Красные листья

— Конни, — мягко настаивала Кристина, — мы просто занимались.
— Да, я знаю, — проговорила Конни упавшим голосом. — Именно так Альберт мне потом и сказал. Но понимаешь… Послушай, Крисси, я знаю, он любит меня, я знаю, что все у нас в порядке, но ничего не могу с собой поделать. На меня иногда находит. Извини.
Кристина обняла Конни еще крепче. «Боже мой, она еще извиняется передо мной!»
Лицо Конни слегка прояснилось, и Кристина почувствовала себя еще хуже. «Больше никогда не буду врать. Это станет моим новым девизом. Не врать. Я изменю свою жизнь и не буду больше врать».
— Мне пора. — Кристина вернулась в автомобиль и включила заднюю передачу.
— Поезжай, поезжай. — Конни отступила от машины. — Спасибо за разговор.
— Конечно, конечно, — сказала Кристина, направляясь к «Красным листьям». Как же она себя ненавидела!
В «Красных листьях» ее ждал сюрприз. Бетти, ее приятельница и одновременно начальница, купила Кристине торт-мороженое. Это было приятно, хотя, если признаться, мороженое она не любила с детства.
Помощницы Бетти вместе с девушками — пациентками «Красных листьев» в складчину купили ей в подарок черную кожаную сумку.
Растроганная Кристина загадала туманное желание, имеющее отношение к запаху сосновых шишек, к горам, к морозному воздуху и надежде, и задула свечи. Затем она разрезала торт, а Бетти принялась его раздавать.
Кристина уселась в свое постоянное кресло в гостиной. К мороженому она относилась более чем равнодушно, но, несмотря на это, съела предложенный кусок и попросила второй. После этого она взяла свой рюкзачок и начала перекладывать бумажник, разные письма, бумажки, несколько журналов и всякую мелочь в новую сумку. Посмотрев на приветливые, ласковые лица женщин за столом, Кристина подумала, что жизнь не так уж плоха.
Бетти, изящной женщине, правда несколько мрачноватого вида, с бледной кожей и острым носом, было около тридцати. «Красные листья» принадлежали ей. Вначале ими владели ее родители, Джон и Оливия Барретт, местные филантропы, которые много делали для общины. Список их добрых деяний был внушительный: они внесли свою лепту в создание нескольких библиотек, благотворительных учреждении, приютов для бездомных и столовых для бедняков. Но заведение «Красные листья» было их самой важной благотворительной акцией: единственное учреждение такого рода в округе, и оно немедленно стало знаменитым.
Когда Кристина училась еще на первом курсе, ей как-то на глаза попалась брошюра о «Красных листьях» при Дартмутском медицинском центре имени Хичкока, и она согласилась работать там в рамках программы работа — учеба  [13]. Вот уже три года, как она приходит сюда каждый понедельник и четверг после обеда. Конечно, Кристине хотелось, чтобы здесь платили больше, особенно в те месяцы, когда у нее тощал кошелек, но более важным было то, что это позволяло ей два дня в неделю бывать вне Дартмутского колледжа, а выезжать за его пределы время от времени для Кристины было необходимо. К тому же беременные девушки ее обожали.
К недостаткам этой работы можно было отнести, как это ни странно, детей. Новорожденных младенцев. И дело не в том, что Кристина не любила детей. Очень любила. Наоборот, она настолько к ним привязывалась, что, когда они, наконец, покидали «Красные листья» со своими мамами или с приемными родителями, Кристина чувствовала, что от нее уходит какая-то часть ее самой.
Конечно, рано или поздно придется отсюда уходить. Но пока она старалась об этом не думать. Воспитатели ее любили, девушки души в ней не чаяли, ведь Кристина была здесь единственной из Дартмута. У нее было такое чувство, как будто она играет еще в одной баскетбольной команде — центровая в «Красных листьях».
Прежде чем Кристина поднялась наверх, они с Бетти немного поболтали.
— Как твои друзья? — спросила Бетти. — Ты по-прежнему с ними часто встречаешься? Ведь ты постоянно занята.
— Да, времени у меня всегда не хватает, но вижусь я с ними регулярно. Вот сейчас пишу статью о смертной казни для Джима, а с Конни мы ходили в кино в прошлую пятницу, на вечерний сеанс. Смотрели…
— А Альберт? С ним ты видишься часто?
Сдерживая улыбку, Кристина внимательно посмотрела на Бетти и утвердительно ответила:
— Да, мы время от времени встречаемся. У него все хорошо.
— Как я рада это слышать. Знаешь, можешь пригласить их сюда как-нибудь на воскресенье, если будет время. Это было большим событием для всех девушек, когда ты привела своих ребят несколько месяцев назад, и вы играли в баскетбол на нашей площадке. Может быть, ты опять организуешь такой поход? — Бетти говорила, избегая смотреть прямо в глаза Кристине.
Кристина улыбнулась и коснулась руки Бетти.
— Спасибо. Да. Конечно-конечно. Может быть, я смогу уговорить их на воскресенье сразу же после Дня благодарения. Пойдет?
— Это будет прекрасно, — искренне обрадовалась Бетти.
— Где Эвелин?
— Пошла наверх. Она что-то плохо себя чувствует. Спрашивала о тебе.
Кристина начала подниматься по лестнице.
— Она дня прожить не может, — крикнула ей вслед Бетти, — чтобы не спросить, когда ты придешь в следующий раз. Что ты такое сделала для этой девушки?
— О, сама не знаю, — отозвалась Кристина.
— Но учти: у нее сейчас очень трудный период.
Пятнадцатилетняя Эвелин Мосс, беременная близнецами, прибыла в «Красные листья» еще летом, сразу же после окончания учебного года в школе. Высокая симпатичная рыжеватая блондинка, Эвелин мучилась утренними приступами тошноты и находилась в глубокой депрессии. Кристина свой летний семестр с июня по сентябрь работала в «Красных листьях» и видела, как Эвелин медленно, но верно разрушает свое здоровье. В течение всего лета она хотела прервать беременность. Она повсюду таскалась за Кристиной, беспрерывно что-то жевала и сильно поправилась. У нее резко подскочило кровяное давление.
Так продолжалось три месяца, потом Эвелин есть прекратила и начала плакать. Это продолжалось тоже три месяца, то есть по сей день. О том, чтобы прекратить беременность, речи уже не могло идти. Теперь ей не хотелось расстаться со своими детьми. Кристина пыталась убедить Эвелин, что сделать это необходимо, но та и слышать ничего не хотела.
Кристина попыталась убедить Эвелин, приводя статистику. «Она вся работает против тебя», — говорила ей Кристина, рассказывая о том, какое количество матерей-подростков исключено из средней школы, о том, сколько их сейчас получает нищенское пособие — где-то на уровне черты бедности, сколько у таких матерей вырастает детей с психическими отклонениями. Но ничего из того, о чем говорила Кристина, облегчения Эвелин не приносило. Она думала только об одном и не слушала никаких доводов. Родители Эвелин сказали, что она должна передать детей на усыновление, а Эвелин была еще в таком возрасте, когда родителей слушаются.
Рыдания Эвелин Кристина услышала задолго до того, как открыла дверь.
— Привет, Эви. Это я, — бодро заговорила она. Эвелин заплакала еще сильнее. — Вот это приветствие, — Кристина села на постель рядом с девушкой и погладила ее живот. — Как держимся?
Эвелин душили рыдания, она не могла говорить.
— Ну хватит, дорогая, хватит, девочка. Возьми себя в руки. Осталось всего несколько недель.
— Никаких нескольких недель не осталось, — прохныкала Эвелин. — Ничего не осталось. Меня больше не будет.
— Ну в чем, спрашивается, дело? — разволновалась Кристина. — Почему это тебя больше не будет?
Эвелин схватила руки Кристины:
— Крисси, пожалуйста, поговори с моей мамой! Пожалуйста! Я никому не хочу отдавать своих детей!
Эвелин рассказывала Кристине о своих родителях, которые всю свою жизнь прожили в маленьком городке Лайм. Это были люди с достоинством, и оно не могло им позволить, чтобы их единственная дочь завела внебрачного ребенка в пятнадцать лет. Это был бы первый случай в седьмом поколении семьи Мосс. Для Доналда и Патриции Мосс не было иного выхода, как отправить свою дочь в «Красные листья», а соседям сказать, что она поехала в Миннесоту навестить больную тетю. Эвелин просто не может как ни в чем не бывало возвратиться из Миннесоты с двумя младенцами, отец которых попросту неизвестен. Эвелин призналась как-то Кристине во время одного из их доверительных разговоров, что она сама не уверена, кто отец, хотя на этот счет есть два серьезных подозрения. Когда оба парня лично предстали пред очи родителей Эвелин, они все обвинения в нарушении норм морали в свой адрес решительно отмели, признавшись, правда, что, возможно, если такие нарушения и были, то только со стороны Эвелин. Они были очень напуганы. Еще бы, перспектива жениться в пятнадцать лет им вовсе не улыбалась. Они хотели окончить школу.