Хорошие девочки получают все

Тереблю телефонный провод и, взвешивая аргументы за и против, размышляю – нужно ли говорить, куда ему стоило бы засунуть себе маркетинговый план.
Я должна вести себя как вице-президент и не позволять себе мелочных выпадов, какое бы удовольствие они ни доставляли.
– Он на подходе. Пришлось внести несколько незначительных исправлений.
Например, убрать «демонических верблюдов». Я уже не уверена в деловых качествах новой помощницы. Кажется, она рассеянна.
– … прогресс? – Ой! Бэннинг опять что-то вещает.
Ненавижу постоянный треп. Куда делись сильные и молчали вые мужчины?
– Э-э… извини, я не поняла.
– Я спрашиваю – есть ли прогресс? Относительно того, чтобы кто-нибудь хорошо о тебе отозвался? У тебя осталось всего три недели и шесть дней, и я думаю, потребуется немало усилий. – Он, кажется, очень доволен и уверен в своей правоте.
Проблема в том, что я почти готова с ним согласиться. Выдавливаю смешок:
– А, ты вот о чем! Не волнуйся, это сущая безделица. – Вдруг в голову приходит мрачная мысль, и я судорожно сжимаю шнур телефона. – Что именно ты ожидаешь в качестве доказательства? Письменное показание под присягой или что-нибудь в этом роде?
Бэннинг смеется. Если бы он не был таким придурком, я бы заметила, что у него сексуальный смех. Но не замечаю.
– Нет. Достаточно твоего слова. Ты так амбициозна, что не сможешь простить себе, если не сделаешь все возможное, чтобы выиграть; а твоя честность никогда не подвергалась сомнению. Проблема лишь в твоей вспыльчивости.
Кажется, это был комплимент, хотя и несколько странный? Хм…
– Хорошо. Нет проблем. Маркетинговый план будет у тебя через час. Это все?
– Ну… нет. Еще мне нужны образцы этих… штучек.
– Штучек? Пожалуйста, чуть поконкретнее. Каких штучек?
Молчание. Шелест бумаги.
Покашливание.
– Ну, ты знаешь… эти штучки. С покрытием.
Чертовски забавно. Неужели наш бесстрашный вождь забыл, что именно мы выпускаем? Или… Не может быть. Но…
– Штучки с покрытием? Ты имеешь в виду новую линию дамского белья? – Я специально говорю не то с целью проверки теории, которая все четче вырисовывается и все больше озадачивает меня.
– Нет, – раздосадованным тоном отвечает он. – Я имел в виду… сексуальные игрушки. Э-э… со смазкой.
Мне все труднее и труднее не расхохотаться. Глубоко вздыхаю, дрожа от еле сдерживаемого смеха.
– Четырехскоростные фаллоимитаторы интенсивного действия с переменным давлением и стимулятором клитора, к которым прилагается съедобная согревающая смазка? – спрашиваю весьма невинно.
По крайней мере с той степенью невинности, с которой вообще можно произнести слова «фаллоимитатор» и «стимулятор клитора». Со «смазкой» я еще как-то справляюсь.
Похоже, это удается и Бэннингу.
– Да, правильно… Э-э… смазка и все такое.
Не могу сдержаться и заливаюсь смехом:
– Бэннинг, тебе что – трудно произносить названия наших изделий? – Сканирую данные своей памяти и вспоминаю, что на собраниях он всегда говорит что-то вроде «изделие» или «предмет».
Хм… Интересно. Он взбешен.
– Конечно, нет! Просто я… м-м… не считаю нужным болтать о таких вещах на работе.
– Это и есть наша работа, забыл? Тебе кто-нибудь говорил, чем занимается «Кнут и кружево»? – Наверное, в меня вселился злой, но очень веселый чертенок, иначе ничего подобного я себе не позволила бы. – Бэннинг? Если тебе неловко говорить о сексуальных игрушках, потому что, к примеру, ты никогда ими не пользовался, то… знаешь, в этом нет ничего плохого.
– Я не…
– О, не пользовался! Я должна была сразу понять. Но тебе нечего стыдиться. Даже в наши дни не возбраняется быть девственником. Если честно, я прониклась уважением. Какая у тебя должна быть потрясающая сила воли!
– Что?! Девственником?! Да что ты… Нет, я не… – Он почти переходит на крик.
Вкладываю в интонацию своего голоса нотки мудрости и искушенности.
– Ты не обладаешь большой силой воли? Ой, прости. Наверное, просто не представилось возможности, а это еще обиднее. Зато здесь, в «Кнуте и кружеве», у всех сотрудников равные возможности, если верить тому, что мне наговорили в отделе кадров. Никто не будет презирать тебя за то, что ты… целомудренный и… не можешь произносить названия изделий.
Слыша, как он брызжет слюной от злости, я удваиваю усилия в попытке не разразиться диким хохотом. Хорошо, что разговор происходит по телефону.
– Я не девственник! К тому же это вообще не твое дело! И я могу произносить названия наших изделий! Фаллоимитатор! Вибратор! Смазка! Зажимы для сосков! Соски, соски, соски!
– Успокойся, Бэннинг. Нет необходимости так яростно отпираться. Я сохраню твою тайну. – Аккуратно вешаю трубку, едва не упав со стула.
По крайней мере, если меня и уволят, мой уход будет ярким.
Очень ярким. Господи, я сейчас лопну от смеха!
Сжимая в руке огромный стакан латте, по пути из «Старбакса» останавливаюсь у стола Брианны:
– Ты отнесла Бэннингу окончательный вариант маркетингового плана?
Она отрывает взгляд от компьютера, и я замечаю темные круги под ее глазами. Похоже, Брианна спала меньше меня. Еще только вторник, так что вряд ли это результат вчерашней попойки. Красный свитер должен прекрасно подходить к ее темным, вьющимся волосам (которым я втайне завидую – всегда хотела иметь копну кудряшек, а мне достались от мамы абсолютно прямые волосы, на которых завивка не держится дольше пяти секунд), но изможденная бледность портит вид.
Пребываю в нерешительности, напоминая себе о собственном правиле: «Никогда не задавай вопросов о личной жизни».
А, к черту правила!
– У тебя все в порядке? Выглядишь ужасно.
Она выдавливает беспомощную улыбку:
– Кирби, не ходите вокруг да около. Просто скажите прямо. Не считайте, что обязаны подсластить пилюлю.
Я немного смущена. Эта девушка так мила и застенчива, что иногда при общении с ней я чувствую себя Аттилой.
– Извини. Я просто заметила, что у тебя усталый вид. Ты здорова?
– Да, и спасибо, что спросили. Просто поздно легла спать. – Брианна внезапно выпрямляется. – Но на качестве работы это не отразится, не волнуйтесь. Я отдала отчет лично мистеру Стюарту, а не его секретарше. – Ее голос превращается в заговорщицкий шепот. – Вам стоит знать – она иногда теряет документы. На всякий случай, если вдруг надо будет что-то срочно ему передать, а меня не будет на месте.
– Спасибо. Полезная информация. Я…
Глаза Брианны внезапно округляются.
– То есть это, конечно, маловероятно, что меня не будет! Я всегда на месте. Я редко хожу пить кофе. Да и вообще почти не пью кофе – он вреден для связок. Но если я простужена, он очищает носовые пазухи, а это уже полезно для связок. – Она хлопает себя по лбу и бормочет: – Молодец, Бри. Болтай больше. Можно подумать, вице-президента по маркетингу очень интересуют твои носовые пазухи. Просто великолепно.
Мимоходом удивляюсь, почему все меня так боятся, потом вспоминаю эпопею с «хорошим человеком». Вздыхаю. Внезапно мысленно возвращаюсь на шаг назад.
– Связки? Что значит – вредно для связок? Каких связок? И пожалуйста, не вздумай рассказывать мне о проблемах с внутренними органами или что-нибудь в этом роде – это лишняя информация. Ненавижу такие подробности. – Улыбаясь, даю понять, что это лишь шутка.
Брианна начинает перекладывать на столе бумаги.
– Ой, надо же! Да нет, ничего такого. Я имела в виду голосовые связки. Я пою.
– Правда? А где? В церкви? В группе? – В голову лезет нехорошая мысль. – Ты не из тех, кто мечтает стать поп-звездой? Моя лучшая подруга работает в программе «Стань поп-звездой», она говорит, там все сумасшедшие. – Эх! Опять забыла, что нужно быть милой. – Ну, я, конечно, не считаю тебя сумасшедшей. Ты, наверное, абсолютно нормальная певица, правда? – Идиотка, тоже мне, выкрутилась!
Но видимо, ничего плохого я не сказала, потому что на этот раз она смеется по-настоящему.
– Нет, я не мечтаю стать поп-звездой. Я хочу стать оперной певицей, а это еще более сумасшедшая идея. Так что вряд ли меня можно назвать нормальной. Но спасибо, что поинтересовались.