Российские оригиналы
Время легализации и поощрения частного предпринимательства породило уйму балаболов. Прошу учесть: не просто умение уговаривать имеется в виду, свойственное купцам и коммивояжeрам всего мира, а именно российский балабольский гиперреализм, фантазмы на уровне припадочного самозабвения. Банкир, берущий ваши деньги в обмен на разрисованную типографским способом бумагу, клянeтся, что через год эта бумага начнeт приносить сто, двести, тысячу процентов дохода, он сам продал последнее с себя и купил собственных акций! Балабол-журналист, науськанный хозяином, с болью в глазах за судьбу родины, набрасывается на жертву с такой страстью, что кажется, будто эта самая жертва у его собственных детей последний кусок хлеба изо рта вырвала, и чем больше лжeт, тем больше собственной лжи верит!
Это их, балаболов, вообще характернейшая черта: банкир, очарованный своими же речами, продаeт последнее, берeт взаймы и покупает акции банка, которого, в сущности, и на свете-то нет, журналист, доведя в неистовом гневе своeм жертву до того, что она, озлившись, готова его убить до смерти, лезет чуть не на пули и на бомбы, свято веруя в непогрешимость заведомо неправедного дела, готовый в забытьи балабольства рисковать своей жизнью, стоящей гораздо больше (и он ведь - человек!), чем плата заказчика. И не одни политики, банкиры и журналисты таковы; рассказывали мне: простой человек Игорь Степанович Карачаров прошлой осенью вычитал в газетах об увлечениях богатеньких людей экзотическими животными - и тут же, стоя в пивной, начал балаболить о том, что ему племянник-дипломат из Аргентины год назад в посылке прислал змейку декоративную, а оказалось, что это огромный удав-анаконда, который вырос сейчас до семи метров, из-за этого Игорь Степанович в дом женщину привести не может, как мужчина, - все боятся! Собутыльники его поверили, и как не поверить, если Игорь Степанович в течение двух часов подробно описывал повадки анаконды, и что она ест, и как любит по ночам по паркетному полу перекатываться (меж тем паркета у Карачарова отродясь не бывало), как в ванной мыться любит, какие звуки издаeт - и т.д. И добалаболился Игорь Степанович! Пошeл домой, а в квартиру войти - боится! Стоял, стоял, устал, пошeл милицию звать, чтобы пристрелили гадину. Милиция и верит, и не верит. Ладно, пошли, открыли дверь, милиционеры с пистолетами впереди, Игорь Степанович из-за их спин высовывается - и вдруг вскрикнул дурным голосом и пал замертво. Шевельнувшаяся ли от сквозняка штора его напугала, другое ли что - не ответит теперь Игорь Степанович, а если ответит, то не нам.
Или вот ещe история - и даже целая биография.
Егор Васильевич Мдухаев родился на лесном хуторе в южных краях России и балаболить начал сразу же, как научился говорить. Попав в первый класс школы-интерната, в соседнее село, он тут же сбалаболил, что папка его на фронте погиб смертью храбрых и пропал без вести. Неделю угощал он всех этими рассказами, а потом приехал взять его домой на выходные бородатый мужик на телеге, одноногий и хмурый, узнал об устных успехах Егора Васильевича - и немедленно высек его крапивой, поскольку он его папкой и был.
Но Егор Васильевич не унялся. Сердце подсказывало ему, что природа не зря наделила его даром пустопорожнего красноречия. Закончив щколу, он покинул родные места и подался в институт, который сам по себе ему был не нужен, а нужна была общественная, так сказать, жизнь, тут он проявил себя с первых же дней, балаболя направо и налево с непостижимой энергией.
Закончил институт, продолжил карьеру общественника.
Тут - перемены.
Громокипящий Мдухаев метался, не зная, где ловчее и больше ухватить, балаболя с таким жаром, что иногда язык судорогой сводило. Скакнул в Москву, стал вторым лицом в государственном обществе трезвости - искренне бросив пить на это время. Оттуда занесло его в заместители редактора известнейшего общественно-политического журнала. А оттуда - в руководители общественного движения, превратившегося в партию, и вот он уже приобрeл кучу сторонников и поклонников, купил для нужд партии несколько самолeтов, искусственный спутник, домов без счeта и предприятий без меры.
И уже к президентским выборам всерьeз готовился, выступал в газетах и по телевизору, говорил, что в нeм одном надежда страны на возрождение (и сам в это, конечно, верил). И...
И - пал Егор Васильевич Мдухаев, пал жертвой собственного вдохновения, как и простой человек И. С. Карачаров, поверивший в анаконду. Мдухаев стал всего бояться, ощущая себя важным государственным лицом. Окружил себя охранниками. Однажды, оставшись один в собственной квартире (охраники были за дверью), захотел в туалет по большой, такой человечески понятной, извините, нужде, - и вдруг забоялся открывать дверь туалета: вдруг взрывное устройство среагирует? Хотел позвонить по телефону - а вдруг в диск устройство вмонтировано? Крутанeшь пальчиком - и каюк! Хотел крикнуть охранников - и осeкся: а если устройство на его голос налажено?
На диван присесть - боится. Шаг шагнуть - боится. Застыл среди комнаты...
Через трое суток дверь взломали. Вы помните, про этот случай много писали в газетах: впервые в медицинской практике зафиксирована клиническая смерть в стоячем положении человека, который после смерти не упал, а феноменально остался стоять.
Впрочем, такая судьба характерна лишь для вчерашних балаболов, а сегодняшних на собственной мякине не проведeшь, они, толкуя про сапоги в Карибском море, сами ни на миг в эти сапоги не верят, да и в Карибское море тоже, они верят лишь в нечто практическое и осязаемое. Это уже балаболы новые, им путь, им - дорога.
А прежние милые балаболы, бескорыстные, в сущности, мастера художественного свиста, как зовут их в народе, скрашивавшие существованье наше в советское и постсоветское время, творцы легенд и мифов своей и чужой жизни, простодушно верящие в них, - исчезают, уходят.
...Когда я говорил с мистером Соросом на эту тему, он внимательно выслушал и спросил, не хочу ли я написать заявку на грант для сохранения этой удивительной национальной человеческой разновидности. Ничуть не смутясь, я составил заявку на 120 тысяч долларов. Расписал по пунктам, сколько компьютеров, автомобилей, типографий и тонн бумаги потребуется для нормального функционирования общественного фонда "BALABOL - INVEST", центрального офиса в городе Саратове и филиалов в Москве, Петербурге, Новосибирске, Владивостоке, а также в дружественной Беларуси, в Минске, ибо менталитет россиян и белорусов в смысле балабольства схож (да и украинцев тоже, да и... - понимаете?), но тут вышла заварушка с Соросом в этом самом Минске, рушащая все планы, я позвонил президенту Лукашенко и...
Впрочем, это другая история, продолжение которой - следует.
В. ВАХЛАК
Опять меня могут спросить: почему ВАХЛАК причислен к типам, украсившим своей оригинальностью нашу эпоху, почему не ВЛАСТИТЕЛЬ, например, или, чтоб ему пусто, ВЗЯТОЧНИК?
Объясняю в сотый раз: меня интересуют те оригинальные типы, которые, во-первых, сугубо национальны, во-вторых, вымирающи, в-третьих, лично мне любопытны.
Вы скажете: тип Властителя у нас тоже весьма своеобразен. Спорить не буду, но, на мой взгляд, этот тип - лишь частный случай Вахлака.
Вахлак, по В. И. Далю, - человек неуклюжий, грубый, неотeсанный . Властители же наши советские почти все были вахлаки. Да и нынешние, будем глядеть правде в глаза, недалеко ушли. Вахлак неуклюж - а кто из властителей наших отличался изяществом телосложения и телодвижений, вспомните-ка? Этот коренаст и перевалист, этот толстобрюх, этот... Без имeн, просто махом вспомните! - и вглядитесь заодно в сегодняшних... Вахлак груб - а властители наши? Тот ботинком по трибуне стучал, этот матюгается на всю страну, этот... - вспомните, вспомните, вглядитесь! Вахлак неотeсан - как и многие властители, у которых и речь корява, и сама дикция часто гугнява, по части же культуры они помимо "Муму" не шибко много хороших книжек помнят. (Книге этой, между прочим, памятник надо поставить - как тому оселку, на котором проверялась острота ума многих не только властителей, но и людей обычных, ибо стали герои еe Герасим и в бозе почившая собачонка героями бесчисленных анекдотов. Тургенев и сам не знал, насколько гениальное произведение создал - но вовсе не в том смысле, в каком понимают его литературоведы, нет, он чем-то иным, трансцендентным чем-то угодил народному восприятию, и в веках если суждено этим векам быть - одна эта тощенькая книжица перевесит все сто пудов остальных его высокохудожественных фольянтов!)