Дневники 1926-1927
— Сам, — отвечаю, — в этом я виноват, сознаю, а ведь ежели бы он не ткнул, я бы не резал конец.
— Он бы и не ткнул, — отвечает судья, — ведь ты упустил лошадь. Ты?
— Я, ну вот видишь, сознаешь?
— Сознаю.
— Ну, помиритесь.
Тогда, вижу я, надо кончать и говорю:
— Ну, спасибо тебе, Самойло!
— Не на чем, — отвечает он, — ты это сам: зачем ты лошадь пущал?
— Спасибо, — говорю, — спасибо.
— Первое: упустил, а второе: зачем ты резал кишку.
— Спасибо, спасибо.
С тех пор постоянно думаю, когда застигнет беда, о вине своей, но и врагов понять не могу: врага любить невозможно.
— Да, так и сказал: сам виноват. После того я обернулся к Самойле и говорю ему: «Спасибо тебе!» Он же мне на эти горячие слова мои горькие, ничего не поняв, как судья: «Да, Василий, не надо было тебе кишку обрезать!» Вот ведь как прижали человека: он живот пропорол и не виноват, а я полтора вершка кишки отрезал, и вся вина на меня.
Есть точка зрения, с которой кажется, будто люди ползут, как муравьи, но есть, наверно, и такое зрение, которое может муравьев различать, как людей.
28 Августа. Росистое утро с крепкими болотными туманами. По времени должен быть вот-вот прилет дупелей. Что если завтра махнуть в Константиновку?
Сегодня: отправить Леву к Воронскому, прописаться, получить деньги, купить дроби № 10-й. Леве наказ: к Воронскому — Рогову, к Смирнову, купить «Родники».
По поводу хорошего человека Екатерины Михайловны.
Да, конечно, не надо грустить о положении хорошего человека среди тысяч хищников, это верно: только великая борьба так закаляет хорошего человека, что все вдруг обертывается, прежний робкий человек с неожиданной силой обрушивается всей правдой и легион исчезает (тако да исчезнут бесы) {35}.
Т. 1-йОхотаI. Охота за счастьем. Рассказ из своей жизни. 1 лист.
II. Собаки
1) Ярик.
2) Война и мир.
3) Собачья память.
4) Любовь Ярика.
5) Анчар.
6) Смертный пробег.
III. Круглый год
Зима. Солнцеворот. Мой Фрам. Волки.
Весна. Фаунист. Крутоярский зверь. Ток.
Лето. Болото.
Осень. Птичье кладбище.
IV. Путешествия.
1) Степь — пустыня.
2) Черный араб.
3) Славны бубны.
V. Детские рассказы.
29 Августа. Смета жизни.
Обед и ужин на человека 90 к. = в месяц на 3-х 81 р.
Чай в месяц — 1 ф. — 4 р.
Сахар 10 р.
Керосин, Спички, Мыло, Зуб. порошок 11 р. 25 коп.
Соль, вода, мытье полов, стирка
Дрова 12 р.
Овсянка собакам 5 р.
___________________
123 р.
Выдано до 1-го Октября — 106 р. 25 к.
Имеется денег:
За «Огоньком» — 80 р.
За «Красной Новью» — 200 р.
В Переславле — 300 р.
На руках — 400 р.
________________
980 р.
Итак:
на жизнь в Сергиеве — 123 р.
Если Лева в Москве будет, то + 30 р.
за Петю — 30 р.
На устройство дома и ремонт одежды — 67 р.
_________
250 р.
Следовательно, на имеющиеся деньги с расчетом, что хозяйке за дом будет платить 100 в месяц ГИЗ, хватит на 4 месяца, от 1 Сент. до 1-го Февраля.
Выезжаю на охоту в Посевьево к егерю Мерелиза Алексею Михайловичу Егорову, взято с собой 40 р. — остается дома 270 руб., и для Екат. Мих. — 100.
1 Сентября. Вчера вернулся из Посевьева, где убил двух бекасов, которые обошлись мне по 10 руб. Пролетного дупеля еще нет, но ласточки табунятся, на лугах везде турухтаны. По местным наблюдениям пролетный дупель бывает от 1-го старого Сентября.
Раньше это была охота Мерелиза и на болоте была всякая дичь, как в магазине на Кузнецком у Мюра {36}, теперь тут — бардак, а не Мюр и Мерелиз.
Убит на днях кавказский тетерев.
Утиные перелеты сбиты.
Пролетный дупель мельче местного, короче, темнее, полет быстрее.
Кто-то натаскивает 9 собак и передавил всю молодежь.
— А вы знаете, что такое троцкизм?
— Знаю.
— Что?
— Самолюбие.
О Троцком, вообще, что он крайне самолюбивый и жадный, что ему — только бы он и как можно больше уток набить: 300 раз выстрелил и убил двадцать, ему двадцать нужно. И очень завистливый.
— Но, кажется, он очень любит с детьми разговаривать, добрый для детей?
— Разговаривает, только это все — обезьянка.
<Запись на полях> На том польза.
— Я на тебе не повис, Лев Давыд.
Если я что-нибудь люблю, и мое пристрастие не мешает другому, то почему это мое любимое не может быть моей собственностью?
Ваня провожал Т-о на тетеревей: 16 раз стрелял, убил трех. «А о чем разговаривали?» — «О всем». — «Ну, как о всем?» — «Спрашивает меня, нравится ли мне советская власть». «Власть, — отвечаю, как власть, тут нравиться нечему. Яблоко может нравиться, а власть не едят». «Ну, а все-таки, — спрашивает, — как против прежнего». «Против прежнего, — отвечаю, — теперь, конечно, крестьянину тяжелее». «Погоди, — говорит, — мы наладим».
Куропатки глупы: летают все на одно и то же место. Ястреб проследил, куда летают куропатки, и по утрам только собираются лететь, а он уж сидит на дереве и дожидается. И когда заметили ястреба, им бы надо кидаться в снег, чтобы совсем не видно было, а они в снег только голову. Ястреб видит кончик, просто берет и несет куропатку, как повар на сковороде.
Тетерев умнее. Раз было, вылетели тетерева на березовые почки, огромная стая, штук сто. Я слежу издали, смотрю, ястреб налетел, они сразу от него все ударились в снег — и нет ничего. Ястреб тоже ударился, сидит и глядит, где же они? Вот это ему не дано, чтобы понять и вытянуть из-под снега. Они в снегу лежат, а он ходит над ними, вот ходит, вот ходит. Я стал подкрадываться, шагов триста полз и выглянул: он шагов на 50 от меня все ходит, все ходит. Я шпокнул его. Потом подошел к ямкам, вылетает черныш — я раз! — готов, вылетает другой — раз! — готов.
— А какой же Ленин?
— Ничего, только взгляд очень жесткий; сразу узнаешь: Ленин.
Так он шутит, конечно, простой, только взгляд тяжелый. В 20-м году приехал ко мне, с ним было еще два каких-то, все с маузерами, с браунингами, наклали мне на лавку ворох. Не люблю револьверы, у охотника должно быть ружье, а не это: не люблю. Дал мне Ленин два револьвера и себе в карман два положил. Пошли на тягу. Поставил его и сам стал неподалеку. Слышу, летит, вижу — прямо на него. Целится, целится — хлоп! что он ружье плохо приложил, или заряд велик, толкнул его в плечо, он попятился, а сзади пенек, и гляжу, брык Ленин навзничь. «Что с вами, Владимир Ильич?» — «Ничего, — говорит, — стань рядом со мной». Стал. Летит вальдшнеп. Целится. Я угадал: как раз с ним вместе ударил. Вальдшнеп упал. Нашел я его, несу и думаю: «Слышал он, что я стрелял, или не слыхал». На счастье говорю: «Вот этого ловко вы ударили». Он посмотрел на мое ружье, а оно дымится. «Разве и ты стрелял?» Не удалось соврать. «Ну, ничего, ничего, — говорит, — давай вместе стрелять». И так мы с ним штук пять вместе убили.
— Что, Алексей Михайлович, как вы считаете Ленина, в этой беде нашей есть его вина?
— Нет, Ленин тут ни при чем. Я сам раз осмелился, спросил его, пожаловался.
— Мы-то при чем тут, — отвечает он, — людей нет, вот где беда!