Менестрель

Линнет инстинктивно приоткрыла рот. Язык Робина вторгся внутрь, но спустя мгновение смягчился так же, как чуть раньше и его губы. Их языки переплелись. Робин соблазняюще исследовал уголки рта Линнет, его язык, порхая, пробудил трепетные чувства, которые прокатились по всему телу девушки.
Она прижалась к Робину еще крепче и ощутила, как ее тело запылало в грешном сладком огне, в то время как ее кровь, казалось, замедлила свой бег и вскипела.
Линнет услышала чей-то стон, с удивлением осознав, что он зародился глубоко в ее горле. С первого мгновения, как она встретила Робина, что-то произошло с ее чувствами. Теперь девушка была погружена в ощущения, которые — она знала — могли погубить их обоих. И все же она не могла отстраниться. Еще несколько секунд …
Несколько…
Робин оторвался от ее губ, но девушка чувствовала его тяжелое дыхание на своей шее, пока он прокладывал легкими, как прикосновение крыльев бабочки, поцелуями дорожку по щеке и вниз вдоль ее шеи. Его руки возбуждающе двигались по спине Линнет. Сочетание нежности и еле сдерживаемой страсти было опьяняющим.
Одурманивающим и обольстительным… и, как это ни странно, успокаивающим. У Линнет было очень необычное чувство, как будто именно здесь, в руках Робина, ее настоящее место.
Но ее мечтам никогда не суждено было сбыться. Никогда. У нее были обязательства перед семьей. А Робин? Он не говорил о любви.
А если бы ее менестрель узнал, кем она была на самом деле?
Девушка внезапно отстранилась от Робина и вынудила себя отступить назад.
Она попыталась сделать второй шаг, но его рука поймала ее запястье. Руку Линнет будто сковали железными кандалами.
— Я не позволю вам снова убежать, — сказал Робин, — пока не узнаю, где вас найти.
Она склонила голову:
— Я не могу сказать.
— По крайней мере, теперь я знаю, что вы не эльф. И не фея.
Пальцы девушки сжались в кулак. Иначе она подняла бы руку и коснулась лица менестреля, как только что это делал он.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Эльфы так не целуются.
— А вы целовали многих эльфов? — Линнет отчаянно хотела, чтобы беседа пошла в другом направлении. Она подняла глаза, чтобы встретить его взгляд, надеясь, что ее лицо не покраснело настолько, насколько ей показалось.
Робин криво улыбнулся.
— Да, тут вы меня поймали. У меня мало опыта в подобных вещах, — ответил он с ноткой юмора в голосе. Его голос обезоруживал. Ему… невозможно было сопротивляться.
— Если у вас есть хоть какой-то опыт, то у вас передо мной преимущество, сэр, — сказала Линнет.
— Нет, не думаю, — возразил Робин, поглаживая ее руки своими пальцами. — У меня нет никаких преимуществ. Эльф или нет, вы околдовали меня. Я боюсь, что если позволю вам уйти, то никогда не увижу вас снова.
Поколебавшись, он добавил:
— Никто в деревне не слышал о Мэри, которая ездит на лошадях, как Диана, и чей отец работает с лошадьми.
— Вы спрашивали обо мне? — Чувство страха заставило ее напрячься.
Робин пристально посмотрел девушке в глаза.
— Существует ли причина, по которой я не должен был этого делать?
Линнет опустила глаза.
— Мое доброе имя. Этой причины недостаточно?
— Я ясно дал понять, что должен юной леди монету, поскольку она помогла мне, когда я в этом нуждался. И что мне хотелось бы отблагодарить ее. Я не сказал ничего, что могло бы вам навредить.
Не умышленно. Но цвет ее глаз был необычен. Если он описал ее…
Теперь во взгляде Робина появился вопрос.
— Скажите мне, где вы живете, — попросил он. — В Клендене?
Линнет покачала головой. Святые небеса, что она наделала? Ей только не хватало, чтобы Робин поехал в замок и описал девушку, которую встретил в лесу. Он же может поплатиться за это жизнью.
— Вы не должны искать меня, — взмолилась она.
— Не думаю, что смогу отказаться от поисков.
— Вы должны. Вы обязаны пообещать мне это сейчас же.
— Почему?
— Я… обручена. — Это была небольшая ложь. Линнет будет обручена к концу недели. — Мой жених захочет… попытаться убить вас.
— Вы полагаете, что он может это сделать?
— Нет, — мягко произнесла девушка, окинув взглядом сильные мужские плечи и оценив уверенность, с которой держался менестрель. Он мог защитить себя. Но против Робина выступил бы ее отец, а их силы не шли ни в какое сравнение. И живым из этого поединка ее отцу не выйти. А потом на Робина начнется охота. И его убьют. Он мог постоять за себя, но один человек ничего не мог поделать с превосходящим числом противника.
Робин. Ее отец. Она бы не вынесла, если бы стала причиной смерти любого из них.
— Вы не любите его, — уверенно заявил менестрель.
— Нет, я…
— Да, — настоял он.
— Нет, люблю, — упрямо повторила Линнет, хотя понимала, что ее глаза, должно быть, опровергали это заявление. Девушка не могла отвести взгляд от своего менестреля, от решительно стиснутой мужской челюсти, жгучего пламени в его глазах. Она даже отойти от него не могла.
— Вы прекрасны, — неожиданно сказал Робин. — Я завидую ему.
— Я самая обыкновенная, — возразила девушка. Она всегда это знала. Никто, конечно, такого не говорил. Не так чтобы очень многословно, но люди всегда восхищались красотой ее сестер и редко говорили то же самое о ней. Ее зеркало, сделанное из полированной стали, отражало совершенно обычное лицо.
— Только для слепца, — ответил Робин, в то же время сжав ее руку в своей и поднеся ко рту. — Он, должно быть, на самом деле плохой ухажер, если не сказал вам, что ваши волосы цвета медно-красного солнца, а глаза отражают все самые необыкновенные цвета природы.
Линнет ошеломили его слова. И жест. Так обычно делали при дворе короля, но Робин не был придворным, хотя иногда разговаривал так же, как они. По его собственным словам, он был солдатом, пытающимся добиться лучшей доли.
Взволнованная, она вернулась к своему вопросу.
— Вы поклянетесь, что не будете задавать вопросы обо мне?
— Я не даю необдуманных клятв, госпожа, — ответил он, хорошо помня свою последнюю клятву, ту, которую дал своей матери. — А я не уверен, что смогу сдержать данное слово.
— И в чем же вы уже поклялись?
Что женюсь по любви. Эта клятва навлекла на него беды.
— Что я буду верен королю. — Если только две эти клятвы не будут противоречить друг другу.
— Вы его видели? — спросила Линнет. — Кое-кто поговаривает, что он погубит страну.
Дункан осторожно начал подбирать слова. Кленден находился в северной Англии, жители которой, по большей части, были преданы йоркистам.
— Он издает законы, защищающие права граждан. Король кажется достаточно справедливым человеком. — Дункан взял девушку за руку и повел ее к сухому клочку земли. — Но вы так и не сказали, где я смогу вас разыскать.
— Я не могу этого сделать, — печально ответила Линнет.
Скажи ей. Расскажи ей, кто ты. Но как только он это сделает, все изменится. Они уже больше не будут двумя незнакомцами с одинаковым положением в обществе, которые наслаждаются компанией друг друга. Станет ли Мэри испытывать благоговейный трепет перед ним? Или ужаснется его лжи? Его ухищрениям? Будет ли думать, что он лишь забавлялся с нею?
Дункан не был готов разрушить магию этих мгновений.
Но и отпускать ее сейчас, не узнав о ней больше, Дункан не хотел. Он хотел узнать о том, где она научилась так правильно разговаривать. Или так хорошо играть и петь. Была ли Мэри горничной у леди или, может, внебрачным ребенком какого-нибудь знатного человека? Но ведь она говорила, что ее отец — конюх. Ни одно из объяснений не имело смысла.
Он порывисто схватил ее за руку.
— Поедемте со мной, — предложил Дункан.
Он не мог вспомнить, когда в последний раз поддавался своим чувствам. Даже эта поездка с целью найти невесту не была сиюминутным порывом. Она была просчитанной, старательно обдуманной, нацеленной на незамедлительный результат.
Предложение служанке сбежать с ним было сиюминутным порывом. А брак мог оказаться гибельным — для них обоих. Генри Тюдор ясно изъявлял свою волю. Любой, кто пытался ослушаться короля, делал это на свой страх и риск. То же касалось и людей, которых они любили.