Перчатка для смуглой леди

— Тайна сойдет со мной в могилу, — шутливым тоном пообещал Аллейн.
— Я уж не стану объяснять, какой он странный человек.
— Я встречался с мистером Кондукисом.
— Как вы думаете, он чокнутый? Или негодяй? Или просто могущественный богач?
— Я не смог классифицировать его.
— Когда я спросил его, где он нашел сокровища, он ответил: в море. Так и сказал: в море. Разве не странно?
— Не на яхте ли «Каллиопа» он тогда плыл?
— Яхта «Каллиопа»? Секундочку, что я о ней слышал? — Перегрин задумался. Он чувствовал себя совершенно отрешенным от окружающей обстановки, он расслабился, ему хотелось поболтать, но он не был уверен, что если встанет, то у него не закружится голова. — Яхта «Каллиопа», — повторил он.
— Это его собственная яхта, она потерпела кораблекрушение и разломилась надвое в тумане у мыса св. Винсента.
— Теперь я вспомнил. Неужели?..
На улице, у входа в театр, послышались голоса.
— Думаю, сокровища прибыли, — сказал Аллейн. — Вы останетесь здесь отдохнуть или пойдете со мной их встречать?
— Пойду с вами.
В нижнем фойе они увидели Эмили, Джереми Джонса и ассистента из музея. Ассистент держал в руках металлический ящик. Уинтер Морис прибежал сверху встретить их. Все поднялись в кабинет, ситуация вдруг обрела оттенок официальности и торжественности. Ассистента представили собравшимся. Он поставил металлический ящик на стол Перегрина, открыл замок, откинул крышку и отступил в сторону.
— Думаю, — сказал он, оглядывая присутствующих и останавливая взгляд на Перегрине, — следует осуществить формальную передачу ценностей. Будьте любезны, осмотрите содержимое ящика и удостоверьтесь в том, что вещи не повреждены.
— У нас Джереми специалист по этой части, — сказал Перегрин. — Думаю, он знает каждый стежок, каждое пятнышко на перчатке.
— Вы правы, — с чувством подтвердил ассистент. — Мистер Джонс, тогда, может быть, вы?
— С удовольствием, — отозвался Джереми.
Он вынул из ящика портативный письменный прибор и положил его на стол.
Перегрин поймал взгляд Аллейна.
— Видите пятна? — пробормотал он. — Они от воды. Говорят, от морской.
Джереми открыл тайник, и его тонкие, пожелтевшие от никотина пальцы развернули шелк, в который были упакованы перчатка и два обрывка бумаги.
— Вот они, — сказал он. — Можно их вынуть?
— Пожалуйста.
С огромной осторожностью Джереми извлек из тайника реликвии и выложил их на стол.
— А теперь, — с улыбкой сказал ассистент, — моя миссия может считаться исполненной. Вот официальная расписка, мистер Морис, будьте любезны, распишитесь.
Пока Морис расписывался, Перегрин сказал Аллейну: «Подойдите и посмотрите».
Аллейн подошел к столу, отметив про себя, что Перегрин встал рядом с мисс Эмили Данн, что в пристальном взгляде Джереми Джонса, устремленном на перчатку, мелькнула страсть фанатика, что Уинтер Морис надулся от важности, словно обладал какими-то правами собственности на реликвии, а Эмили Данн явно обрадовалась, увидев рядом Перегрина. Аллейн склонился над записками и перчаткой и пожалел, что он не один в комнате. Он опасался, что от него ждут выражения бурных восторгов и прочих подходящих случаю банальностей. Но чувства, вызываемые подобными реликвиями, слишком трепетны, неопределенны и деликатны, чтобы объявлять о них вслух. Что толку в высказываниях типа: «Рука великого мастера водила по этой бумаге, сохранившей до нашего времени ее тепло» или «Четыреста лет назад пальцы больного мальчика заполнили собой эту перчатку, а два столетия спустя некая дама с инициалами М. И. написала маленький меморандум для потомков». Аллейн от всей души желал, чтобы пьеса Перегрина совершила чудо и развеяла ощущение смерти, исходившее от записки Шекспира и перчатки юного Гамнета. Он взглянул на Перегрина.
— Спасибо, что позволили поглядеть на них поближе.
— Вы должны проследить за их помещением в сейф.
— Я к вашим услугам.
Уинтер Морис пыжился и суетился. Джереми, поколебавшись, положил реликвии на папку для бумаг. Обсудив с музейным работником температурные условия хранения и риск пожара, все торжественной процессией двинулись в бельэтаж, Джереми нес папку с перчаткой и документами.
— Направо, — скомандовал Морис, хотя всем было прекрасно известно, куда идти.
Панель в стене бельэтажа была отодвинута, дверца сейфа открыта. Джереми вытащил из сейфа подставку в виде мольберта, обитую черным бархатом, и в центре ее наклонной поверхности аккуратно расположил перчатку, а по обеим сторонам от нее документы.
— Надеюсь, ворс бархата будет удерживать их, — сказал он. — Я сделал наклонную поверхность, чтобы было лучше видно. Поехали.
Мягким движением он вдвинул подставку в сейф.
— Как управляться с наружными дверцами? — спросил он.
— Там, слева, есть кнопка, — засуетился Морис. — На внутренней поверхности стены. Дай мне.
— Пожалуйста, Уинти.
Морис просунул пальцы между сейфом и стеной. Зажглась невидимая лампочка, и стальные дверцы с легким шипением раздвинулись.
— Отлично! — воскликнул Морис. — Ну разве это не здорово?
— Отсюда нам ничего не видно, Уинти, — сказал Перегрин. — Мы выйдем и посмотрим снаружи.
— Ты прав, — согласился Джереми. — Выйдите все и скажите мне, не нужно ли увеличить наклон. Рассыпьтесь по фойе.
— Главное, чтобы все были при деле, — мягко заметил Аллейн.
Джереми, вздрогнув, оглянулся на него и затем усмехнулся.
— Старший инспектор потешается над нами. Эмили, останься в дверях, дорогая, будешь связной между мной и остальными в фойе.
— Хорошо.
Все разошлись по разным местам. Морис отправился в дальний угол фойе бельэтажа. Перегрин стоял на балконе, а музейный работник спустился ниже по лестнице. Аллейн прохаживался по бельэтажу до двери и обратно. Он отлично понимал, что все эти люди, за исключением музейного работника, заняты весьма необычным для них делом и потому чрезвычайно внутренне напряжены, но суровая самодисциплина заставляет их держать себя в руках. «И такие ситуации для них не редкость, — подумал он. — Своего рода профессиональный риск. Но они закаленные бойцы и всегда готовы вступить в бой».
— Наклон должен быть больше, Джер, — послышался голос Перегрина. — И положи вещи повыше на подставке.
Музейный работник, стоявший на нижней ступени лестницы, произнес нечто невнятное.
— Что он говорит? — спросил Джереми.
— Он говорит, что снизу почти ничего не видно, но, вероятно, с этим ничего не поделаешь, — сказала Эмили.
— Секундочку. — Джереми полез в сейф. — Увеличить наклон… О черт, они упали.
— Помочь тебе? — спросила Эмили.
— Не надо. Скажи им, чтобы оставались на местах.
Аллейн приблизился к сейфу. Джереми Джонс, держа на коленях подставку, деликатными движениями расправлял перчатку и документы на бархатистой поверхности.
— Я надеялся обойтись без этого чертова полиэтилена, но, похоже, не выйдет, — сердито проговорил он.
Джереми накрыл реликвии пленкой и укрепил ее кнопками с бархатными головками. Затем он вернул подставку в сейф, угол наклона был почти прямым. Из фойе послышался одобрительный гул.
— Они говорят, получилось здорово, — передала Эмили.
— Закрыть сейф?
— Да.
— Запереть на замок?
— Уинти говорит «да».
Джереми захлопнул стальную дверцу и повернул замок.
— Теперь давай пойдем и посмотрим. — И они с Эмили направились в фойе.
Аллейн вышел из тени, отодвинул панель в стене и осмотрел сейф. Он был действительно крепко заперт. Аллейн вернул панель на место, повернулся и увидел на расстоянии полутора десятков шагов в проходе, ведущем к ложам, мальчика. Тот стоял, сунув руки в карманы и наблюдая за Аллейном. На вид мальчику было лет двенадцать, и одежда на нем была весьма недешевая.
— Привет, — сказал Аллейн. — Откуда ты взялся?
— Неважно, — ответил мальчик. — А вам что за дело?
Аллейн подошел к нему. Хорошенькое личико, большие глаза и нахальная, довольно злая улыбка.