Погоня в тумане
— Выдержу. Ты меня не знаешь. Я железный. Не отступлюсь.
— Похвально. А теперь помолчим, чтоб не портить аппетита.
В стволе трубы сгущалось молчание. Белесое пятнышко неба, вначале еще видневшееся вверху, все больше тускнело. Слесаренко от холода весь трясся. Он снял пальто, кое-как выжал закоченевшими руками, снова надел. Теплее не стало. Но полностью раздеться и отжать белье у Слесаренко не хватило духа. Мартынов мог в любую минуту спуститься, голым за ним не побежишь.
— Зав, ты здесь? — послышался снова голос.
— Здесь, — еле откликнулся негнущимися губами Слесаренко.
— Ты, помнится, в сардины влюблен? Держи, я тебе бутербродик сработал.
Наземь шлепнулся бумажный пакет. Он лежал метрах в двух, смутно белея в темноте. Слесаренко с минуту глядел на пакет, потом осторожно раскрыл его. Между двумя ломтями хлеба было зажато три сардины. Слесаренко съел подарок, теплее не стало, но бодрости добавилось.
— Зав, как чувствуешь себя? — допрашивал неугомонный Мартынов.
— Подходяще, — ответил Слесаренко и хмуро добавил: — Подкупал меня если, так не надейся. Не на того напал, понял?
— Простое человеколюбие. Привык по-братски заботиться о сторожах. Теперь, зав, ты меня не отвлекай. Приступаю к работе.
— Какая работа на трубе?
— Нормальная. Буду передавать шифрованное донесение. Так и озаглавлю: «Операция на трубе».
— Труба твоим операциям, вот что!
— Не сразу, директор, не сразу. Три, четыре важных донесения еще отстукаю. Тут у меня милая книжечка, все самое важное в ней записано — сейчас выберу нужный текст.
— Сам признаешься — шпионская книжка…
— А чего перед тобой запираться? Ты не опасный… Так, так. Отличный кусочек. Эй, зав, вспоминаю, как жену твою зовут, Ниной?
— Нина Трофимовна. — Слесаренко покоробило столь непочтительное отношение к его супруге.
— Трофимовна — длинно передавать. А вот Нина — это можно!
И опять в трубе повисло молчание. Темнота стала такой густой, что казалась плотней воды. Холод усилился, стало совсем невтерпеж. Побегать бы, подумал Слесаренко и стал выбираться наружу.
На воздухе было еще холоднее, чем в трубе. Ветерок, хоть и маленький, жег сквозь мокрую одежду. Слесаренко сделал шаг, другой.
Неподалеку послышалось стрекотание мотоцикла, блеснули фары. Заведующий, пошатываясь, двинулся к мотоциклу и завопил:
— Сюда! Сюда! Я тут…
Споткнувшись, он упал и не сумел сам подняться. Милицейский мотоцикл с коляской остановился рядом. Молодой милиционер помог Слесаренко стать на ноги.
— Мокрый вдрызг, — констатировал милиционер деловито. — Где так угораздило?
— Миленький, в самый раз ты! — бессвязно бормотал Слесаренко. — Такое дело, понял? В Преголю швырнули! И кто, представляешь? Шпион! Непредставимо же!
— Шпион?
— Шпион! Диверсант. Сперва топил, потом спас. Молодой, черноволосый, пальто тоже черное. И теперь забрался на трубу. Донесение передает по радио. Все важные секреты!
— Важные секреты, говорите? А о чем, не знаете, гражданин?
— О моей жене, Нине Трофимовне, по радио шифровкой… Это одно знаю.
— Ясно, — сказал милиционер. — Если о Нине Трофимовне, так только — шифровкой… Дохните-ка на меня, гражданин.
— Да нет, ты послушай!
— Уже слышал. Одни пьют до белых слонов, другие — до зеленых чертей, а чтоб до шпионов на трубе — впервые встречаю. Садитесь в коляску!
Милиционер вежливо, но властно взял Слесаренко за руку.
— Уйдет же! — возопил заведующий. — Мартынов он! Из моря вылез. На трубе сейчас. А спустится…
— Ясно, ясно! Шпион. Диверсант Мартынов. Вылез из моря. В воде вас топил, потом из воды вытаскивал. Сейчас на трубе передает шпионское донесение о вашей жене. А спустится, устроит диверсию в руинах. Говорю вам, все ясно. Сопротивляться не надо. Садитесь спокойно.
Говоря все это, милиционер хладнокровно подтаскивал заведующего турбазой к мотоциклу.
— Убежит! — со слезами надрывался трясущийся Слесаренко. — Пойми, убежит же!
— Далеко не убежит. Доктора живо поймают… Я вас застегну, чтобы не продуло. Держитесь крепко.
Поселок был недалеко, мотоциклист домчал туда минуты за три. В дежурке сидел у телефона сержант. Он только поглядел на Слесаренко и убежал в соседнюю комнату, а оттуда вернулся с комплектом белья и поношенной, но чистой одеждой.
— Переоденьтесь, гражданин. Несчастный случай?
— Да вроде, — сказал улыбающийся милиционер. — Многовато газу дал. — Он выразительно щелкнул по воротнику. — Всякая блажь теперь мерещится.
— Не блажь, — сказал Слесаренко с обидой. — Жуткая истина, вот что.
Милиционер коротко передал рассказ Слесаренко. Сержант засмеялся, но, поглядев на отчаянное лицо заведующего турбазой, посерьезнел и сказал сочувственно:
— Не тревожьтесь, товарищ! Бывает, конечно. Но медицина теперь, доложу вам…
Зазвонивший телефон прервал сержанта. Он сказал: «Дежурный слушает!» — и лицо его окаменело.
— Понимаю. Обнаружен в районе заброшенного пивного… Одну минутку. — Он быстро спросил Слесаренко: — Где твой гад заховался? Живо! Его уже ищут.
— На трубе! — закричал Слесаренко, ликуя, что наконец ему поверили. — Передай — на трубе!
— Координаты такие — заводская труба! Один товарищ только что оттуда — самолично беседовал… — сказал сержант в телефон. — Можете прямо туда. Мы тоже выходим. — Он схватил шинель и шапку, ощупал, на месте ли револьвер. — Пошли, живо!
Первым выскочил милиционер, вторым сержант, а за ними Слесаренко. Заведующий турбазой снова — уже без подталкиваний — влез в коляску, а сержант поместился сзади.
На развилке дорог мотоцикл осветил шедшую навстречу без огней машину. С нее соскакивали пограничники. Слесаренко узнал лейтенанта Петрова.
— Сюда, сюда! — сказал сержант, углубляясь в туннель, образованный двумя рядами лип, сомкнувшихся кронами над узкой мостовой. — Идите за мной.
— Не сюда, — запротестовал Слесаренко. — Я за ним по берегу бежал.
— По берегу он шел, чтобы не увидели, а дорога — здесь. — Сержант, вынув револьвер, прибавил шаг.
Через несколько минут труба была оцеплена. Лейтенант, таясь за стеной, навел бинокль на вершину трубы. Ничего не увидел. Если Мартынов не убежал, то обходился без света. Лейтенант шепотом приказал солдатам идти за собой. В это время из лаза выскользнула человеческая фигура. Лейтенант проворно шагнул назад, в укрытие. Слесаренко снова затрясся, но уже не от холода, а от злости — он узнал коренастого Мартынова.
Мартынов, останавливаясь и прислушиваясь, передвигался вдоль стены. А когда он хотел повернуть в сторону леса, его схватили сразу четверо.
— Тихо! — сказал Петров. — При попытке к бегству, ясно?.. — Он проворно защелкнул наручники и осветил фонарем лицо арестованного. — Он?
— Он! — сказал Слесаренко. — Точно, он. Выпивал со мной, о моей Нине Трофимовне шифровал… Еще не было на свете такого паразита!
Мартынов улыбнулся Слесаренко, как лучшему другу.
— Переодеться успел? Теперь могу не тревожиться, что заболеешь.
— Теперь о себе тревожьтесь, Мартынов, — сухо сказал лейтенант.
Некоторые уточнения
В кабинете следователя Денисов вынул из портфеля шифровку и молча вручил ее. Следователь удивленно воскликнул:
— Да это же стихи! Не так ли?
— Стихи. И смею вас уверить — отличные стихи!
Денисов торжественно прочитал наизусть то, что стояло в расшифрованной депеше:
Скучно, грустно… Завтра, Нина,Завтра, к милой возвратись,Я забудусь у камина,Загляжусь не наглядясь.— Знакомые стихи, — сказал следователь задумчиво. — Не Пушкин?
