Педагогическая этика (СИ)
Подурачившись, друзья хором советовали Одинцовой лечиться, с больной психикой, мол, не шутки шутить. Всерьез об однополом сексе ни один из них даже не думал. Зачем? Ведь девушек вокруг достаточно.
Денису, в общем-то, нравилось смотреть на симпатичных парней, но только в чисто эстетическом смысле, как смотрят на картину или скульптуру. Никакого сексуального подтекста в этом, как он сам считал, не было. В конце концов, он и красивые автомобили разглядывал с удовольствием. Рядом с собой в качестве подружки или возлюбленной, которая, наверное, когда-нибудь все же появится, он видел только девушку.
***
Валерий Андреевич постепенно из нового физика превратился в просто физика. Поначалу ему приходилось довольно сложно, учитывая его несолидную внешность, смешной для препода возраст и то, что после Маруси все воспринимали уроки физики как свое личное, неприкосновенное время. Последние два месяца Маруся перманентно пребывала в счастливом заторможенном состоянии будущей матери. Задав самостоятельно изучать параграф или включив какой-нибудь учебный фильм, она отрешенно смотрела в окно, сосредоточившись на том, что происходит внутри нее. Класс в это время занимался, чем хотел, стараясь, впрочем, не сильно ходить на головах, чтобы директор или завуч, привлеченные шумом, не пресекли этот праздник. Вот это безобразие Валера и получил в наследство.
Кроме того, если на безобидную беременную Марусю было всем плевать, то Валерка был совсем другое дело. Парни оживились и бросились доказывать, кто здесь самцы. На учителя посыпались шуточки, иногда достаточно обидные. Недоразвитый Сушкин вообще развлекался приколами в духе шестых-седьмых классов вроде воровства мела или намазывания учительского стула клеем. Но Валерий Андреевич бдительности не терял, на клей не сел ни разу, а отсутствие мела просто игнорировал. Еще у него оказалось неплохое чувство юмора, и на все провокации он отвечал, не повышая голоса и вполне в педагогических рамках, но так, что в итоге выходил сухим из воды. Иногда даже получалось, что смеялись над самим провокатором. Некоторые девчонки с появлением в школе взрослого парня воодушевились и принялись активно строить глазки. Валера делал вид, что не замечает.
Потом кто-то случайно прислушался и выяснил, что объясняет физик коротко, понятно, и довольно интересно. Постепенно стали слушать почти все. Дэн тоже слушал, но в пол-уха и отвернувшись к окну. Потому что мысленно уже был на каникулах, а физик своим видом его никак не цеплял. Фомин в то время считал достойными внимания только людей с выразительной внешностью, в свои шестнадцать наивно полагая, что яркость формы непременно отражает неординарность внутреннего мира. Вообще-то Валера не был таким уж невзрачным, как тогда считал Денис. Просто он, соблюдая учительский дресс-код, надевал в школу исключительно унылые брюкаши, нигде не облегающие и ничего не подчеркивающие, и рубашечки под стать им. И стягивал волосы в такой тугой хвост, что чуть не лезли на лоб глаза. И, стараясь казаться серьезней и старше, не позволял себе улыбаться. И от этого сильно проигрывал. Поэтому Фомин поставил ему диагноз «ни то, ни сё» и не видел причин его пересматривать.
Валера Дениса тоже не замечал, хоть и вызывал несколько раз отвечать. Он в тот момент был так занят доказательством прав и установлением границ, что ему было не до тех, кто на уроке спокойно глазел в окно. Так они и продолжали друг друга игнорить, не желая понимать, что сама Судьба свела их в этой школе, решив посмотреть, что из этого может выйти. Судьба по этому поводу не парилась. Она знала, что убежать от нее не удалось еще никому.
***
Неизвестно, сколько бы продолжалось это взаимное невнимание, если бы в последнюю неделю летних каникул они не встретились на городском пляже. Хотя встречей это вряд ли можно назвать. Просто Дэн уже уходил, а Валерка только пришел. И Дэн Валерку увидел, а тот его – нет.
В тот день с ним на пляже кроме Татьяны и Герки были еще Димка Колесов и Ирма Брауде из параллельного «А». Еще был Серега Крылов из их класса, таращившийся на высоченную, шикарно загорелую, холеную, в нужных местах округлую Ирму как дошкольник на новогоднюю елку. Танька тоже была высоченной, где надо округлой и загорелой, но с Ирмой они отличались друг от друга как ночь и день. Причем, как ни странно, Одинцовой, с ее гривой черных, вьющихся крупными кольцами волос и темными глубокими очами, пошло бы быть знойным тропическим днем, а натурально блондинистой, льдисто-голубоглазой Ирме – морозной арктической ночью. Дэн смотрел, как девчонки носятся за волейбольным мячом, мелькая бесконечно длинными загорелыми ногами, и удивлялся. Нет, откуда что берется? Одинцова, к примеру, всегда была ногастой, еще с тех невинных детских лет, когда во дворе вместе в прятки играли. Но тогда это было так, что-то голенастое и страусиное. А тут надо же, какие подставки отрастила. Просто коллекционные. Вообще, девчонки были секси.
Часа в четыре, назагоравшись, наплававшись и набесившись так, что больше не лезло, они засобирались домой. Денису, как и остальным парням, всех сборов было – одеться. Поэтому он уже давно был готов и ждал, пока девчонки сложат в большие пляжные сумки полотенца, коврики, лосьоны, расчешут спутанные локоны, отряхнут друг друга от мелкого речного песка. В общем, совершат все положенные в такие моменты девичьи ритуалы. Он сидел на берегу, курил, слушая крики речных чаек, и думал о том, что лето уже практически кончилось, промелькнуло как один день, и скоро опять в школу, когда услышал Танькино удивленное: «Ой… Валерик!»
- Какой Валерик? –без особого интереса спросил Дэн решив, что Одинцова заметила кого-то из своих «сторонних» поклонников.
- Ну, Валерий Андреич, физик наш.
- Где? – просто так, от нефиг делать, вяло поинтересовался Денис.
- Вот, -- Татьяна показывала на компанию в десятке метров от них. Народ там был постарше, чем они, возраста где-то студенческого или чуть больше. Ребята только что пришли и выбирали свободное место.
- Да где? – Дэн, хоть и смотрел в направлении Одинцовской руки, все равно не видел.
- Ну вот же, ты прямо на него смотришь!
Но Фомин все еще не видел, хотя в следующий момент уже понял, почему. Потому, что он искал глазами замухрышку физика, а Танька показывала на невысокого симпатичного парня, который действительно был их учителем и в то же время никак не мог им быть. Не могло у скучного Валерия Андреевича быть таких выгоревших почти добела, не стянутых дурацкой резинкой, свободно рассыпанных волос. Такого золотистого светлого загара. И такого голоса, мягкого, но с какой-то хриплой ноткой внутри, царапающей нервы как маленькая зазубринка, от которой, несмотря на жару, по коже бежали колкие мурашки. Эту волнующую нотку Денис никогда раньше не замечал, потому, что на уроках физик всегда бубнил, как приглушенное до минимума радио.