Качество жизни
- Издательство... Книжки печатаете?
- Да.
- Про любовь или детективы?
- Про все.
- Это хорошо. Спасибо.
- Вот и славно. Там домашний есть, звоните лучше по нему, - сказал я, вставая: была моя станция.
0
Ну вот, а теперь история. Начало. Нулевая отметка, как говорят строители.
Я пришел к сыну Валере, сын Валера встретил меня приветливо, но не радостно, поглядывал на часы. Я обратил внимание на то, что в квартире необычайно чисто, убрано, все на своих местах. Впрочем, он всегда любил порядок и очень раздражался, если в его комнате случалось что-то переставить, передвинуть, переложить без его ведома. Мы с Ниной нарадоваться не могли на черту, столь необычную для мальчика, да еще современного: большинство наших знакомых сетовали на безалаберность и неопрятность своих детей. И оно понятно: мы-то в советское время росли, когда то малое, что с трудом добывалось, хотелось хранить и содержать в идеальном порядке, а для них все окружающее - данность, среда обитания, не стоящая лишнего внимания и заботы. И одевался Валера с малолетства очень аккуратно. И для учебников покупал специальные обложки, чтобы книги не трепались...
Я сам своей глупой шуткой о том, что Валера, возможно, приводит не девушек, накликал неожиданные мысли. Эта любовь к чистоте и порядку... Довольно мягкие, даже, можно сказать, изящные движения: Валера высокий, большой, красивый, но при этом умеет быть плавным и неспешным... И голос у него высоковат... Правда, этим высоким голосом он не раз покрикивал на нас с Ниной с жестами не плавными и не изящными, что не утешает... И пахнет от него чуть ли не духами - или просто такая пахучая туалетная вода? Мне даже показалось, что у него ресницы темней обычного, будто подведены, и губы ярче, будто подкрашены. Интересно, как Нина отнесется к тому, что мои дурацкие пророчества сбылись? А как я сам отнесусь?
- Что нового? - спросил я.
- Ты по делу? - ответил Валера вопросом на вопрос, не вменяя себе в необходимость быть вежливым.
- По делу.
- По какому? Ты извини, просто ко мне скоро придут.
- Дело важное: пообщаться. Кофе угостишь?
- Запросто. Но у меня десять минут, извини. Ты бы позвонил вообще-то.
- Я хотел с дороги, батарейка в телефоне села. Кого-то ждешь?
- Я только что сказал.
- Да, извини. Старость, память дырявая.
Валера торопливо готовил кофе. Но не растворимый все-таки, он презирает растворимый кофе и тех, кто его пьет. Следовательно, он не хочет презирать своего отца. Уже обнадеживает. А я все оглядывался исподтишка. Подглядывал. Уличал. Одет Валера просто: джинсы и футболка, но футболка очень уж обтягивающая, что пристало скорее девушке, чем юноше. Ногти матово поблескивают: не маникюр ли? На окне занавески появились нежного голубого оттенка. Черт побели, что же делать, если - оно самое? Как отнестись? Что сказать?*
----------------------------------------------------------------------
* Перечитывая, заметил занятную опечатку. Черт побери, конечно, а не черт побели, просто Р и Л расположены на клавиатуре близко. Я пишу очень быстро, но двумя пальцами, отсюда и опечатки, некоторые бывают очень интересными, даже многозначительными. Можно целое исследование на эту тему сочинить. На тему невольной адаптации пальцами старых слов и извлечения из них новых смыслов. - А. А.
----------------------------------------------------------------------
Валера поставил передо мной чашку кофе, сахарницу, молоко - в молочнике, между прочим, а не просто в пакете, блюдце с нарезанным лимоном. Все, что могло понадобиться, чтобы не тратить время, если я чего-то захочу. Дескать, пей кофе, папа, быстро и проваливай.
Мой сын явно не хотел, чтобы я с кем-то встретился. И я понимал, что самое лучшее - сейчас же уйти. Но вечное родительское стремление знать тайны детей, знать о них как можно больше, ревнивое отношение к их отдельной, отделившейся жизни... То самое, из-за чего дети родителей часто и недолюбливают.
- Работы много? - спросил я, отпивая маленький глоток кофе и видя, как Валера внимательно наблюдает за этим процессом - оценивая, насколько затяну я кофепитие такими крошечными глотками.
- Хватает, - ответил он.
- А я тут приболел немного.
- Бывает, - сказал Валера. И не спросил, чем. Надеюсь, не потому, что совсем не беспокоился. Просто боялся: я начну подробно отвечать. - Слушай! сказал он, в очередной раз посмотрев на часы и просветлев от придумки. Слушай, а давай я к тебе завтра заеду! Поговорим нормально. Просто сейчас придут, я обещал, что буду свободен.
- И занимайся с гостями, - кивнул я покладисто. - А я тут посижу. Меня не затруднит.
- Меня затруднит, ё! - воскликнул Валера, тут же переходя на повышенный тон и фамильярность. Ему не привыкать. - Я тебя рад видеть, пап, но бывают же обстоятельства! Чего ты смотришь? Ты кофе хотел? Пей, пожалуйста!
- И уматывай?
- Не уматывай, но... Ты можешь в другой раз прийти? Или я заеду... Ты не обижайся, но...
В это время прозвенел звонок.
- С ним, как с человеком! - воскликнул раздосадованный Валера и пошел открывать.
Вот так, думал я. За человека меня уже не считают.
А сердце стучало быстро и нервно. Я ожидал услышать в прихожей мужской голос. Или юношеский. Или мальчишеский. Надо определиться, как себя вести.
Голос, кажется, мальчишеский. И, похоже, сердитый. А Валера шепотом оправдывается. Надо вытерпеть, остаться здесь.
Я не вытерпел и вышел в прихожую.
1
Я вышел в прихожую и увидел девушку, одетую, как в фильмах шестидесятых годов ("Мужчина и женщина"): строгий костюм, туфли на каблуке не высоком и не низком - приличном и черные очки, глаз абсолютно не видно.
Мне сразу стало легче.
- Здравствуйте, - сказал я. - Что ж вы тут? Проходите, познакомимся. Я все-таки отец как никак.
- Слушай, отец как никак! - заорал на меня Валера с высоты своего роста (и я мимолетно подумал, насколько он еще не вырос: типичная подростковая раздражительность). - Ты кофе хотел, иди пей!
- Хамите, юноша, - спокойно ответил я ему.
- Да ладно тебе, - сказала девушка, которой стало неловко за Валеру. И протянула мне руку, улыбнувшись: - Ирина.
- Очень приятно. Александр. Александр Николаевич.
А теперь стилем какой-нибудь Вероники Темновой, потому что обычными словами это описывать труднее:
"Улыбка показалась ему знакомой, он вглядывался в ее лицо, пытаясь вспомнить, где он видел эту юную женщину. И ей это не понравилось, судя по тому, как недовольно сдвинулись ее брови, наморщился лоб и покривился уголок губ, улыбка с которых моментально улетучилась. Но тут же она вернулась опять, вероятно, женщина подумала о том, что ее тайна здесь будет сохранена и нечего опасаться".
Я опознал ее сразу. Бывают у некоторых людей особые приметы, у нее такой приметой как раз и является улыбка. Не формальная, не заученная раз и навсегда улыбка телеведущей, а - от природы. Темнова написала бы: улыбка радости, улыбка обвораживающая, улыбка здоровья, молодости, душевной ясности, улыбка, преображающая лицо и освещающая все вокруг, как неожиданно включенная в серых сумерках вечера настольная лампа!
Но не улыбка, конечно, даже такая замечательная, причина того, что ее наверняка все узнают на улицах: прежде чем стать ведущей, она снялась в рекламе, ролик крутили очень часто, он, наверное, полюбился публике сам по себе, независимо от рекламируемого товара. (Потом она сказала мне, что ее показывали за год, если суммировать, около 300 часов, и в это легко поверить: шесть раз по минутке на десяти каналах, вот и час получается, то есть каждый день, в сущности, фильм с ее участием, как тут не запомнить!)
- Ирина? - переспросил я, словно уточняя. Не называя еще фамилии.
- Да. Только я хотела бы...
- Все понимаю! - галантно перебил я ее. - Храните тайну личного существования? Могу заверить, для меня неприкосновенность души - превыше всего!