Чувственность

Марибель разрыдалась, а Памела бросилась ее утешать, бросая на отца гневные взгляды. Джошуа вздохнул. Почему дочь не может понять, что он старается защитить ее и ее подругу? Обеим было по двадцать восемь лет — возраст, который шестидесятипятилетний судья Гарди даже не мог отчетливо припомнить.
— Я все-таки не идиот, — пробормотал Джошуа.
Он сразу догадался, что Памела сама писала себе эти письма, несомненно, для того, чтобы привлечь внимание Роналда О'Коннела, так как знала, что тот вскрывает почту. Она изменила почерк, но неужели всерьез полагала, что отец не узнает его? Или забыла, что он читал все ее сочинения с тех самых пор, как она пошла в школу?
Судья тяжко вздохнул. Неужели дочь считает своего старого отца таким дураком?
Памеле и Марибель по двадцать восемь, и обе до сих пор не замужем. Джошуа пожал плечами. Куда катится мир? Что случилось с нынешними молодыми людьми? Две красивые молодые девушки проводят субботние вечера за чтением женских журналов или уставившись в телевизор. Где же вы, господа доблестные рыцари?
Неожиданно у него заболело сердце — когда он подумал еще об одной женщине, чьи фотографии висели на стене в кабинете, за его спиной. Линда была его добрым ангелом. Его поддержкой и опорой. Она бы знала, что делать. Она была такой любящей, такой нежной! Ее смерть стала ударом для Джошуа, он не находил себе места и с головой ушел в работу, бросив Памелу на произвол судьбы. Если бы тогда он сумел взять себя в руки, дочь сейчас была бы иной. Может быть, она лучше училась бы в колледже. Может быть, никогда не связалась бы с Томом.
В глубине души Джошуа подозревал, что Памела вернулась домой, чтобы позаботиться о нем, и это только обостряло чувство вины. После всего, что случилось, Памела, похоже, сочла его слабым. И зря.
— Я, может быть, и стар, — произнес он, — но отнюдь не беспомощная развалина.
Джошуа был консерватором и приверженцем старых семейных ценностей. Да, он не слишком-то одобрял секс до брака, но, в конце концов, он не вчера родился. По правде говоря, он был не так уж возмущен самими письмами. Они отчасти даже позабавили его.
И еще Джошуа был в курсе всего, что происходит в его доме. Прошлой ночью он видел, как Марибель пробирается в комнату Никалса, и, позвонив в ее спальню, знал, кто снял трубку. Голос дочери так же, как и почерк, он узнал бы при любых обстоятельствах. В семь часов утра, когда Роналд О'Коннел вышел из спальни Марибель, растрепанный и ошеломленный, все окончательно встало на свои места.
Джошуа не одобрял подобного поведения, но время диктует свои условия. Судья улыбнулся. Его дочь и Марибель были талантливыми актрисами. Они разыграли целый спектакль, чтобы он ничего не заподозрил. О, это даже неплохо, что Памела и Марибель считают его таким недалеким. Он повернет их же оружие против них самих и выдаст обеих замуж за мужчин, которых они так стараются заполучить. Джошуа полагал, что сможет провернуть это, даже не читая женских журналов. А затем придет его черед бросить на них домашние заботы и со спокойным сердцем сидеть в кресле, покуривая трубку.
Сначала он поймает Никалса. То, что швед безумно влюблен, не подлежало сомнению, так что воссоединить их с Марибель проще простого. С Роналдом О'Коннелом проблем будет больше, но он отличная кандидатура для Памелы. Твердо стоит на ногах, спокоен, уравновешен. И главное — он и его дочь нравятся друг другу, даже если сами пока не осознают этого в полной мере. Джошуа надеялся, что объяснение Ронадда и Памелы не заставит себя долго ждать. Так или иначе, преступник все-таки существует, а это означает, что он, Джошуа, должен проследить, чтобы Роналд и Памела находились в безопасности, притом как можно ближе друг к другу.
— Чем ближе, тем лучше, — пробормотал судья Гарди.
И он знал, с чего начать.
  
4
 
Четырьмя днями позже Памела сидела в кабинете матери и просматривала бумаги, но, подняв на мгновение глаза, неожиданно увидела стоящего в дверях Роналда. С той памятной ночи Памела старалась избегать его, однако безуспешно. Невозможно не встречаться с человеком, если живешь с ним в одном доме. Даже если это большой дом. А может, были и другие причины — даже наверняка. Каждый раз, когда Памела видела его, она вспоминала жаркие объятия Роналда, ласковые слова, нежные поцелуи. И злилась на себя из-за этого, но поделать ничего не могла. Вот и теперь одного взгляда было достаточно, чтобы у нее сладко заныло сердце.
— Давно на меня смотришь?
— Какое-то время.
— Наслаждаешься бездействием?
— Я предпочел бы работать.
Она склонила голову набок, рассматривая его.
— А охранять меня — это не работа? — Памела изогнула золотисто-рыжую бровь. — Недостаточно героично?
Роналд хмыкнул.
— Я не стремлюсь стать героем.
— Ты можешь уйти, — разрешила Памела, опуская голову и делая вид, будто углубилась в чтение, в то время как на самом деле продолжала наблюдать за ним сквозь ресницы. — Папа будет недоволен, но я не думаю, что что-то произойдет, пока я сижу здесь и не двигаюсь с места.
— Вы что, прогоняете меня? Как перепуганная девственница.
— Да нет, просто не хочу утруждать.
— Ну, даже не знаю. — Ронадд пожал плечами, словно серьезно размышлял над ее словами. — В конце концов, работа не такая уж сложная.
— Правда? А мне-то казалось, что тебе здесь приходится тяжко.
Ронадд ухмыльнулся.
— Тяжко? Я думал, тяжко бывает беременным женщинам.
Памела почувствовала, что у нее начинают гореть щеки. Упоминание о беременности заставило ее осознать, что она — женщина, а он — мужчина, который занимался с ней сексом.
— Я полагаю, женщине, которая рожает, не до игры слов. Ей слишком больно. «В болезни будешь рожать детей», — процитировал Ронадд. — Но ведь дело того стоит?
Он так считает? Вопрос о том, хочет ли Роналд иметь семью, давно занимал Памелу, но при нынешнем положении вещей она не могла об этом спросить. Роналд тем временем продолжил:
— Так или иначе, я не думаю, что вы в опасности. Во всяком случае, не со стороны вашего приятеля.
— У меня нет приятеля. А что касается опасности… я не желаю из-за этого беспокоиться. — Памелу задело то, что Роналда больше не волнует существование ее предполагаемого любовника, однако она постаралась этого не показать. — Я в безопасности. И именно поэтому ты можешь уехать. Ты ведь нужен у себя в департаменте?
— Да. Но, кажется, здесь я тоже нужен.
— Ты говоришь так, словно это я виновата в том, что ты торчишь здесь.
— А то кто же?
Памела посмотрела на него невинным взглядом.
— И при чем же здесь я?
— Скажите мне, кто писал письма, и меня здесь не будет.
Кто? Ее сердце учащенно забилось. Как она может сказать ему?
— Обещаешь?
Роналд с деланно трагичным выражением лица приложил обе руки к сердцу.
— Что б мне сдохнуть, если я вру!
— Какой кошмар! — Памела усмехнулась. — Не надо таких жутких клятв. Звучит ужасно!
Роналд пожал плечами. Неожиданно изменив тему, он спросил:
— Слышно что-нибудь о Никалсе?
Она покачала головой.
— Я не могу его найти. Его нет ни у друзей, ни у родственников. — Памела злилась на себя за то, что невольно выдала тайну, которая ей не принадлежала. Но теперь, даже если Никалс не вернется, Марибель будет уверена, что он хотя бы знает о ребенке.
— Она неплохо держится, — заметил Роналд.
— Не надо рассуждать о вещах, в которых ничего не смыслишь, — отрезала Памела. — Ты, надо полагать, никогда не был помолвлен.
— А вот тут вы ошибаетесь.
— Ты? — искренне изумилась она. — Был помолвлен?
— В прошлой жизни.
Интересная информация… Но Памела не рискнула расспрашивать, боясь показаться излишне любопытной. Она подумала о Марибель, которая с головой ушла в работу, так что теперь в доме все вплоть до последнего подсвечника блестело и сияло чистотой.
— Да, бедняжка трудится не покладая рук, — подтвердила Памела. — Но только для того, чтобы отвлечься от грустных мыслей о неверном женихе.