Сущий рай
– Да, конечно, – ответила Жюли. – Но знаете, мама думает, что они не совсем приличны!
– Как глупо!
Обе рассмеялись и переглянулись с лукавой скромностыо, которая показалась Крису особенно раздражающей.
– Может быть, они и в самом деле казались чуточку фривольными в ее время, – рассудила Гвен. – Но я бы сказала, что теперь мужчине может скорей не понравиться что-нибудь старомодное, как по-вашему?
– Ну, еще бы.
Жюли вздохнула, и на ее красивом лице мелькнуло озабоченное выражение, как будто она рассчитывала что-то.
– Если это случится так скоро, как мы надеемся, – сказала она, – я боюсь, что мы не успеем кончить все к сроку.
– Нужно будет пригласить эту белошвейку…
– Но мы не можем…
– Отлично можем. Позвольте мне заплатить ей. Пусть это будет мой подарок.
– Ах, Гвен, вы душечка! Чем мне отблагодарить вас!
Больше Крис не мог сдерживаться: его прорвало:
– О чем вы все время говорите? И к чему все это шитье? Мы что, собираемся открывать модную мастерскую?
– Я думаю, можно ему сказать? – спросила Гвен.
– Почему же нет? – сказала Жюли. – Какое это имеет значение?
– Это к свадьбе Жюли, – сообщила ему Гвен.
– К свадьбе! – Удивление Криса было очень забавно. – А с кем же свадьба? Неужели ты в конце концов решилась выйти за Ронни Комптона, Жюли?
– Конечно нет, – презрительно сказала Жюли. – Неужели ты воображаешь, что я могу выйти за зубного врача, Крис?
– Так за кого же?
– Скажите ему, – сказала Жюли.
– Если все сойдет благополучно, – снисходительно объяснила ему Гвен, – Жюли ровно через месяц станет леди Хартман.
– Не может быть! – недоверчиво воскликнул Крис.
– Почему же нет? – Жюли немедленно перешла в контратаку.
– Ты же знаешь, что представляет собой Джеральд Хартман, так неужели ты серьезно собираешься выйти замуж за такого человека?
– А почему же нет? – высокомерно повторила Жюли.
Крис почувствовал, что обе женщины готовы ринуться в бой. Он посмотрел сначала на одну, потом на другую и молча вышел из комнаты. У него было смутное ощущение, что, пожалуй, действительно кухня – самое подходящее для него место в этом доме.
Три
Чистые сердцем спят блаженно, тогда как грешники, бодрствуют.
С энергией, неожиданной в полупарализованном человеке, мистер Хейлин извлекал ряд причудливых диссонансов из своего скромного носового фагота.
Дамы почивали менее звучно, очевидно выражая свои психологические комплексы в символических снах, которые они немедленно забывали, да и все равно не могли бы истолковать, если бы даже запомнили.
Один Крис лежал без сна, полный беспокойства – не о себе, а о Жюльетте. Чистая душа, – он спрашивал себя: возможно ли, что она выходит замуж за пивовара-баронета из-за денег? Он считал это позором.
Но почему?
В конце концов немногие из обыденных человеческих начинаний требуют стольких расходов, как бракосочетание, особенно в том обширном слое среднего класса, у представителей коего претензий больше, чем наличных денег.
Желание играть роль важной персоны в течение хотя бы одного дня ведет к убранной цветами церкви и к потреблению большого количества низкопробных, но дорогих шипучих вин. Как и во все критические моменты в ее жизни, женщине требуются новые платья. Медовый месяц на континенте обходится в наши дни очень недешево: взять хотя бы обмен валюты и все такое. Юная, освященная браком любовь – важный источник дохода для агентов по недвижимости. Правда, проблема меблировки в наше время разрешена этими бескорыстными идеалистами, апостолами системы уплаты в рассрочку. Но если вы ко всему подходите всерьез и при этом еще вздумаете размножаться, вам придется иметь дело с докторами и сиделками, детской колясочкой и загородным коттеджем, потому что городской воздух вреден для младенца, и авто, чтобы возить младенца туда и обратно…
Положительно серьезный брак возможен только как дорогая прихоть богатых бездельников.
Кроме того, Крис должен был бы сообразить, что Жюли – молодая женщина без каких-либо высоких интересов в жизни, если не считать сильного желания наслаждаться удобствами и теми благами жизни, которые можно получить за деньги, что она, в сущности, идеальный потребитель, каким его представляют себе экономисты. Когда папа разорился, чем еще она могла добывать себе пропитание? Будучи молодой, хорошенькой и в точности соответствуя идеальному представлению городского дельца о чистой и нежной девушке, она могла совершить прекрасную сделку, – а этот чудак даже не позаботился спросить ее об условиях! Если она может отдать девичество в обмен на солидный пай в годовом доходе сэра Джеральда, разве это не является, попросту говоря, выгодной сделкой? Что же касается неизбежной близости отношений, то – в предположении, что непривлекательный собственник достаточно богат, – так ли уж страдают от этой близости женщины типа Жюли, как утверждают сентименталисты?
По-видимому, Крис плохо понимал истинную Цену Денег.
Попробуем теперь рассмотреть Цену Денег применительно к тому небольшому экзогамному племени, к которому принадлежал Крис, сделав попутно несколько замечаний о воле к власти.
Старый Кит Хейлин, дед нашего Криса, вне всякого сомнения обладал волей к власти, хотя он, конечно, никогда не читал Ницше. Он (старик Хейлин, а не Ницше) был мясником. Правда, сам он величал себя «мясопромышленником», но это подразумевает только более крупный масштаб дела и более высокое общественное положение, которого достигали более солидными барышами.
Так вот, во время бурской войны старик Хейлин сумел урвать кусок и удержать его. Интересно, до какой степени подобные изумительно бескорыстные примеры национальной самозащиты обогащают некоторых патриотов. Кусок был недурной: сто тысяч фунтов, как говорили в то время, когда старика сделали мэром города.
Странное дело, но фанатические приверженцы воли к власти, кажется, никогда не отдают себе отчета в том, как неприятно с ними жить, особенно их собственным детям. Один за другим сыновья и дочери старого Хейлина покидали в гневе родительский дом, отягощенные страшным бременем проклятия оскорбленного отца. Каждый раз старик мчался к своему нотариусу и в самых нелестных выражениях лишал неблагодарного отпрыска доли в завещании.
Наконец остался один юный Фрэнк – отец нашего Криса. Он удержался главным образом потому, что у него не хватило пороху сказать старику, что он о нем думает, и отчасти потому, что, желая досадить остальным детям, мэр решил сделать из Фрэнка джентльмена и послал его сначала в лучшую школу, а потом в колледж Святого духа. Благодаря этому Фрэнк никогда не бывал дома достаточно долго, чтобы дело доходило до серьезных ссор, а когда он вышел из своего колледжа, с трудом окончив его и получив диплом, старик предупредительно скончался от апоплексии, словно его прирезали секачом. Возмездие?
Когда завещание было вскрыто, юристы возликовали: оно состояло из ряда язвительнейших пунктов, в которых один за другим были перечислены и с позором отвергнуты все дети. Один Фрэнк был пощажен, и ему досталось все. Разумеется, отвергнутые стали оспаривать завещание, но после того, как юристы заработали на обсуждении этого юридически безупречного документа около десяти тысяч, Фрэнку было милостиво разрешено взять остаток себе. Простачок вроде Фрэнка с таким количеством вложенных в различные бумаги денег находился в такой же безопасности, как измученный пловец посреди Карибского моря. Его сейчас же настигла акула.
Он попался в лапы обедневшей аристократии.
Ах! Эта обедневшая аристократия, представителей которой было так много тридцать лет назад, – что сталось с ней? Что сталось с благовоспитанными старыми джентльменами, импозантные головы которых – увы! – не содержали в себе ровно ничего? Что сталось с весело сводничающими старыми леди? Где обильные выводки мальчиков и девочек, произраставших в удивительной людоедской стране ипотек и псовых охот, судебных повесток и стрельбы, исполнительных листов и любительской набивки чучел? Погибли от пращей и стрел возмутительного государственного бюджета.