Мозаика жизни

Вовсе нет!
И хотя я не хочу позволять прошлому диктовать мое будущее, — она глубоко вздохнула, — мне все же надо знать о прежней жизни. Пора собрать все кусочки мозаики и разложить их на столе. Мне надо видеть полную картину… и неважно, как безобразно она может выглядеть. Или, в крайнем случае, настолько полную, насколько ты можешь показать ее мне.
Журчание бурного ручья стало громче. Они почти подошли к нему. Дженни нырнула под низко нависшую ветку. Опершись о большой валун, она нагнулась и сняла туфли.
Я понимаю, тебе это нелегко. Ведь нам придется говорить о моих отношениях с Чадом.
Даже в тусклом свете сумерек она заметила, как сверкнули его глаза.
Я не верю, что Чад говорил правду, — продолжала она. — Он слишком увлечен, разыгрывая какую-то интригу. Ведь ты знал, что Чад будет мне лгать, правда? — Она рассеянно бросила туфли к подножию камня и понизила голос: — Почему ты все время подталкивал меня выслушать его мнение? Ты же знал, что он будет лгать. Ты знал, что он все запутает, чтобы исказить правду. И ты знал, что я это пойму. В конце концов.
Люк стоял, скрестив руки на груди.
Я на это надеялся. — Он посмотрел на землю, потом на нее. — Как бы это звучало, как бы я выглядел, если бы попытался рассказать тебе о брате…
Понимаю, — тихо проговорила она, сделала пару шагов по мшистой земле и обернулась к Люку. — Надеюсь, ты не будешь возражать. Уже несколько дней я умираю, как хочу это сделать. — И она вошла в холодный ручей.
Ручей был мелкий, вода плескалась у лодыжек.
Вода великолепная. — Ей не удалось удержать смех, когда она перегородила поток.
Повернувшись лицом к мужу, она вскочила на маленький камень, восторженно втянула воздух и раскинула в стороны руки для равновесия. Люк стоял, прислонившись к валуну, качал головой и чуть кривил губы.
Что такое? — спросила она.
Как много в тебе… или, вернее, — он пожал плечами, — прежняя Дженни живет в тебе. Мы провели здесь столько летних вечеров! Именно здесь. И твои лодыжки всегда были в воде.
— Мы приходили сюда?
Он кивнул.
В лесу стояла тишина. Только пела вода, прыгая по камням и огибая песчаные насыпи по берегам ручья.
— Когда мы поженились, ты любил меня?
Люк уперся ладонями в камень позади себя. Наверно, хотел выиграть время. Дженни вдруг испугалась того, что он может сейчас сказать.
В тот день, когда мы поженились, — начал он, — я так сильно любил тебя, что у меня просто не хватит слов описать это чувство. Пока ты не стала моей женой, я даже не понимал, что был всего лишь половиной человека. Ты сделала меня целым человеком.
Мурашки забегали по коже у Дженни. Быть так сильно любимой — поистине мечта каждой женщины.
Я любила тебя?
Ты говорила, что любила.
Что-то, мелькнувшее в его взгляде, заставило ее спросить:
Но я не так сильно любила тебя, как ты меня?
Обвинение Чада, что брат украл ее у него, эхом прозвучало у нее в ушах.
Любовь, Дженни, нельзя измерить на весах. Я был счастлив с тобой. И по-моему, ты была счастлива со мной.
Она подошла к берегу и ступила на мшистую почву.
Тогда что с нами случилось, Люк? Почему мы перестали спать в одной спальне? В одной постели?
У него заходили желваки. Взгляд застыл на верхушках деревьев. Он долго молчал и не смотрел на нее. Но Дженни решила дождаться ответа.
Для того чтобы ответить на этот вопрос, мне придется вернуться к началу. К самому началу. Когда ты стала приезжать сюда с Чадом кататься на лыжах.
Опустившись на сухую, похожую на губку землю, Дженни скрестила ноги, показывая Люку, что готова слушать хоть целую вечность.
В первую зиму ты страстно желала завоевать Чада, — тихо стал рассказывать Люк. Он покачал головой. — Но кроме тебя, этого же хотели еще несколько девушек из вашей компании. — Он вздохнул и замялся. — Мне неприятно говорить такое о брате, но он играл вами, предпочитая то одну, то другую. Ты была явной фавориткой. Но это не мешало ему играть, как говорят, и на других полях.
Ты шутишь. — Дженни почувствовала себя обиженной. — Ведь он говорил так, будто… — Она покачала головой. — Мне надо постоянно напоминать себе, кто он и на что способен.
Зимой перед окончанием колледжа ты поставила ему ультиматум.
Молодец, — заметила она, а потом пробормотала: — По-моему…
Или он женится на тебе, — продолжал Люк, — или ты порвешь с ним. Чаду это не понравилось. Но он согласился. Папа был в восторге. За прошедшие несколько зим ты стала ему как дочь. Он нанял тебя управлять рестораном, полагая, что в июне ты навсегда переедешь в «Прентис-Маунтин». Он обещал летом обновить кухню и дать тебе все, что ты захочешь. И казалось, что ты очень довольна такой перспективой.
Он нервно провел рукой по подбородку. Дженни поняла, что рассказ переходит к худшим временам.
Во время следующей весенней сессии Чад несколько раз приезжал домой без тебя. — Люк рассеянно оперся на валун. — Он начал поговаривать о путешествии. Жаловался, что между вами пробежала черная кошка, и намекал, что ему необходимо уехать. В конце концов Чад убедил папу взять заем. Чад называл это «мое наследство». А папа хотел одного — видеть Чада счастливым. Он заложил курорт. Чад закончил колледж и улетел в Европу. Через неделю появилась ты. Готовая приступить к работе. Готовая выйти замуж за Чада и ничего не зная о его отъезде. О его предательстве. Сообщить тебе о поступке Чада, — Люк понизил голос почти до шепота, — сказать, что он уехал, а я понятия не имею, когда он вернется, — самое мучительное дело, какое выпадало мне в жизни.
Дженни заметила, что он отвел взгляд.
Ты плакала. Горько рыдала. — Он подавил вздох. — Не позволяла мне быть рядом. Ты не хотела, чтобы тебя утешали. А потом ты разозлилась. Ты честила брата и так и эдак. Обзывала его всякими словами. Некоторые из них даже заставили меня краснеть. — Он моргнул. Черные ясные глаза смотрели на Дженни. — Тогда я понял, что с тобой все будет хорошо. Ты пошла к папе. Спросила, можешь ли рассчитывать на обещанную работу. Папа очень хотел, чтобы ты осталась. Он не сомневался, что рано или поздно Чад вернется домой и вы поженитесь, как и планировалось.
Но Чад не возвращался, — продолжила Дженни. — Ты говорил, что мы сошлись вскоре после отъезда Чада. Как твой отец отнесся к этому?
Вначале это ему не понравилось. — Люк чуть пожал плечами. — Но ты поговорила с ним. Сказала, что любишь меня. Что из меня получится более надежный супруг. Ты также заверила папу, что Чада не огорчит наш брак и что ты сама объяснишь ему все, когда он вернется. — Люк усмехнулся. — Папа сразу растаял. После этого он уже полностью поддерживал нас.
Что ты имеешь в виду под словом «растаял»? — Голос прозвучал резче, чем она бы хотела. — Я лгала ему?
Нет, любимая, нет. — Люк оттолкнулся от камня, прошел по мшистой почве, разделявшей их, и опустился рядом с ней на колени. Потом взял ее руку в свою. — Совсем нет.
А я действительно нравилась твоему отцу?
Ты не просто нравилась ему, он любил тебя как собственную дочь.
Плечи и руки расслабились. Дженни не понимала, почему отношения со свекром, которого она даже не помнила, представлялись ей такими важными.
Но после отъезда Чада папа уже никогда не был таким, как прежде. — Люк переплел ее пальцы со своими.
Озабоченно насупившись, она ждала дальнейших пояснений.
Он стал одержим выплатой долга, — продолжал Люк. — Ему хотелось подготовить курорт к приезду Чада, чтобы тот, когда вернется, занял место партнера. Он хотел, чтобы его маленький мальчик вернулся домой. Чтобы его младший сын работал вместе с нами. Чтобы Чад стал частью лыжного курорта Прентисов. — Люк не отводил глаз от ручья. — Но Чад не приехал.
В глазах Дженни промелькнула печаль.
Мне так жаль твоего папу. Что ему пришлось пережить! Сколько пришлось ждать! И смотреть на дорогу…
Люк грустно улыбнулся. Несколько минут они молчали.
А ты не расскажешь, что с ним случилось? — первой заговорила Дженни.