На дальнем кордоне (СИ)
До полудня разобрались с принесенными вещами, обедать не стали — Буревой сказал, что утром и вечером тут едят. Я спорить не стал, он тут главный, старший брат мне все-таки. После обеда мы пошли в лес, дрова рубить.
Тут с дровами, да и вообще рубкой леса, все тоже не просто. Буревой по ему только понятным признакам определял деревья, которые можно рубить на топливо, указывал мне, какие пойдут на строительство, какие вообще лучше не трогать. Я пытался запомнить, получалось откровенно плохо. Надо записывать. До вечера рубили и таскали стволы в деревню. Там все шло своим чередом — женщины занимались хозяйством, дети или помогали им, или собирали дары леса. Девушки наши тоже ходили с корзинками в лес, возвращались с травой, корешками и орехами — для грибов и ягод еще было рано. Орехи брали, разоряя зимние запасы белок и другой живности. Кукша, как я понял, ушел со своим луком на охоту.
Вечером поели, на что ушла еще половина остатков шашлыка, малая часть других моих припасов, которые я выделил на пропитание, местные продукты. Остальное продукты, выделенные для припитания, Буревой подгреб под себя для более рационального, с его точки зрения, распределения. Ели, кстати, у Зоряны, в дом мне теперь как родственнику есть ход. После ужина у костра с Буревоем и Кукшей обсуждали дальнейшие планы.
Решили переселить меня в более подходящее жилье. В тот самый сарай, в котором лежали вещи с «плато» — инструмент только Буревой перенес в какой-то секретный чулан в избе у Зоряны. Раньше в выделенном мне сарае они хранили сети для рыбалки, только их те же даны (вот уроды!) сперли. Хоть печки там и не было, решил переезжать, все лучше чем ярким пятном палатки посреди деревни светится. Палатку я решил поставить прям в этом сарае — он размером метра три на четыре был, с отставными воротами, без петель. Очаг Буревой обещал помочь собрать, из камней, тут их много. Так что, «переехали» меня пока еще светло было, палатка ровно встала на земляной пол, пожелали друг другу спокойной ночи, и все пошли ночевать. Я после непривычной нагрузки по рубке дров вырубился практически мгновенно.
На следующий день я встал сам, никто меня не будил. Сквозь щели в двери моего сарая пробивались первые лучи солнца. Народ еще только просыпался, Кукша с какими-то плетенными корзинами и рыбой, нанизанной на палке, шел со стороны озера. Поздоровался, пошел приводить себя в порядок. Буревоя нашел в другом сарае, поменьше моего, он возился с какими-то странными конструкциями из дерева и веревок. Сарай оказался местной МТС (моторно-тракторной станцией), правда, без моторов и трактора. В нем были собраны все орудия для сельхозработ. Странная конструкция из острых палок оказалась бороной, непонятное сооружение, похожее на половину остова кресла-качалки — ралом. Буревой рассказывал мне про орудия труда, показывал что да как, потом хитро улыбнулся, полез в угол сарая, начал ковыряться в земле. Потом победоносно посмотрел на меня, и поднял над головой то ли коготь дракона, то ли гигантский перстень. Обрезок трубы с одним треугольным острым краем, короче. Дед поведал, что этот «сошник» успел спрятать от данов, перед тем как сбежать в лес. Именно на нем, на этом когте, базировалась зимой его надежда на урожай и выживание рода. Его они одевали на рало, и пахать землю становилось сильно легче. А это было важно — единственного жеребца, который у них был (Первуша со Вторушей по осени, как раз перед данами привезли), как впрочем и овец с козами, даны порезали, и пахать Буревой планировал на нас с Кукшей, и девушках, Зоряне, Агне и Леде. Мол, с железным сошником мы теперь толпой нормально вспашем. Я про себя застонал — как тягловую скотину меня еще не использовали. С опаской спросил, когда пахать будем? Буревой успокоил — пахать будем через месяц, когда земля готова будет. Осталось только определиться с объемом вспашки… Успокоил, блин, за месяц я трактор тут точно не найду, как впрочем и коня с волами.
Позавтракали жареной рыбой, Буревой повел меня в лес. Метров в двухстах от деревни оказалось поле, Буревой назвал его лядом. Поле было метров двести в ширину, и метров пятьсот в длину, и было расположено в небольшом овраге, похожем на тот, в котором была наша деревня, только дальше от озера. Моя спина и ноги стали заранее ныть. Это ж сколько тут пахать-то на себе придется! Это ужас! Все на своем горбу! И как он планировал сам все это делать, с бабами да детьми? По краям от поля лежали несколько полуобгоревших стволов, сквозь землю уже пробилась трава, мелкая, правда. Судя по всему, на своей спине мне и Кукше и женщинами придется перепахать гектар десять пашни с дерном. Я застонал уже вслух. Буревой озабочено посмотрел на меня:
— Здоров ли? Чего скулишь?
— Буревой, да мы здесь костьми ляжем, всей деревней… родом! Это ж как мы вспашем все это? Мы ж не кони!
— Да все пахать-то и не будем, это мы с сынами про запас жгли, тут леса мало было, березняк один, пока не заросло хотели сразу ляд большой сделать. Пожгли, правда, случайно, не сумели огонь сдержать.
— А вы тут лес жгли?
— Да, а как еще? — удивился Буревой, — порубили все, тут только мелочевка была. Угощение лешему само собой оставили, да и пожгли в первый год. Земля тогда родит хорошо, еще лета два или три урожай будет. А мы с запасом пожгли, так что переложи ляд-то подальше, и еще хватит.
— А перед зимой вы не сеете? — я вспомнил про озимые, они вроде урожайней бывают, — чтобы зиму зерно в земле простояло?
— Да тут зима лютая, непонятно, как зерно в ней будет. Лучше по весне сеять, так точно с зерном останемся. Это там, — дед неопределенно махнул рукой, — где местечко наше было раньше, там так делали.
— А что сеять будем? Пшеницу?
— Не, рожь будем сеять, она кормилица, завсегда урожай есть. Пшеницу по Днепру сеют — там она хорошо идет. Волами пашут, лошади не берут землю-то у них.
— Ладно, так пахать-то сколько будем?
— У нас зерна на высев на четыре десятины, я восемь пудов зерна сохранил, — похвастался дед, — дай Дажбог урожай сам-третий будет, на следующий год больше высеем.
Так, пуд это у нас шестнадцать килограмм, значит — 128 килограмм зерна. Сам-третий — это типа урожай один к трем? Тонну посеял — три собрал? В нашем случае, центнера три-четыре соберем. Не густо, не густо… Десятина, кстати, это сколько?
— Буревой, а где сеять будем? Покажи рукой, я в десятинах не понимаю.
Буревой показал. Получился, квадрат, метров двести на двести, ну примерно. Уже лучше, но спина все равно начала ныть.
— Ладно, разберемся, тебе виднее. А с огородом как у вас тут? Где овощи… ну, репу растите?
— Под огород мы вот тут место взяли, — дед указал на небольшой участок ляна, метров на двадцать, окруженный кустами, — тут зверь не пройдет, целее будет.
Ну да, через эти кусты и я бы не прошел. Так, надо прикинуть, что у меня там с посадкой моих, иновременных овощей, площадь прикинуть, да трудозатраты. Надо садится думать, да прикидывать. И еще про посевную — мне что-то не улыбается на своей спине тут целину подымать.
Оставили с Буревоем поле, он повел дальше в лес. Там учил меня, как норки мышиные да укладки беличьи искать, про травы рассказывал, про деревья, тыкал на растения, рассказывал как время сева определять по цветкам, да насекомым. Передавал местный передовой опыт аграрных технологий. Показал дупло, сказал тут пчелы есть в лесу, он у них мед берет. Он их дымом окуривает, за забирает половину, половину пчелам на прокорм оставляет. Я так по крайней мере понял. Еще он травы разные собирал, мне тоже показывал. От болезней разных, от живота, от температуры («горячки», как Буревой выразился).
— Буревой, я думал травами лекарственными… ну, лечебными бабы занимаются, знахарки там всякие. Ты тоже знахарь?
— То ты прав, Сергей, раньше этим Крижана занималась, она у нас за больша́чку была, ее это работа для рода была. Да и сейчас наши, Зоряна с Ледой, для своих малых собирают, что по весне в силу вошло.
— А Агна?
— А Агна в других местах жила, там свои травы были, тут нет таких. Они ее с собой берут, учат значит.