Ловушка (ЛП)

Она плачет ещё сильнее. Вдруг, всхлипнув, отстраняется и прикрывает рот рукой. Я слышу приглушённое:
— Кажется, меня сейчас вырвет, — после чего Пейдж срывается к двери, где возится целую секунду с дверной ручкой, пока та не открывается.
К тому времени, как я выхожу за ней в коридор, она уже в ванной, сидит, склонившись над туалетом.
Чёрт! Вот и утренняя тошнота.
Я тороплюсь к ней.
— Эй, ты в порядке?
Её выворачивает наизнанку. Конечно, она не в порядке, придурок.
Я официально бесполезен, как тренировочные колёса на Харлее. Но что парням делать в таких ситуациях, кроме как стоять на месте с таким видом, будто мы не отличаем задницу от локтя?
Закончив, Пейдж остаётся в полусогнутом положении с прикрытым завесой волос лицом. Когда она, наконец, отвечает, её взгляд не обращён ко мне.
— Пожалуйста, уходи. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.
— Хочешь я принесу тебе крекеров или что-нибудь ещё? — они же успокаивают желудок? Я знаю, что моя сестра буквально жила на них первые месяцы своих беременностей.
С всё ещё опущенной головой, Пейдж отходит к раковине и включает воду.
— Хорошо. Возможно, они помогут.
Она согласилась, но мне кажется, что ей просто хочется, чтобы я ненадолго ушёл. Наверное, никакая девушка не захочет, чтобы парень видел её такой. Когда я смотрю на неё напоследок, она выдавливает пасту на зубную щётку.
Вокруг тишина, когда я спускаюсь вниз и иду на кухню. Мне довелось состряпать здесь немало сэндвичей за прошедшие годы, так что я знаю, где то, что мне нужно. Я беру тарелку из шкафа над микроволновкой и нахожу коробку с крекерами в маленькой кладовке.
— Всё нашёл, милый?
Я дёргаю головой достаточно сильно, чтобы почувствовать боль. Миссис Николс стоит у входа, наблюдая за мной — на её лице ни капли подозрения. Тогда почему у меня ощущение, будто меня поймали на взломе с проникновением?
— Да… эм… да, всё хорошо, — поднимаю открытые крекеры. — Вы были правы, Пейдж плохо себя чувствует. Я подумал принести ей что-нибудь перекусить.
Неубедительно, неубедительно, неубедительно, неубедительно. Она увидит насквозь за этой уловкой с крекерами попытку успокоить желудок её беременной дочери.
Миссис Николс громко вздыхает, сочувственно сведя брови.
— Бедняжка. Эти спазмы всегда были кошмарными. Уже по одной этой причине, я не хотела, чтобы она прекращала пить таблетки.
Второй раз за последние дни всё останавливается. Моё дыхание. Моё сердце. И я почти уверен, что на пару секунд, потребовавшихся на то, чтобы уловить её слова и понять их смысл, время тоже останавливается.
Мать Пейдж сдавленно смеётся, заметив выражение моего лица.
— О дорогой, разве ты не в курсе, что я знаю о том, что моя дочь принимает противозачаточные? Или тебя смущают мои разговоры о менструальном цикле? — спрашивает она, раздвинув уголки губ в улыбке.
Я прочищаю горло.
— Эм, нет. — Всё в миллиард раз хуже.
— Хорошо. Просто трудно наблюдать за её ежемесячными страданиями, особенно если она может их не испытывать. — Она подчёркнуто смотрит на крекеры в моей руке. — Раньше я давала их ей, когда нужно было успокоить желудок.
Я всё ещё заперт в каком-то странном тумане неверия, когда она говорит:
— Позови, если вдруг вам что-нибудь понадобится. — Она поворачивается, чтобы уйти, но замирает и стреляет в меня взглядом. — Ох, и можешь ещё взять с собой клубничное варенье. Она любит их с ним, — на этой ноте она исчезает в коридоре.
У меня уходит, по крайней мере, ещё минута на то, чтобы собраться и урезонить эмоции, взбунтовавшиеся внутри. Я чертовски спокоен, когда бросаю крекеры на тарелку и поднимаюсь обратно в её комнату.
Пейдж пока не знает, но всё только что изменилось.
Глава пятая.
Пейдж
В тот миг, как Митч возвращается обратно, у меня нет ощущения, будто что-то случилось, я это знаю наверняка. Когда он подходит к кровати и протягивает мне тарелку с крекерами, с его лица начисто стёрты все эмоции. Порыв ледяного воздуха сопутствует его возвращению, прильнув к нему как вторая кожа.
Сама не своя от нервов, я неторопливо принимаю тарелку и наблюдаю за ним с нарастающим опасением. Вместо того, чтобы вернуться на кровать, он, мимолётно бросив на меня взгляд, занимает место перед окном. Прячет руки в передние карманы джинсов и всматривается через вертикальные жалюзи на задний двор. Там не на что смотреть, если не считать площадку, бетонный дворик и небольшой газон, который на прошлой неделе упорно косил друг моей мамы, Рэнди.
— Что произошло?
Он не отвечает, так и глядя в окно, но явно ничего толком не видя. Челюсть у него крепко сжата, а плечи сведены, как когда он напряжён.
— Митч? — подталкиваю я, тревога возрастает с двойной скоростью.
— Ты ещё принимаешь противозачаточные?
Сердце подскакивает от этого вопроса. Желудок ухает от холода его ничего не выражающего тона.
Он знает.
У меня уходит несколько секунд на то, чтобы унять нервозность и ответить.
— Уже нет. — Мой голос так слаб, что почти неслышен. Я точно знаю, к чему всё идёт, и от этого страх сдавливает горло. Тот страх, из-за которого так трудно дышать и так легко заработать гипервентиляцию.
Вздёрнув бровь, он склоняет ко мне голову.
— Играем в игры? Хорошо, я в деле. Ты принимала таблетки, когда мы занимались сексом в последний раз? — интересуется он с преувеличенным терпением. Но этому терпению противоречит взбухшая вена, выступившая на его шее.
Даже будь у меня час на подготовку к этому вопросу, не знаю, смогла бы я ответить. Только не ему в глаза. Но, уверена, вина, ясная как день, уже написана на моём лице.
С по-прежнему глубоко заткнутыми в карманы руками, он придвигается к месту, где сижу я, замерев, на диване. Я вижу очертания каждой мышцы на его руках — загорелых, подтянутых и твёрдых. Напряжённых.
— Твоя мама думает, что у тебя спазмы — по её словам, у тебя не было бы с ними проблем, если бы ты не бросила таблетки.
Эта жеманность, манера разговора, которые он использует… Его челюсть работает, как будто раскалывая орехи, а в глазах эмоции, которые я никогда не видела направленными на меня.
Ненависть. Отвращение. Закипающий гнев. Тикающая бомба, готовая взорваться.
Впервые в жизни я жалею, что не солгала маме. Она искала в моей ванной подводку для глаз, когда нашла таблетки — две нетронутые пачки с просроченным на несколько месяцев рецептом. Когда она спросила, перестала ли я их принимать, у меня не нашлось причины на ложь. Она знала о моей проблеме с поиском «подходящего» лекарства — без побочных эффектом, которые я испытывала с тех пор, как начала пить противозачаточные. К тому же, Митч проводит большую часть года в Нью-Йорке, так что я не часто занималась сексом. Лучше было вернуться к презервативам, о чём я планировала сказать ему в следующее его возвращение домой.
— Почему ты не сказала, что перестала пить таблетки, Пейдж? — каждое слово его вопроса произнесено с дотошной отчётливостью.
Я с трудом глотаю и ненадолго отвожу от него взгляд.
Медленно свешиваю ноги с кровати на ковёр. Требуется всё моё мужество, чтобы подняться и посмотреть ему прямо в глаза.
— Я не подумала. Клянусь, Митч, у меня из головы вылетело.
При виде искры неверия и поднявшейся бури в его глаза, спешу добавить:
— Я не ожидала увидеть тебя и была так счастлива, что… забыла.
— Это полный бред, ты и сама знаешь, — рычит он глубоким, мрачным и жутко пугающим голосом. Его гнев так ощутим, что я бы отступила, если бы уже не опиралась бёдрами в матрас.
— Ты, чёрт возьми, должна была сказать мне, что бросила чёртовы таблетки.
Звук, вырвавшийся из моего горла, такой боязливый и виноватый, едва громче шёпота.
— Прости, я… мы немного увлеклись…