Стена

Одноглазый, шедший впереди, негромко выругался. 
- Что там? - спросил Борода. 
- Светильники гаснут. Видишь, почти не светят. Водяные машины, которые нам удалось пустить в ход с таким трудом, выходят из строя. Они дают все меньше энергии. Что будем делать потом? 
- Надо добыть новые лопатки для колес. 
- Где? 
- Ну, попытаться сделать самим. 
- Легко сказать! Из чего и как? Мы еще можем кое-как наладить старые машины, но сделать что-то заново... Это искусство утрачено навсегда, Борода. 
- Вздор! Все эти машины сделали люди, такие же, как ты и я. 
- Не совсем такие, Борода. Они знали то, чего мы не знаем. Нас ведь никто не учил. Мы до всего должны доходить сами. 
- Значит, должны дойти и до этого: начать строить новые машины. 
- Пожалуй, давай заниматься этим. И оставим то, над чем трудились до сих пор. 
- Нельзя. Машины пока не главное, они только помощь в нашем основном деле. Надо думать и об одном и о другом. 
- Знаешь, Борода, если Ботс нам сегодня ничего не скажет, похоже, мы проиграли... Ничего у нас не получится. 
- И ты начал сомневаться! 
- Давно, только не хотел говорить, не хотел оставлять тебя одного. 
- Одного? 
- Конечно. Если я уйду, уйдут и ребята. Наверно, уйдут все... 
- Куда вы пойдете? Ты слышал, что говорил старик? 
- Можно пойти вдоль гор, не обязательно углубляться в пустыню. Пойдем ночами при свете луны. Днем будем прятаться в пещерах. Если где-нибудь найдем женщин, отобьем их, заложим новое поселение. Коли хочешь, пойдем с нами. 
- Это уже решено? 
- Да. Если тот ничего не скажет. 
- А если скажет? 
- Тогда еще посмотрим. 
- Так... 
Больше они не проронили ни слова, идя по длинным, плохо освещенным скальным коридорам. 
"В сущности, этого надо было ждать давно, - думал Борода. - Ребятам все осточертело, а главное, им нужны женщины. Одно знание их не увлекает. В их телах сохранился первобытный инстинкт продолжения рода. А впрочем, все это тоже бессмысленно: женщины давно бесплодны. В пещерах и в глубине развалин рождались лишь дети, зачатые до катастрофы. И если мы ничего не сможем изменить, мы станем последним поколением этой проклятой земли". 
Старик лежал на столе. Веревки, которыми он был привязан, глубоко впились в иссохшее, худое тело. Голова запрокинулась назад, и острый клип бороды торчал вверх, отбрасывая резкую тень на побеленной известкой стене. При виде Бороды и Одноглазого старик шевельнулся, и из его впалой груди вырвался не то вздох, но то скрип. 
- Развяжите его, - приказал Борода. Парии, стоящие у дверей, бросились исполнять приказание. Когда путы были сняты, старик, кряхтя, приподнялся и сел. 
- Посадите его в кресло. 
Парии подняли старика и перенесли в потертое кожаное кресло посреди помещения. Над креслом с потолка свисал блестящий металлический шар, от которого тянулись нити проводов. 
Старик не сопротивлялся. Посаженный в кресло, он попытался устроиться поудобнее и принялся растирать затекшие кисти рук. 
Борода и Одноглазый присели напротив на грубо сколоченные табуреты. 
- Ну, здравствуй, президент Ботс, - сказал Борода, - приветствую тебя в нашей исследовательской лаборатории. 
- А я совсем не президент, - довольно спокойно возразил старик, - и никто до сих пор не называл меня Ботсом. 
- Он твердит это с самого начала, - заметил Одноглазый. - Врет, конечно, как они все. 
- Значит, не Ботс, - кивнул Борода. - Возможно, мы ошиблись. Тогда кто же ты? 
- Достаточно того, что не Ботс. Если вам нужен Ботс, отпустите меня. 
- Не раньше, чем ты сможешь доказать, что ты не Ботс. 
- Как же я это сделаю? 
- А если не можешь, значит, ты и есть президент Ботс. 
- Хитро придумано, - старик потер пальцами свою козлиную бороду и задумался. - Что вам нужно от меня? 
- А вот это другой разговор. Ты достаточно стар и, конечно, помнишь, как это произошло. 
- Что именно? 
- Ты не понял?.. 
- Огонь, который пожрал все? 
- Да. 
- Не знаю. И никто не знает. 
- А ты помнишь, что было до этого? 
- Нет. Помню себя с тех пор, как открыл глаза во мраке среди развалин. 
- Слушай, Ботс... 
- Я не Ботс. 
- Допустим... Но кто бы ты ни был, помоги нам понять. Ведь мы ищем правду. 
- А существует ли правда? И зачем вам она? 
- Чтобы попытаться исправить. 
- Это не в силах людей. Тем более теперь. 
- И все-таки мы хотим попробовать. 
- Но я ничем не могу вам помочь. Я ничего не знаю. Ничего. 
- Видишь это? - Борода указал на блестящий металлический шар, свисавший с потолка над головой старика. - Знаешь, что это такое? 
- Нет. А хотя, подождите... - Старик прикрыл ладонью глаза, вспоминая. - Однажды я уже видел над собой таков. Это было давно. Очень давно... С помощью этого когда-то лечили болезни. Только забыл какие... Но вы, конечно, используете это для другого... 
- Нет, и мы лечим. Память. Заставляем вспоминать то, что люди забыли. 
- И убиваете их. 
- Не всегда. Только тех, кто не хочет вспомнить. 
- Не хочет или не может? 
- Для нас безразлично, отец. 
- И вы хотите испытать это на мне? 
- Если ты не будешь говорить добром. 
- Но, испугавшись, я могу наговорить вам невесть что. 
- У нас есть средство проверить. Кое-что нам известно. Ложь не спасет тебя. 
- От чего? 
- От этого, - Борода кивнул на блестящий шар над головой старика. 
- Вам никогда не приходило в голову, что старость надо беречь, уважать? Вы зовете себя исследователями, но вы просто дикари. Ведь уважение к старости, к минувшему - главная черта, отличающая цивилизованность от дикости, ученого - от дикаря. 
- О каком уважении ты говоришь, отец? За что мы должны вас уважать? Вы лишили нас всего. И если говорить о дикости, вы - ваше поколение ввергли нас в нее. А мы хотим вырваться любой ценой! Понимаешь - любой. Ценой ваших признаний и плюгавых жизней - тоже. 
- В логике вам отказать нельзя, хотя то, что вы творите, бессмысленно. Ну, допустим, ты и даже все вы, - старик обвел взглядом подземелье, - поймете, что произошло двадцать или тридцать лет назад. Ну и что! Изменить вы ничего не в состоянии. 
- Поняв, можно что-то делать. Искать средства, пытаться изменить... 
- Вот вы поняли, давно поняли, что солнечные лучи убивают. Как вы это измените?