Цвет небес (ЛП)

— Вероятно. 
Я улыбнулась ему. Рука Питера была теплой, и я помню, как тогда подумала о том, что это уже не рука мальчика. За последний год он сильно вырос. 
Его ладонь покрывали шершавые мозоли. Я потрогала один из них подушечкой большого пальца и внезапно ощутила странную теплоту в животе. 
Я немедленно опустила глаза и отняла руку, а он посмотрел в сторону своего дома. Внезапно застеснявшись, я снова повернулась и зашагала рядом с ним.
Пару минут мы молчали, а затем Питер подтолкнул меня локтем, от чего я дернулась в сторону. 
— Давай наперегонки, — воскликнул он, и тепло ушло из живота. 
— Я тебя обгоню! 
И мы помчались на холм. 
Я тяжело дышала, когда мы добежали до ворот моего дома. 
— Встретимся через несколько минут? 
— Да, на этом самом месте. 
Я зашла в дом, чтобы переодеться в купальник. 
Чуть позже мы снова встретились и пошли дальше по улице к тропинке, ведущей через лес к озеру. 
Мы, смеясь, неслись по лесу, перепрыгивая через оголенные корни деревьев и нагибаясь, чтобы не удариться о низко висящие ветви. В лесу мы словно оказались в другом мире. Казалось, что море где-то далеко и, возможно, не существует. В воздухе висела звенящая тишина. 
Вскоре мы вышли из-под прохладной сени сосен на залитый солнечным светом пляж. Я сбросила босоножки, а Питер запрыгал на одной ноге, стягивая ботинок. 
— Не могу поверить, что ты меня на это уговорила, — сказал он. Бросил ботинок на песок, стянул другой и снял рубашку. 
Внезапно поняв, что при взгляде на его обнаженную спину и плечи мое сердце забилось быстрее, я прекратила расстегивать пуговицы платья. За зиму в нем что-то неуловимо изменилось. Он не только вытянулся, но и стал плотнее и сильнее. Он больше не был мальчиком, которого я знала. Он изменился. 
В следующую секунду он уже ринулся в воду с криком: 
— Кто последний, тот тухлое яйцо! 
Но я колебалась. Не могла продвинуться дальше третьей пуговицы… 
— Ух! — Питер вынырнул на поверхность и отбросил волосы назад. Серебристые бисеринки воды разлетелись от него в разные стороны. Он рассмеялся и вытер капли с лица, а затем встал, слегка дрожа. Он несколько секунд молча смотрел на меня, и улыбка сходила с его лица. — Что не так? 
Я прочистила горло и опустила глаза. 
— Пуговица запуталась в нитке. 
— Помощь нужна? 
Внезапно я смутилась и не могла даже посмотреть на него. Могла лишь медленно расстегивать пуговицы одну за другой с низко опущенной головой. 
— Справилась. Теперь все нормально. 
Но я не чувствовала себя нормально. Казалось, что я — это не я. В последнее время всё было как-то не так. 
Наконец я расстегнула последнюю пуговицу, сняла платье и положила его на песок рядом с одеждой Питера. Босиком дошла до кромки воды и коснулась её большим пальцем ноги. 
— Вода ледяная! — с улыбкой закричала я. — Чья это вообще была идея? 
— Твоя, и ты так просто не уйдешь! — Когда я не двинулась с места, он нахмурился. — Да что с тобой? Ты никогда так не копалась. 
Это было правдой. Питер хорошо знал меня. Я всегда во всем была первой — и весьма этим гордилась, принимая во внимание то, что моими лучшими друзьями всегда были двое мальчишек. 
Но в тот день все пошло иначе, и я не совсем понимала, почему. Может быть, дело в том, что Мэтт больше не с нами, и я об этом беспокоюсь? Или есть другая причина? 
— Мне что, затащить тебя сюда? — спросил Питер. 
— Придержи коней, я уже иду. 
Сжимая кулаки и напрягая плечи, я двинулась вперед, в ледяную воду. Когда я по бедра зашла в озеро, то глубоко вдохнула и нырнула. 
— Как лёд! — закричала я, выныривая обратно на поверхность. 
Питер обрызгал меня. 
— Сама всё это придумала, дурочка! 
И все снова стало обычным, и я вздохнула с облегчением, чувствуя, что все опять пришло в норму. 
***
— Ты когда-нибудь задумывался, есть ли рай на самом деле? — спросила я у Питера, располагаясь на полотенце рядом с ним и глядя на белые пушистые облака, медленно плывущие по небу. 
Питер перекатился на бок. 
— Нет, не задумывался. 
Я прикрыла глаза ладонью и посмотрела на него. 
— Ты не задумывался, потому что знаешь, что он существует? Или не существует? 
— Знаю, что существует. 
Я снова посмотрела в небо и переплела пальцы на животе. 
— А откуда ты знаешь? Бывал там? 
Он фыркнул. 
— Нет, но каждое воскресенье хожу в церковь и верю в Бога. Поэтому должен верить в рай. 
— Должен? — переспросила я. — Тебя кто-то заставляет в него верить? 
— Нет. Я просто никогда не задавался этим вопросом. И не могу поверить, что ты сомневаешься. Ты же поешь в церковном хоре! 
Я следила, как маленькая тучка наплывает на солнце, заслоняя его. 
— Наверное. 
Спустя секунду Питер вновь перекатился на спину. 
— Зачем ты вообще задала этот вопрос? Боишься смерти? 
— Все мы когда-нибудь умрем, — ответила я. 
— Это угнетает. 
— Но ведь правда же. 
Он повернул голову ко мне. 
— Да, но до этого еще далеко, Кора. У нас вся жизнь впереди, поэтому нет смысла сейчас беспокоиться о смерти. 
— А кто сказал, что я беспокоюсь? 
— Но ты же задала этот вопрос. 
Я приподнялась на локте. 
— Тебе станет легче, если я пообещаю начать думать о смерти попозже? Когда, по-твоему, можно начать? Когда мне будет пятьдесят? Или шестьдесят? А как насчет семидесяти пяти? 
Я улыбнулась. А Питер покачал головой. 
— Не думаю, что об этом вообще нужно думать. Какой смысл? Умрем и умрем. 
Я бросила на него взгляд. 
— А я-то думала, ты веришь в рай. 
Он уставился на меня, обдумывая мои слова. 
— Ты слишком много думаешь. 
— А ты — недостаточно много. Ты всегда такой… 
— Какой? 
Я запнулась, не в силах выразить свои чувства вслух. 
— Тебе всегда все кажется нормальным таким, каким оно есть. Тебя ничто не расстраивает и не бесит. Кажется, что ты вовсе не расположен что-то менять. 
— А зачем? Жизнь хороша. 
— Правда? 
— Ну да. — Он на несколько секунд задумался, а затем сел и покрутил локон моих длинных светлых волос двумя пальцами. — Особенно сейчас. 
Странная теплота вернулась в мой живот, и сердце вновь забилось быстрее. Мы смотрели друг на друга, согретые солнцем, и я все больше осознавала, что Питер лежит рядом со мной с голой грудью, а мокрые пряди волос падают на его лицо. Я увидела, как он облизнул губы кончиком языка, и поняла, что дышу тяжело, словно после марафонского забега. 
Он придвинулся чуть ближе и наклонился. 
Я закрыла глаза, когда его губы коснулись моих. Они были мягкими и теплыми, совсем не такими, как я ожидала. Его горячее влажное дыхание обожгло мне щеку, а кожа пахла природой и свежестью. 
Поцелуй продлился всего несколько секунд — которые я никогда не забуду — а затем Питер отстранился и удивленно посмотрел на меня. 
— Ты только что поцеловал меня, — заметила я. 
— Ага. Ты сердишься? 
— Нет. 
Он тоже тяжело дышал. Мы продолжали смотреть друг на друга широко раскрытыми глазами, и я не могла вымолвить ни слова. Я смущенно сглотнула, но прежде чем поняла, что происходит, он снова наклонился ко мне и провел ладонью по моей щеке. 
И снова поцеловал меня, только на этот раз приоткрыл рот и немного прикусил мою губу, чтобы мои губы тоже приоткрылись. Наши языки соприкоснулись. Я ахнула и удивилась, услышав этот звук, поскольку никогда прежде не издавала ничего подобного. Звук не выражал неприязни. По правде говоря, мне даже нравился вкус его языка и то, как Питер заставил мои внутренности дрожать, как желе. 
Питер положил меня на спину и склонился сверху, продолжая целовать меня. Он провел рукой и по моему боку и положил ладонь на моё обнаженное бедро. 
Я никогда прежде не чувствовала ничего подобного — такого дикого волнующего возбуждения. Я потянулась, чтобы обвить руками его шею и коснуться гладких четко очерченных бугорков мышц на его плечах.