Годы прострации

Я вышел и увидел старую миссис Льюис-Мастерс, поднимавшуюся в горку на ходунках. Тимбукту? Глядя на миссис Льюис-Мастерс, я ни за что бы не подумал, что она переписывается с кем-нибудь, кроме дальних родственников из глухой английской провинции, обмениваясь с ними образцами для вязания и сочувствуя мукам, которые они претерпевают, связываясь с банком через колл-центр в Калькутте.
Взвесив мою посылку, миссис Уэллбек добавила:
– Она пишет в Тимбукту раз в две недели, посылает открытки на Рождество и Пасху, а в начале июля поздравляет адресата с днем рождения.
Почта Мангольд-Парвы похожа на иллюстрацию к детской книжке Грейси, разве что мистер и миссис Уэллбек не белки, одетые по моде позапрошлого века. Каждый квадратный дюйм помещения занят полками со всякой продукцией, хотя, сдается, Уэллбеки давно оставили попытки разобраться в своих товарных запасах. Банки с фасолью соседствуют с пачками конвертов. Ручки и карандаши делят полку с консервами для кошек и собак. Поздравительные открытки свалены как попало в коробку из-под обуви: за «Счастливого первого дня рождения!» следует «Соболезнуем вашей недавней утрате».
Полки с канцтоварами заманивали меня роскошными блокнотами на спирали с девственно белой бумагой, черными линейками и полями, отчерченными красным. Меня влекло к ним, как других мужчин влечет к игрушкам для взрослых в сексшопах.
– Опять блокнот? – удивилась миссис Уэллбек. – Что вы с ними делаете, едите их?
– Ведь мистер Моул у нас писатель, – сказал мистер Уэллбек. В его голосе мне почудилась насмешка, словно он потешался про себя.
– Я тоже могла бы написать книгу, – заявила миссис Уэллбек. – На этой работе мы столько всего навидались и наслушались, вы не поверите.
Я считаю своим долгом не спускать людям вроде миссис Уэллбек пустое литературное бахвальство.
– Тогда почему бы вам не взяться за книгу? – спросил я.
– Взялась бы, будь у меня время, – взгрустнула миссис Уэллбек.
– Венди – блестящая писательница, – встрял ее муж. – Вся родня восхищается ее письмами.
– Но книга – несколько иное дело, верно? – гнул я свою линию. – Книге необходима композиция, сюжет, характеры.
– А в пунктуации ей просто нет равных, – продолжал Уэллбек. – Уж она точно знает, когда нужно поставить точку.
– Тогда вперед, пусть пишет книгу.
– Говорю же, у меня времени нет, – сказала Венди с неуместным, на мой взгляд, раздражением – ведь она беседовала с клиентом.
– Но почему? Что вы делаете в те часы, когда не работаете? – Меня искренне интересовал этот вопрос.
– Восемь из них я сплю, – ответила миссис Уэллбек.
– А остальные? – Я не мог остановиться, хотя и понимал, что, по сути, уличаю ее во вкусах и пристрастиях, неподобающих истинному творцу.
– Стряпаю, убираю, стираю, глажу, решаю судоку по одному в день, копаюсь в саду… – перечисляла Венди.
Но я-то знаю, что миссис Уэллбек – пылкая поклонница телесериалов. Я часто слыхал, как она по-свойски обсуждает персонажей из «Обитателей Ист-Энда», «Улицы Коронации» и «Эммердейла».
– А телевизор? – перебил я. – Разве он не отнимает у вас то время, которое вы могли бы использовать для творчества?
Супруги переглянулись. Крепко я их прищучил! Крыть им было нечем – то-то и оно! Однако упоения победой я не испытывал и, желая выразить сочувствие миссис Уэллбек, купил еще один блокнот в пополнение моей коллекции.
По пути домой я легко нагнал миссис Льюис-Мастерс, она все еще ковыляла вверх по склону под проливным дождем. Я пошел рядом с ней похоронным шагом, раскрыв над нами зонт. Мой маневр слегка напугал старушку, и она торопливо перевесила сумочку на другую, дальнюю от меня, сторону ходунков. Я развеял ее опасения, заговорив на спорную тему о цветочных корзинках, висевших на каждом доме и фонарном столбе.
Миссис Льюис-Мастерс поглядела на корзинки с отвращением.
– Будь я помоложе, – выговор у старушки был такой, что даже королева позавидовала бы, – прокралась бы ночью и уничтожила эту ужасную безвкусицу.
Она остановилась и вперила взор в ярко-оранжевые цветы, буйно разросшиеся в зеленом пластиковом горшке, висевшем на скобе рядом с салоном «Побалуй себя».
– Это что за цветы? – спросил я.
– Бегония, – процедила миссис Льюис-Мастерс. – Совершенное позорище. В растительном мире они как Маргарет Тэтчер: аляповатые, назойливые, и спасу от них нет.
Я взглянул на старуху иными глазами. Исходя из возраста, внешнего облика, манеры говорить, я бы не колеблясь причислил ее к поклонницам Тэтчер.
Мы почти одолели подъем, но, прежде чем распрощаться с миссис Льюис-Мастерс, мне очень хотелось выяснить, кому она регулярно пишет в Тимбукту.
– Вам еще далеко идти? – спросил я.
– Нет, вон мой дом. – Она указала на оштукатуренный кирпичный особняк, стоявший на самой вершине холма.
– Словом, ближе, чем до Тимбукту? – сказал я как бы в шутку.
– Тимбукту? – Старуха подняла голову и уставилась на меня. – С чего вы вдруг приплели Тимбукту?
– Ни с чего, просто мой отец обычно так выражается, когда хочет определить расстояние.
Пожелав моей спутнице всего хорошего, я поспешил прочь.
Дома я погуглил Тимбукту и узнал, что это столица африканского государства Мали, расположенного на южной окраине Сахары, там пустыня граничит с рекой. Арабские племена привозят золото с юга и соль с севера, и когда-то Тимбукту называли местом, «где верблюд встречается с каноэ».
 
Четверг, 12 июля
 
Утром Грейси закатила жуткий скандал. Она требовала, чтобы ей разрешили пойти в школу в костюме Русалочки. Мы с Георгиной чувствовали себя совершенно беспомощными перед лицом нашего беснующегося ребенка. Я попытался объяснить дочке, что костюм ограничит ее в движениях, а из-за хвоста, намокшего в лужах, она не сможет добраться до школы. И напомнил, что в сказке Русалочку всюду носили на руках или сажали на скалы.
– Я – рыба! До школы я доплыву! – визжала Грейси, наряженная в костюм то ли рыбы, то ли девицы легкого поведения. Я торопливо сел на велосипед, оставив разбушевавшуюся дочь на жену. Дождь лил как из ведра, ну и пусть.
Я бы и тайфуна не испугался, лишь бы убраться подальше от этого визга.
Мистер Карлтон-Хейес опять отсутствовал. Молодой человек в черных квадратных очках спросил, нет ли у нас чего-нибудь по тропическим болезням. Вид у него был не очень здоровый, и я решил держаться от него подальше, отправив посетителя к полкам с медицинской литературой. Парень открыл книгу Рэйчел Исбы «Скоротечные инфекционные заболевания и тропическая медицина», полистал ее минут двадцать, причем его беспокойство неуклонно нарастало, а затем рванул прочь из магазина, так ничего и не купив.
Когда он ушел, я опрыскал торговый зал магазина «Деттолом», дезинфицирующим антисептиком, – на всякий случай. Я не могу позволить себе заболеть.
 
Суббота, 14 июля
 
Найджел позвонил мне на работу и объявил, что он влюбился «в такого же слепца, как я сам»! И когда же мой друг поумнеет? Было бы куда лучше для всех, если бы он запал на человека с нормальным зрением. А теперь Найджел и его новый партнер Ланс Ловетт в обнимку станут бродить на ощупь, натыкаясь на мебель, проливая напитки, и так же, не размыкая объятий, попадут под машину!
Я указал Найджелу, что он роет себе яму.
– Но у меня есть надежный помощник – Грэм, – возразил он.
– Грэм – собака, Найджел! Он с одним хозяином с лап сбивается, и несправедливо навязывать ему сразу двух слепых. Пес не обязан работать сверхурочно.
– Да не волнуйся ты так за Грэма, – рассердился Найджел. – Он обленился как черт знает что. Вчера я попросил его принести чистое полотенце из сушильного шкафа, а он даже ухом не повел.