Ловушка (ЛП)

Первый мой инстинкт — отказать ей. Мой ребёнок не её проблема. Но потом я думаю о маме и том, как сильно ребёнок изменит её жизнь. Она не должна нести всё бремя незапланированной беременности дочери в одиночку.
Это не Рэнди — который, к слову, уже предложил финансовую помощь, — это семья отца ребёнка. И этот ребёнок был сделан не только мной.
— Спасибо, — шепчу я, благодаря за предложение.
Уронив руку, Диана расплывается в улыбке. Мы так и стоим там несколько неловких мгновений.
— Что ж, не стану тебя задерживать, — она перекидывает сумку на другое плечо.
Я киваю и награждаю её слабой улыбкой, надеясь, что она как-нибудь передаст всю глубину моей признательности. Иду следом за ней к двери. Прежде чем она успевает уйти, а я струсить, спрашиваю:
— Ты собираешь рассказать Митчу, что видела меня? Что обо всём знаешь?
Конечно, собирается. А как иначе? Но что-то во мне всё равно вынуждает меня спросить.
— Он мой брат, Пейдж, — мягко, почти печально произносит Диана.
— Верно, — отзываюсь я с твёрдым кивком.
Она замирает.
— Когда родится ребёнок?
— Шестнадцатого декабря.
Её брови взмывают вверх, а на лице появляется искренняя улыбка.
— Рождественский ребёнок.
Я издаю тихий смешок.
— Да.
— Ну ладно, я буду на связи.
Мы обмениваемся взглядами, ещё одной улыбкой, и она уходит. После того, как Диана отъезжает от дома, я машу ей рукой в ответ и закрываю дверь. Я внутренне готовлю себя к тому, что будет дальше.
И знаете, что было дальше? Что случилось, когда сестра Митча спросила его о ребёнке?
Ничего.
Абсолютно ничего.
Глава девятая.
Митч
«Если всё так будет продолжаться и дальше, тебя поставят на академический испытательный срок».
Я выхожу с собрания с предупреждением, эхом отдающимся в голове, и направляюсь в раздевалку. Я провалил три из пяти предметов в этом семестре и едва успел сдать два других. Но такое бывает, когда ты практически не ходишь на занятия.
В прошлом году перспектива исключения казалась непостижимой. В этом же году меня это беспокоит не так, как должно. Но возможное отстранение от команды, тем не менее, всё равно беспокоит. Это буквально единственное, что меня сейчас волнует. Если я потеряю футбол, то с тем же успехом можно бросать учёбу. Какой смысл оставаться?
И куда я поеду потом? Домой? В последнее время мы с сестрой не сходимся во взглядах.
Диана виделась с Пейдж в начале сентябре, что повлекло за собой «звонок» мне. Она спустила на меня всех собак. Упрекала, уговаривала, и потом, когда и это не сработало, она, наконец, взорвалась, проругавшись на меня больше часа. Я ожидал этого «разговора» последние пару месяцев, поэтому был полностью готов к вине, которую она попыталась возложить на меня.
Я сказал ей не лезть, что только разозлило её ещё больше. Когда она требовательно спросила, что случилось между мной и Пейдж, а я ответил: «Прощай, Диана. Я вешаю трубку», она перестала со мной разговаривать. Это продолжалось три недели.
Когда она снова начала мне звонить, это было либо для того, чтобы вселить в меня вину и вернуть домой для «исполнения своих обязательств», либо же чтобы сказать, как она разочарована во мне. Ещё интересовалась, что со мной стало, ни капли не сомневаясь, что моё тело захватили инопланетяне.
С тех пор я получил около десятка звонков от неё. Она свыклась с тем, что в ту же секунду, как речь заходит о Пейдж или ребёнке, я вешаю трубку.
Теперь в своих звонках она спрашивает об учёбе, и я лгу, рассказывая как всё отлично. Можно только представить, чтобы она сделала, если бы я признался ей, что мой средний балл 3.5 упал на целую единицу за один семестр. Ага, ей бы это понравилось.
Я спрашиваю о Тесс и Даге, а потом сразу же вешаю трубку. Ключ для избежания спора — не затягивать разговор, иначе он растянется на слишком долго и неизбежно приведёт к Пейдж, а разговоры о Пейдж — это нарушение условий сделки. Конец разговору. Я не стану о ней говорить. И Диана это знает. Но её ничего не останавливает. Неа, моя сестрица превращается в бульдога, когда дело доходит до моей бывшей девушки и ребёнка.
До родов Пейдж осталось десять дней, а от моей сестры ничего не слышно почти месяц. Совпадение? Возможно. Кто знает.
Я качаю головой, раздражённый тем, что не могу вытеснить из мыслей надвигающуюся дату.
Завернув за угол, я изумлённо замечаю Зака Пирсона, нашего начинающего квотербека, стоящего у раздевалки. На нём тяжёлая кожаная футбольная куртка, чёрные джинсы и перекинутый через плечо рюкзак. Зак одет и готов уходить, так почему он ещё тут? Тренер Брайтон продержал меня в своём кабинете целых сорок пять минут после тренировки. Я был уверен, что все уже разошлись.
— Что ты до сих пор здесь делаешь? — спрашиваю я, когда подхожу.
— Жду тебя, — отзывается он с открытым, дружелюбным выражением лица. Пирсон хороший парень. Мы много зависали вместе с тех пор, как мой сосед по комнате Стив начал встречаться с лучшей подругой его девушки четыре месяца назад. До этого мы в основном тусовались только когда команда была на выезде. Он мне нравится, но мы не близки, если понимаете о чём я.
Я останавливаюсь перед ним.
— Для чего?
Дёрнув головой в направлении двери, он изрекает:
— Скажу, когда закончишь.
— Что, будешь ждать, пока я приму душ? — осведомляюсь я, вскинув бровь. Тренер рассказал ему о моих плохих оценках?
Пирсон разражается смехом.
— Только час не возись. У меня встреча с Оливией сегодня.
Из того, что я слышал, он видится с Оливией практически каждую ночь, так что ничего нового.
Пожав плечами, я проталкиваюсь в раздевалку.
Пятнадцать минут спустя, с всё ещё влажными после сушки полотенцем волосами, я выхожу из раздевалки и нахожу прислонившегося к стене Пирсона с прижатым к уху телефоном. Заметив меня, он произносит:
— Лив, мне пора бежать. Увидимся позже. — Он тихо смеётся над чем-то, что она говорит, и отвечает: — Ловлю на слове.
Вот ещё кое-что, что я знаю о нашем бесстрашном квотербеке — он по уши влюблён в свою девушку, как когда-то я был помешен на Пейдж.
Пейдж.
Чёрт. Хотел бы я, чтобы в моей голове стояла стальная рабочая ловушка.
— Так ты расскажешь мне, что всё это значит? Тренер тебе что-то сказал? — спрашиваю я, пока он пересекает холл, направляясь в мою сторону.
Затолкнув телефон в карман куртки, Пирсон подстраивается под мои шаги, в то время как мы плечом к плечу идём на выход.
— Оливия сказала мне, что ты не едешь домой на каникулы, — роняет он, склонив ко мне голову.
Оливия в моём классе по политологии в этом семестре. Я познакомился с ней через Пирсона, и когда мы на прошлой недели прохлаждались в классе, я ненароком сболтнул, что не собираюсь домой на Рождество.
— Да ладно, пустяки.
— Эйприл говорит, что твой сосед собирается в какой-то круиз по воссоединению семьи, — говорит Пирсон, продолжая копать.
Я бросаю на него взгляд, пока мы идём через короткий коридор, ведущий на парковку.
— Да. — У меня такое ощущение, будто я знаю, куда ведёт этот разговор.
— Почему бы тебе не поехать домой со мной? Мама жалуется, что ей некому печь и готовить теперь, когда мой брат от нас отбился.
Я блекло улыбаюсь самому себе. Рефлексы на уровне.
— Нет, старик. Всё хорошо.
Господи, может ли моя жизнь стать ещё хуже. Я официально объект жалости.
Пирсон толкает дверь, и порыв ледяного ветра ударяет в лицо. Я ограждаюсь плечом от ветра и следую за ним в зимний вечер. Земля укрыта парой сантиметров снега, но, по крайней мере, метели нет и дороги чисты. В шесть уже стемнело, но парковка хорошо освещена и почти пуста, не считая мою машину, несколько других и грузовик Пирсона.
— Ты поедешь домой со мной.
Я качаю головой.