Вечная любовь
Но даже произнося эти слова, она не знала, просит ли прощения за смелый шаг, который готова предпринять…
Или за сон о страстном незнакомце.
— Авриль, мне не важно, сколь искусно ты владеешь арбалетом, и, умоляю тебя, не напоминай мне о том, что в прошлом месяце ты с оружием в руках плечом к плечу со своими вассалами защищала свои владения от фламандцев. Ты аристократка, тебе всего двадцать два года, и когда ты едешь в такую даль…
— Мне не нужно полдюжины стражей. — Авриль оставила попытки уклониться от разговора с деверем — герцогом Гастоном де Варенном и, повернувшись к нему, смотрела теперь прямо ему в лицо. Солнце слепило глаза. Слуги суетились вокруг, таская корзины с едой и фляги с водой — все, что потребуется ей в долгом путешествии на север. Авриль стояла, скрестив руки на груди, ветер трепал ее дорожный плащ медового цвета и бархатные юбки. — Я собираюсь на свадьбу к друзьям, а не на битву. Не понимаю, почему ты так настаиваешь, чтобы я проявляла осторожность.
— Я настаиваю на том, чтобы твоя безопасность была обеспечена. — Гастон сердито смотрел на нее сверху вниз. Сейчас его облик точно соответствовал прозвищу, заслуженному в боях, — Черный Лев. Выражение лица не смягчало даже то, что на его широких плечах сидел двухлетний сын Сорен. — Северные дороги — раздолье для разного сброда. Шестеро мужчин под моим флагом заставят любого негодяя дважды подумать, прежде чем напасть на тебя. Ты все еще под моей опекой, и я намерен защищать тебя, а равно и твою дочь, пока ты будешь в отъезде. Ну все, никаких пререканий я больше не потерплю!
— Я и не собиралась пререкаться, — тихо ответила Авриль, отводя взгляд в сторону. Эти черные волосы и карие глаза… Гастон так похож на своего старшего брата, что порой ей больно смотреть на него. — Я собиралась лишь поблагодарить тебя за то, что ты так трогательно обо мне заботишься.
Во внешнем дворе замка царила суета — слуги продолжали грузить поклажу в экипаж, который должен был везти ее на север, а также подарки новобрачным и друзьям, которых Авриль не видела уже несколько лет. Пока запрягали лошадей, ее задушевная подруга детства, леди Жозетт де ла Валентэн, болтала в стороне с женой Гастона — Селиной. Жозетт приехала из Бретани накануне, чтобы сопровождать Авриль.
А после свадьбы их общей подруги Авриль предстояло сопроводить Жозетт домой, в Бретань.
— Я все еще надеюсь, что ты изменишь свое решение, — сказал Гастон, немного смягчаясь. — Что касается меня, то я снова и снова заявляю: замок Жерара и все его имущество принадлежат тебе до конца твоих дней. Ты знаешь, что мы будем очень рады, если вы с Жизель поселитесь в нем. Ведь мой брат построил тот замок для тебя.
— Да, это правда. И в каждой комнате все напоминает о нем. Я не могу всегда жить прошлым, Гастон. Я больше не могу там оставаться. — Она снова встретилась с ним взглядом. — Думала, ты обрадуешься, братец: ведь в конце концов я признала, что ты прав. Недавнее нападение фламандцев доказало справедливость твоих слов: замок расположен слишком близко к границе и представляет собой весьма лакомый кусочек для разбойников, если в нем нет мужчины — хозяина и защитника. А твои здешние владения все-таки расположены слишком далеко, чтобы ты мог вовремя прийти нам на помощь.
— Я никогда не считал, что тебе следует уехать из этих мест и вернуться в свое родовое имение в Бретани. — Гастон опустил на землю сынишку-непоседу. Малыш быстро побежал к абрикосовым деревьям, под которыми Жизель играла с выводком черно-белых котят. — Мы с Селиной счастливы, что имеем возможность заботиться о тебе и Жизели.
— И я бесконечно благодарна вам за вашу доброту, — со вздохом ответила Авриль, поправляя выбившуюся на ветру из-за уха прядь волос. — Однако замок и земли Жерара принадлежат тебе по праву наследования, Гастон, и пора мне вернуть их тебе…
— Но ты можешь остаться здесь…
— Нет, не могу. — Авриль кивнула в сторону шпиля, верхушка которого виднелась над стеной замка, и, стараясь, чтобы голос не дрожал, добавила: — Здесь все так напоминает о нем!..
Она бросилась бежать, но Гастон догнал ее и схватил за руку:
— Но почему ты не считаешь возможным позволить кому-нибудь позаботиться о тебе?
Авриль задумалась, перед тем как ответить, и в этот момент к ним подошли Жозетт и Селина.
— Кажется, все готово, можем ехать. — Голубые глаза Жозетт сверкали от возбуждения, она отчаянно пыталась водворить на голову сорванный ветром капюшон дорожного плаща, сшитого из восхитительной — однако не слишком практичной — фиолетовой парчи и отделанного белым шелком. — Хотя, боюсь, эта непогода доставит нам больше неприятностей, чем любые лесные разбойники, которых мы можем встретить. — Отчаявшись справиться с капюшоном, она сдалась и позволила ветру беспорядочно трепать блестящую, словно соболиный мех, густую массу вьющихся волос.
Авриль улыбнулась. Им с Жозетт обеим был присущ дух приключений, поэтому они и дружили с раннего детства, хотя Жозетт слыла более любезной и очаровательной, в то время как Авриль отличалась прямотой и своеволием.
— Ты объяснила Жизели, как долго будешь отсутствовать? — На холодном утреннем ветру щеки Селины пылали почти так же, как огненно-рыжие локоны. Гастон обнял жену за плечи и поцеловал, уткнувшись носом в эту полыхающую копну.
— Я пыталась, — Авриль бросила взгляд туда, где играли дети, — но не уверена, поняла ли она, что значит десять дней. Поэтому я испекла для нее десять пирожков с изюмом и велела съедать по одному каждый день. «Когда съешь последний, мама вернется», — сказала я.
— Как мило ты это придумала!
— Спасибо, Селина. Надеюсь, это поможет. Она очень любит бывать у вас и, вероятно, сочтет, что просто в очередной раз приехала в гости. Я думала о том, чтобы взять ее с собой, но…
— Ты совершенно правильно решила, Авриль. Здесь ей будет хорошо: им с Сореном всегда так весело вместе. А мы о ней позаботимся.
— Я знаю. — Авриль улыбнулась своей невестке. — Она вас обоих очень любит. Но даже с теми, кого любит, Жизель порой бывает довольно упряма.
— Интересно, от кого она унаследовала эту черту характера? — сухо-иронично заметил Гастон. Еще раз обняв жену, он отпустил ее. — Если позволите, дамы, я сделаю последние наставления караулу, прежде чем ваш веселый караван двинется в путь.
Наблюдая, как он идет к своим солдатам, Селина одной рукой взяла под локоть Авриль, другой — Жозетт:
— А я, если не возражаете, хотела бы присесть. Я не хотела тревожить Гастона — а то он остаток дня будет виться надо мной, словно большая бабочка, — но что-то у меня сегодня все утро кружится голова.
— О, Селина, прости! Мне следовало бы подумать об этом, назначая отъезд на столь ранний час. — Авриль увлекла невестку в тень абрикосовых деревьев, в глубине души снова ощущая укол зависти, впервые испытанный накануне вечером, когда Селина поделилась с ней радостной новостью: она ждет второго ребенка. — Как ты себя чувствуешь?
Они уселись на траву в нескольких шагах от детей.
— Гораздо лучше, в самом деле лучше, чем тогда, когда носила Сорена. В общем-то я чувствую себя превосходно. — Наблюдая за тем, как ее сын гоняется среди деревьев за своей кузиной, она выглядела совершенно счастливой. — Чуть подташнивает по утрам, но зато я могу под этим предлогом подольше поваляться в постели. Лежу, смотрю на новую колыбельку, которую мастерит Гастон, и испытываю блаженство…
Встретившись взглядом с Авриль, Селина осеклась:
— О, Авриль, прости меня! Я не хотела…
— Нет-нет, все в порядке, — поспешила успокоить ее Авриль, удивляясь тому, как сильно она, оказывается, могла завидовать. — Просто иногда мне не хочется… — Она перевела взгляд на Жизель, на маленькое чудо, которое создали они с Жераром, чудо, излучающее любовь, веселье и своенравие.
— Тебе не хочется, чтобы Жизель росла единственным ребенком в семье, как это случилось с тобой? — тихо закончила за нее Жозетт.