — равнодушно сказала она.
— Тебя это не волнует?
Алина покачала головой.
— Дядя Вадим, вы чудной, право. Думаете, в институте парней нет?
Тут Вадим Сергеевич понял, что он действительно именно так и думал. Точнее, не думал о том, что Алина живет не на необитаемом острове, что она ежедневно сталкивается со многими людьми, сидит на лекциях, сдает экзамены, пьет кофе в институтском буфете, ходит по улицам… И везде есть парни, многие из которых, наверняка, не остаются равнодушными к хорошенькой девушке. И что?
— И что? — машинально спросил он.
— А ничего, — пожала плечами Алина. — Я уже люблю…
Но при этом почему-то помрачнела. Или ему показалось?
Скорее всего, показалось, потому что из кафе Алина вышла по-прежнему веселая и оживленная, предложила поехать и посмотреть знаменитую венскую ратушу, при этом обязательно, во что бы то ни стало подняться на смотровую площадку.
Вадим Сергеевич заглянул в путеводитель — и мысленно застонал: к этой площадке, на высоте чуть ли не в сто метров, вели двести пятьдесят с лишним ступеней. И, надо полагать, не слишком пологих, ибо ратуша была построена несколько веков тому назад. Но… назвался груздем — не говори, что не дюж.
— Ты же боишься высоты, — попробовал он все-таки отвертеться от «экстремального восхождения».
Алина глянула на него с веселым изумлением:
—
Я
боюсь, когда совсем от земли отрываться, а если под ногами твердая поверхность…
Пришлось карабкаться. Не напоминать же, в самом деле, девчонке, что он уже — увы! — далеко не молод. Как-нибудь справится, не умрет же, в самом деле.
Вадим Сергеевич не только не умер, но даже обрел второе дыхание, когда оказался практически на самом верху башни ратуши. Выше была только знаменитая фигура хранителя ратуши, давно ставшая символом Вены — фигура рыцаря в полном вооружении, высотой в три с половиной метра. А вокруг расстилалась замечательная панорама весеннего города…
— Как красиво, — негромко заметила Алина, делая очередной снимок. — Хорошо бы еще и рыцарь получился; он такой одинокий там стоит, во всякую погоду.
— Он же каменный, — резонно заметил Вадим Сергеевич.
— Это снаружи, — не менее резонно возразила Алина. — А внутри? Вдруг он живой?
— Тебе бы стихи писать, ей-богу, — покачал головой Вадим Сергеевич. — Или сказки.
— В сказки я не верю, — вполне серьезно сообщила ему Алина.
— И стихи не пишешь, — в тон ей подхватил Вадим Сергеевич.
— Кто это вам сказал? — последовал совершенно неожиданный встречный вопрос.
Вадим Сергеевич так растерялся, что не сразу нашелся с ответом. Лишь через несколько минут осторожно поинтересовался:
— И давно?
Алина неопределенно пожала плечами.
— Покажешь?
— Нет, — ответила она, — не покажу. Простите, дядя Вадим, но это слишком личное.
Поставила на место, ничего не скажешь. Наверное, Сережке стихи пишет. И правильно, между прочим, делает, хорошо бы еще адресат это оценил по достоинству. Вадим Сергеевич не обольщался насчет пристрастий сына: поэтическая жилка там отсутствовала начисто.
— Зайдем в кафе? — предложил он Алине, когда они вышли из ратуши. — Тут рядом самое знаменитое в Вене.
— Если самое знаменитое, то мы, наверное, туда и не попадем? — усомнилась Алина.
— А мы попробуем, — улыбнулся в ответ Вадим Сергеевич. — И попасть попробуем, и взбитые сливки попробуем…
Нет, Алина все-таки была еще во многом ребенком. Перед перспективой отведать новое лакомство она устоять не смогла.
Кафе «Ландтман», точнее, кофейня, была не просто знаменитым, а еще — в свое время — считалось одним из известнейших литературных салонов Вены. Несмотря на это, проблем со свободным столиком не возникло: шесть залов могли одновременно принять до трехсот посетителей, а в теплое время года примерно столько же рассаживалось за мраморными столиками на открытой террасе.
— Смотри, здесь штук тридцать только тортов, — изумился Вадим Сергеевич, открывая меню. — А еще пирожные, булочки, штрудели… С ума сойти! Что ты будешь?
— Взбитые сливки! — немедленно ответила Алина. — И кофе.
— Тут еще можно купить открытку с видом Вены и тут же ее отправить. Пошлем Сереже?
— Хорошо, — после недолгой паузы отозвалась Алина. — Сначала напишем открытку, а потом выпьем кофе.
— А потом вернемся в гостиницу, переоденемся и пойдем в Оперу. Будем вести светский образ жизни.
— Раз в жизни можно, — с уморительной серьезностью вздохнула Алина.
— Конечно. Это сегодня ты еще молоденькая, а завтра тебе стукнет девятнадцать… Считай, вступишь в преклонный возраст.
Алина схватилась за голову в притворном ужасе:
— Значит, у меня осталось совсем немного времени? Как у Золушки?
— Ты же не веришь в сказки, — подколол ее Вадим Сергеевич.
Алина попробовала поставленные перед ней белоснежные взбитые сливки, посыпанные шоколадной крошкой, отпила глоток кофе, на секунду зажмурилась и тихо сказала:
— Иногда верю…
И сказка продолжилась — сначала в Опере, а потом — в маленьком, уютном ресторанчике, где хозяин, предупрежденный Вадимом Сергеевичем, сразу после полуночи преподнес Алине небольшой торт с девятнадцатью свечами. Имениннице аплодировал весь ресторан, когда она, раскрасневшаяся, с блестящими глазами, разом задула все свечки.
— У меня никогда не было такого сказочного дня рождения, — шепнула она.
Ее то и дело приглашали танцевать — и молодые люди, и не слишком молодые, а Вадим Сергеевич только вежливо улыбался, кивал головой и отпускал свою юную и прекрасную «дочку», а сам следил, как ее тонкая, грациозная фигурка в элегантном темно-зеленом платье скользит по залу в объятиях очередного партнера. Пока ему это окончательно не надоело.
— Извините, — сказал он следующему разлетевшемуся кавалеру, — я бы сам хотел потанцевать с принцессой.
Английский язык Вадима Сергеевича был далек от совершенства, но вполне понятен. На его счастье небольшой оркестр заиграл вальс — ну, какая же Вена без вальсов! — и Алина слегка замешкалась:
— Я плохо умею это танцевать, — прошептала она.
— Я тоже, — улыбнулся в ответ Вадим Сергеевич. — Но только так у нас ничего не получится. Ближе ко мне. И забудь о равноправии.