Стена

- Может, в изменим, когда будем знать причину. Почему они стали смертоносными? Ведь раньше они не убивали. 
- Раньше не убивали, верно. Раньше были благодеянием. Благодаря им на земле появилась и расцвела жизнь. 
- Ну так что же произошло? 
- Этого, вероятно, никто из нас не знает и теперь уже но узнает никогда. 
- А что ты думаешь об этом сам? Ты очень стар. Главная часть твоей жизни осталась там, за огненной чертой. Я готов поверить, что ты, как все, ничего не помнишь. Но разум твой еще жив и ты не можешь не думать о том, как все переменилось. И почему переменилось. 
Старик сплел тонкие пальцы, подпер ими узкий, худой подбородок и долго молчал, устремив неподвижный взгляд в дальний угол подземелья, потом, словно очнувшись, резко дернул головой и заговорил: 
- Твой вопрос свидетельствует о твоем уме - прости, я не знаю твоего имени. 
- Мы зовем его Борода, - сказал Одноглазый. - Он единственный среди нас, у кого волосы растут на подбородке и на щеках. 
- Единственный... Это интересно... - пробормотал старик, словно обращаясь к самому себе. - Так вот, Борода, - продолжал он совсем другим голосом - отчетливым и твердым, - я действительно думая об этом, и не раз. И если тебя интересуют мои мысли, охотно поделюсь ими с тобой. Я не знаю, чем я занимался раньше, до "огненной черты", как ты говоришь. Начав вторую жизнь под развалинами в долине, я нашел себе занятие, вероятно новое, но не менее интересное и важное для меня, - я стал изучать сны. Да-да, не удивляйтесь - сны. Свои сны, сны других людей, живущих рядом со мной. Я научился понимать сны, объяснять людям их значение. Если бы вы знали, какие иногда снятся интересные сны! 
- Мне никогда ничего не снится, - сказал Борода. 
- А я видел сон только раз, - добавил Одноглазый. - Мне приснилась женщина, злая и безобразная. Она преследовала меня, а я никак не мог убежать, и, когда она настигла меня, я проснулся... 
- А потом ты долго болел, не правда ли? - спросил старик, внимательно глядя на Одноглазого. 
- Верно. Как ты узнал? 
- Такой сон - частый знак близкой болезни. 
- А если снов нет? - спросил Борода. 
- Сны есть всегда, просто ты их сразу забываешь, как я и другие забыли то, что было до "огненной черты". 
- Ты, кажется, хотел рассказать нам, какие бывают сны. 
- Да... Вот однажды мне приснилось поле - зеленое поле, густо заросшее влажной травой и цветами. Было раннее утро, и я бежал по этому полю. Никто не преследовал меня. Просто мне было легко и весело. Я бежал по росистой траве, и надо мной плыли легкие розовые облака. А потом взошло солнце, но не смертоносное, а ласковое. Его лучи только согревали и сушили одежду, влажную от росы. 
- И что же означал этот сон? - хрипло спросил Борода. 
- Вероятно, только то, что когда-то давно, задолго до "огненной черты", я встречал солнечный рассвет на цветущем зеленом поле. 
- А еще? 
- Еще мне часто снится город. Большой город с очень высокими домами и узкими улицами. Нигде не видно развалин, а на перекрестках улиц кое-где маленькие площади и на них среди камня правильные ряды деревьев и цветы. Много ярких цветов. И между цветами бьют к небу струи прозрачной воды, ярко сверкающие в лучах солнца. 
- А люди? 
- Да, и люди. Множество людей. Они спешат куда-то, не обращая внимания на цветы, водяные струи и солнце. 
- Значит, ты когда-то жил в таком городе? 
- Вероятно. И, в отличие от других его обитателей, находил иногда время посмотреть вокруг. 
- Поэтому теперь он является тебе в снах? 
- Вероятно. 
- Что же ты помнишь еще? 
- Я не говорил, что помню. Это всего лишь сны. 
- Которые ты умеешь толковать. 
- Толковать - да. Но это не значит, что все так и было. 
- Я перестаю понимать тебя, отец, - нахмурился Борода. 
- Сон - лишь призрак, который возникает тут, - старик коснулся пальцами головы, - призрак воспоминаний или того, что живет в тебе и самому тебе неведомо. Может, это только мечты, а в действительности ничего не было. 
- Но "огненная черта" была. 
- В сущности, и этого мы точно не знаем. Что-то переменилось в мире, в котором мы жили. И все... 
- Хочешь запутать меня? 
- Нет. Это мои мысли. Ведь ты хотел знать их, не так ли? 
- Тебя трудно понять. 
- Это удел всех нас. Люди давно разучились понимать друг друга и даже самих себя. Вероятно, с этого и начались все несчастья. 
- Значит, в том, что произошло, все-таки виноваты люди? 
- Я не могу утверждать, но порой думаю так. 
- Твои сны подсказывают такие мысли? 
- Не только... Ты умеешь читать, Борода? 
- Да, но я знаю мало книг. Книги - такая редкость. Они сгорели первыми. А те, что чудом сохранились, пошли на топливо для костров немного позднее. Люди хотели выжить любой ценой. 
- Знаю. У себя в развалинах я собрал немного старых книг. В некоторых есть предсказания, что такое может произойти, если люди не одумаются. 
- Предсказания? 
- Да. Были люди, имевшие смелость предсказывать. Их называли фантастами. 
- Расскажи об этих предсказаниях, отец. 
- Это даже трудно назвать предсказаниями. В одной книге описано то, что случилось, так, словно автор видел все это. 
- Но эта книга? 
- Она написана очень давно, наверно, до моего рождения. 
- Значит, они знали? 
- Некоторые, наверно, догадывались. 
- Ты слышишь, Одноглазый? 
- Слышу, но можно ли верить? Где эта книга? 
- Она хранится в развалинах. Обещаю отдать ее вам, если освободите меня. 
- Слушай, Ботс! 
- Я не Ботс. 
- Мы уже договорились, что ты Ботс. Мне нужна эта книга. Но кто поручится, что ты не обманешь? 
- Ты должен мне поверить. У тебя нет иного выхода. В некоторых случаях люди должны верить друг другу, ибо неверие - это уже проигрыш. Я оставлю книгу в условленном месте между развалинами и вашей горой. Завтра ночью ты возьмешь ее. 
- Хорошо. Я верю. С заходом солнца освободи его, Одноглазый. Пусть парни проводят его и условятся о месте, где он положит книгу. Я не буду больше утомлять тебя расспросами о снах, отец. Прощай. А пока отдохни у нас до наступления темноты. 
- Что скажешь, Одноглазый? Ушел он? 
- Нет. Он умер, Борода. Умер, не начав вспоминать. 
- Ты... Ты посмел? 
- Спокойно, Борода! Глупо было отпускать его так. Я хотел испытать его немного. Ведь я имел право. Я тоже исследователь, как мы все.