ПСС, т.1

116	В. И. ЛЕНИН
не умереть с голода, недостаточно одним мужчинам заниматься промыслом, — ведь они занимались им и прежде в свободное от земледельческих работ время — нужно, чтобы и другие члены семьи искали постороннего заработка...
... Приведенные нами цифровые данные в таблицах указали нам и на другое явление; в этих селах, деревнях увеличилось также число людей, имеющих 2—3 лошади, коровы. Следовательно, благосостояние этих крестьян увеличилось, а между тем одновременно с этим мы заявили, что «все женщины, дети такого-то села поголовно занимаются про­мыслом». Чем же объяснить себе такое явление?.. Чтобы уяснить себе это явление, нам придется посмотреть, какою жизнью живут эти села, познакомиться поближе с их до­машней обстановкой и тогда, может быть, уяснить себе, чем вызывается это сильное стремление к производству товара на сбыт?
Мы здесь, конечно, не станем подробно исследовать, при каких счастливых обстоя­тельствах из среды крестьянского населения выделяются мало-помалу более сильные личности, семьи, вследствие каких условий создается их благосостояние и вследствие каких общественных условий благосостояние это, раз появившись, может быстро воз­расти и возрастает настолько, что значительно выделяет одну часть жителей села от другой. Достаточно проследить этот процесс, указывая на одно из самых заурядных яв­лений крестьянского села. В деревне такой-то крестьянин слывет между своими одно­сельчанами за здорового, сильного, трезвого, работящего человека; у него большая се­мья, все больше сыновья, отличающиеся таким же крепким сложением и хорошим на­правлением; живут они все вместе, не делятся; получают надел на 4—5 душ. Понятно, что для обработки его все-таки не требуется всего наличного числа рук. Вот 2—3 сына занимаются отхожим или местным промыслом постоянно, и только во время сенокоса на короткое время бросают промысел и помогают семье в полевых работах. Заработок отдельных членов семьи не дробится, а составляет общее достоя-
	ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ	117
ние; при прочих благоприятных условиях он значительно превышает расход на удовле­творение потребностей семьи. Является сбережение, вследствие которого семья в со­стоянии заниматься промыслом при лучших условиях: может покупать сырой материал на чистые деньги из первых рук, произведенный товар продавать тогда, когда он в це­не, может обойтись без посредства разных «датчиков», торговцев и торговок и т. п.
Является возможность принанять одного рабочего, другого, или раздавать работу по домам бедным крестьянам, потерявшим возможность совершенно самостоятельно вес­ти какое-либо дело. В силу этих и других подобных условий, приведенная нами силь­ная семья имеет возможность получать прибыль не только от своего собственного тру­да. Здесь мы, конечно, не касаемся тех случаев, когда из среды таких семей развивают­ся личности, известные под именем кулаков, мироедов, а рассматриваем лишь самые обыкновенные явления в среде крестьянского населения. Таблицы, помещенные во II томе Сборника и в вып. 1 тома VI, ясно показывают, как по мере ухудшения положения одной части крестьянства является в большинстве случаев увеличение благосостояния другой, малой части его или отдельных членов.
По мере того, как занятие промыслом распространяется, сношения с внешним ми­ром, с городом, в данном случае с Москвой, становятся чаще, и некоторые московские порядки понемногу проникают в село и проявляются вначале именно в этих более за­житочных семьях. Заводится самовар, необходимая стеклянная и фаянсовая посуда, одежда «почище». Если эта чистота одежды у мужика вначале проявляется в том, что он вместо лаптей наденет сапоги, то у женщин башмаки и сапожки довершают, так ска­зать, более чистую одежду; они прежде всего увлекаются яркими, пестрыми ситцами, платками, шерстяными узорчатыми шалями и т. п. прелестями...
... В крестьянской семье «испокон веку» водится, что жена одевает мужа, себя и де­тей... Пока лен сеяли свой,
118	В. И. ЛЕНИН
приходилось менее тратить денег на покупку материала и предметов, необходимых для одежды, и эти деньги добывались продажей курицы, яиц, грибов, ягод, оставшегося мотка ниток или лишнего конца холстины. Остальное все производилось дома. Именно такими условиями, т. е. домашним производством всех тех произведений, которые тре­бовались от крестьянок, и тем, что на это уходило все их свободное от полевых работ время, объясняется в данном случае чрезвычайно медленное развитие кружевного про­мысла в селениях Вороновской волости. Кружева плелись преимущественно девушка­ми из более обеспеченных или более многочисленных семей, где не было необходимо­сти, чтобы все наличные женские руки занимались прядением льна, тканьем холста. Но дешевые ситцы, миткаль, понемногу стали вытеснять холстину; к этому прибавились и другие условия: то лен не уродится, то захочется мужу сшить рубашку кумачную и се­бе «шубку» (сарафан) понаряднее, и вот мало-помалу вытесняется или очень сильно ограничивается обычай ткать дома различные холсты, платки для крестьянской одеж­ды. И одежда сама изменяется, отчасти под влиянием вытеснения тканей домашнего производства и замены их тканями, произведенными на фабриках...
... Этим объясняется необходимость для большинства населения стремиться к произ­водству товара на сбыт и привлечение даже детских рук к такому производству».
Этот бесхитростный рассказ внимательного наблюдателя наглядно показывает, ка­ким образом идет в нашей крестьянской массе процесс разделения общественного тру­да, как это ведет к усилению товарного производства [а следовательно, и рынка] и как это товарное производство, само собою, т. е. силою тех самых отношений, в которые оно ставит производителя к рынку, приводит к тому, что «самым обыкновенным явле­нием» становится купля-продажа человеческой рабочей силы.
ПО ПОВОДУ ТАК НАЗЫВАЕМОГО ВОПРОСА О РЫНКАХ	119
VIII
В заключение не лишним, может быть, будет иллюстрировать спорный вопрос, — слишком уже, кажется, загроможденный абстракциями, схемами и формулами, — раз­бором рассуждений одного из новейших и виднейших представителей «ходячих воз­зрений».
Я говорю о г. Николае —оне .
Крупнейшее «препятствие» развитию капитализма в России он видит в «сокраще­нии» внутреннего рынка, в «уменьшении» покупательной способности крестьян. Капи­тализация промыслов — говорит он — вытеснила домашнее производство изделий; крестьянину пришлось покупать себе одежду. Чтобы добыть для этого денег, крестья­нин обратился к усиленной распашке земель и вследствие недостаточности наделов расширил эту запашку далеко за пределы, полагаемые разумным хозяйством; он поднял до безобразных размеров плату за арендные земли — ив конце концов разорился. Ка­питализм сам вырыл себе могилу, привел «народное хозяйство» к страшному кризису 1891 года и... остановился, не имея под собой почвы, не будучи в силах продолжать «идти тем же путем». Сознавши, что «мы уклонились от освященного веками народно­го строя», Россия и ждет теперь... распоряжений начальства о «прививке крупного про­изводства к общине».
В чем состоит нелепость этой «вечно новой» (для российских народников) теории?
В том ли, что автор ее не понимает значения «производства средств производства для средств производства»? Конечно, нет. Г-н Ник. —он хорошо знает этот закон и упоминает даже о том, что он проявил себя и у нас (стр. 186, 203—204). Правда, в силу своей способности самому побивать себя противоречиями, он иногда (ср. с. 123) забы­вает об этом законе, но ясно, что
Разумеется, не может быть и речи здесь о разборе всего его сочинения — для этого нужен особый труд, — а только о разборе одного из его любимых аргументов.
120	В. И. ЛЕНИН
исправление подобных противоречий нимало не исправило бы основного (вышеприве­денного) рассуждения автора.
Нелепость его теории состоит в том, что он не умеет объяснить нашего капитализма и свои рассуждения о нем строит на чистейших фикциях.