Качество жизни
Ужасный текст, конечно.
А уж какие тут параллели с происшедшим, не мне решать. Я забыл этот текст изысканного психоложца Панаевского, но вот выплыл же, воплотился в жизнь, хоть и в другой форме. Довольно паскудное ощущение: чувствовать себя пародией на пародию (ибо именно пародиями, для собственного утешения, я считал романы четверки своих лихих авторов).
Я ударил Ирину. И что-то при этом сказал, не помню. Возможно, матерное слово. Понятно, какое.
Слесарь и соседка были заняты и не заметили, а милиционер, посматривавший на Ирину, увидел. Страшно удивился. То, что женщин вообще-то бьют, он, конечно, знал и даже не раз наблюдал в силу своей профессии (возможно, к некоторым и сам ударом прикасался по ходу опасной и трудной службы). Но что такую женщину, как Ирина, тоже можно ударить, как любую другую, его изумило.
Ирина улыбнулась ему и подняла руку: не волнуйтесь, у нас свои дела!
Он понял и отвернулся.
- Вы что, с ума сошли? - тихо сказала Ирина. - Если я вам не отвечаю, то потому, что понимаю - вы не в себе.
- Неужели могла бы ответить?
- Вполне! И тем же самым!
Слесарь взломал дверь, мы вошли в квартиру.
Валера спал.
Это мне знакомо: если уж он разоспится, ничем не разбудишь. К тому же на журнальном столике стояла пустая бутылка из-под коньяка. Ирина присела к Валере, пощупала пульс. Он открыл глаза, блаженно улыбнулся:
- Ириша... Приехала?
И опять заснул. Похоже, он пил коньяк всю ночь и еще не протрезвел. Да и много ли ему надо, он ведь практически не пьет.
- Протокол будем составлять или как? - спросил милиционер.
- Или как, - сказала Ирина, вышла с ним в прихожую и вскоре вернулась. Приверженность сержанта правилам оказалась не безграничной.
- Я дверь, между прочим, аккуратно вынул, - обратил наше внимание слесарь, вспомнивший, что и он человек и что ему детей кормить надо. Можете, конечно, мастеров вызывать. Но могу и сам обратно вставить. Дешевле будет.
- Вы уж вставьте, - сказала Ирина. - Не обидим.
- Это естественно! - согласился слесарь. И опять начал громыхать.
Ирина собралась уходить. Я сказал ей:
- Вы уж простите... Сам не знаю, как... Я никогда...
- Ладно, ладно, - она вдруг усмехнулась. - Даже не ожидала.
Я эту усмешку запомнил. Я придал ей особое значение. Я истолковал ее по-своему. Верней, по-чужому: так, как истолковал бы деревянный персонаж деревянно-психического Панаевского. Наши тексты нас делают, история известная. Мораль тоже известна: не пиши похабных текстов, если не хочешь сам испохабиться. Ибо это, брат, порча на самого себя, или, если сказать современно и продвинуто: нейролингвистическое программирование.
- Поймите... - начал я, но Ирина пресекла.
- Не пойму. Знаю, про что будете говорить: мы ответственны за тех, кого приручаем, и так далее! А кто его просил приручаться? Он щенок? Или ребенок? Бессовестность прирученных, между прочим, не знает предела! Спекулируют на своей зависимости почем зря! Я бы, знаете, как сказала? Мы ответственны за тех, кто нас приручает! Все, мне некогда! А сыну передайте, что мы больше не увидимся!
8
И опять мне худо. Я лежу и перебираю мысленно тех, кого хотел бы сейчас видеть. И вдруг понимаю, что - никого. Кроме Дины Кучеренко. Она одна поймет, выслушает и пожалеет.
Звоню ей.
- Я же просила! - говорит Дина.
- Что просила?
- Не звонить. Ты нарочно?
- Не помню. Я об этом и хотел тебе сказать. У меня что-то с головой. Я помню, мы о чем-то говорили, но помню не все. Я каких-то глупостей наговорил?
Она молчит. Дышит очень тяжело. Мне приходит в голову: а ведь я состоянием здоровья Дины не поинтересовался даже. Может, у нее астма? Хороши же мы будем, два инвалида, шаркающие под ручку по листьям осеннего парка (именно такая картинка вдруг представилась).
- Не веришь? - спрашиваю я. - Ей-богу, очень странные провалы бывают.
- Мне верить легко. Забыл, из-за чего я развелась?
Действительно, развелась из-за этого: муж оказался сильно пьющим, куролесящим и, главное, регулярно забывающим, что он делал накануне, Дину это возмущало больше всего: слишком простой способ уйти от ответственности!
- Ты помнишь, надеюсь, - говорит Дина, - что ты замуж меня звал?
- Помню. А ты?
- А я отказалась.
- Почему?
Дина молчит. Чувствую: не верит. Потом нервный смешок:
- Нет, но как... Сейчас опять начнем разговор, а потом ты скажешь, что опять ничего не помнишь?
- На этот раз запомню. Правда, давай жить вместе, а?
Она снова молчит.
- Алло, ты где?
- Тут. А вдруг ты проснешься в одно прекрасное утро и спросишь меня: кто ты? Разберись сначала со своей головой, хорошо?
- Ладно. Извини.
Я кладу трубку.
Рядом с телефоном лежит направление врача Мамеева. "Дисциркуляторная..." - далее по тексту.
И я начинаю одеваться.
Сижу в коридоре диагностического центра. На столике уйма листков с рекламами лекарств. Беру наугад.
"....." - самый доступный альфа-блокатор для лечения ДГЖП!
Быстрый клинический эффект!
Удобный режим дозирования!
Повышает качество жизни!
Качество жизни, надо же придумать. Заметим, стоит на третьем месте, как вещь важная, но не самая главная.
В кабинете врача. Волновались? Перетрудились? Как спите? Курите? Если мужчина после сорока... А на что жалуетесь, собственно?
- На себя.
- А точнее?
- На голову.
- Надо сделать томографию.
- Это что?
- Магнитно-резонансная томография. Причем желательно в два приема, если вам по средствам: отдельно на сосуды провериться, отдельно на образования всякие.
- То есть на опухоль?
- Что вы так сразу? Надо же что-то исключить!
- Только время тратить. Я уверен, у меня этого нет.
- Хорошо, давайте по симптомам. Что у вас? Шум в ушах есть?
Я почему-то вру, что нет. То есть возник шум на прошлой неделе, но тут же прошел.
- Онемения бывают?
Я вру, что нет. Так, пустяковые. Это у меня с детства.
- Чувство сонливости, усталость, депрессивные состояния?
- Да нет, все в норме в принципе.
- Извините, а что же вы пришли? И в направлении у вас написано...
- Да он не глядя написал! Я просто: иногда бывает что-то такое. Очень редко. Вы пропишите что-нибудь.
- Прописать-то я могу...
Врач прописывает.
Он равнодушен, и это меня успокаивает. Равнодушие, я понял, иногда очень живительная вещь. И я даже начинаю чувствовать себя лучше.
9
Состоялась встреча с Петром Семеновичем Щирым.
Щирый соответствует своей фамилии: большой, широкий, громкий. Ему бы в полотняных штанах и соломенной шляпе стоять на бахче и потчевать гостей огромными кавунами, но он - в костюме, представителен и хоть громок, а глаза тихие, внимательные, привычно настороженные.
Костик представил меня, как всегда: "Это Александр Николаевич, он в курсе".
- В курсе чего? - спросил Щирый, умещаясь в кресле. - Еще и курса-то не было!
- В курсе всего, - смирно говорит Костик.
- Я только с тобой вообще-то собирался обсудить. Дело такое...
Мне бы встать и уйти, но я почему-то начинаю злиться. Пусть Костик распоряжается и решает, на то он и начальник.
Костик не хочет остаться один, говорит Щирому, что я его правая рука.
- И левое полушарие? - спрашивает Щирый. - Ладно, будем говорить.
Моя злость дает результат: меня вышибает в очередной раз. Я слышу голос Щирого, но перестаю его понимать.
Думаю: сейчас пройдет, не надо волноваться.
Не проходит. Я понимаю только одно: Щирый что-то предлагает. Я вижу, что Костика предложение очень заинтересовало, но он интереса старается не обнаруживать.
Щирый заканчивает. Костик делает паузу. Его дело более ответственное: обдумать. Мое дело маленькое: говорить.
- Да, - говорю я, пробуя голос. И слышу его странно - гулко и чуждо, будто из собственной утробы. Неважно, главное - говорю!